Новгородские ушкуйники впервые появились на реке Вятке в 1174 году, застали там укрепленные городки, в том числе и самый большой, названный ими Болванским, где было главное капище местного населения, быть может полностью растворившего в себе вятичей, первых русских пришельцев, чьи верования в божественные силы природы и олицетворявших эти силы идолов были им все-таки ближе…
Во всяком случае, в этом очень далеком от столичного вятичского Козельска краю течет множество рек и речек с непонятными русскому человеку названиями — Пижма, Нылга, Какмаш, Идык, Кильмез, Унваи, Шуда, Кемда, Уржум и так далее, и лишь одна материнская, в имени которой зафиксирован явно славянский корень и русская флексия!
Корень «Вят»? Но что он может значить? И нельзя ли добраться через него до родового корня, происхождения вятичей? Мне это было бы очень интересно, потому как отношу себя к потомкам вятичей, несмотря на то что родился в Сибири. Мои предки по отцовской и материнской линии жили на Рязанщине в бассейне реки Пронн, охваченной в средневековье вятичским расселением, что пеопровержимо доказали в наши дни археологи, а задолго до них недвусмысленно засвидетельствовал летописец:
«…и прозвашася вятичи, иже есть рязанци».
Летописи пытаются также объяснить, откуда пошло название этого племени. Вятичей будто бы привел в незапамятные времена откуда-то с запада, «от ляхов», их вождь по имени Вятко, что может быть, однако, просто удобной легендой и к тому же совсем не проясняет смысла племенного персонима. Радимичей ведь тоже якобы привел Радим… Однако постойте-ка — уже на исторической памяти Руси геройски погиб в Юрьеве князь Вячко, защищая этот русско-эстонский город от немецких псов-рыцарей! Как емкую краткую повесть о славном и тяжком прошлом, перечитываю татищевские строки, описывающие события того года, когда с юго-востока на русскую землю впервые пришел Субудай, а на северо-западе лилась кровь латышей, эстов, литовцев и русских, отражавших натиск европейской орды:
«6731 (1223). Того же году немцы, пришед к Юрьеву, облегли и крепко добывали. Но князь Вячек, яко мудрый и на рати смелый, храбре охраня град, часто выпадая, многий вред немцом причини. С ним же бяху добрии бояре новгородци и псковичи, помогаху ему храбре…»
Между прочим, когда были напечатаны первые главы «Памяти», ко мне пошло много писем, и я с радостью отмечал в них жгучий интерес к родной истории. И вот в одном из писем — несколько нежданное для меня: «Вы часто ссылаетесь на Татищева. А кто это такой?»
Василий Никитич Татищев (1686-1750) — достойный сподвижник Петра и Ломоносова, великий труженик, исполинская историческая личность. Экономист, математик, историк, горный инженер, географ, лингвист, естествоиспытатель, этнограф, страстный собиратель старинных русских рукописных сокровищ, археолог, публицист, землеустроитель; можно сказать, палеонтолог, так как первым в мировой науке написал о мамонтах, философ, политик, просветитель, общественный и государственный деятель, дипломат, администратор, ученый-юрист и реформатор — автор примечательного проекта изменений в правлении Россией…
«Практичность во всем, — писала „Русская старина“ почти сто лет назад, — и в делах, и в воззрениях, полное отсутствие идеализма, мечтательности и глубокое понимание сущности вещей, находчивость, умение всегда ко всему приноровиться, необыкновенно здравое и меткое суждение обо всем и тонкая здравая логика-вот отличительные черты интеллектуального и нравственного облика Татищева». Чтобы порельефней представить эту могучую фигуру, приведу некоторые факты, связанные, с его деятельностью, обстоятельствами жизни и смерти. Знаток трудов Бэкона, Декарта, Лейбница, Гоббса, Локка, он участвовал как воин-артиллерист в штурме Нарвы, Полтавской битве и прутской кампании; этот специалист горнорудного дела открыл и по достоинству оценил немало редких манускриптов, и в их числе ценнейшую Русскую Правду Ярослава Мудрого-первый законодательный сборник нашего средневековья, а также «Судебник» Ивана Грозного, побывал с различными важными государственными поручениями в Германии, Польше, Дании, Швеции, вывез оттуда множество книг; основал теперешний Свердловск, открыл уникальную железную гору, назвав ее Благодатью, — она два с половиной века снабжала сырьем уральские заводы; этот бывший астраханский губернатор тридцать лет трудился над своей «Историей Российской», беловой экземпляр которой погиб в пожаре, а часть уцелевших черновиков впервые увидела свет спустя восемнадцать лет после смерчи автора; варианты этого феноменального труда с обширными комментариями были напечатаны еще через сто лет, я только революция сделала общим достоянием частные архивы, где хранилось немало рукописей В. Н. Татищева; после войны вышло первое подлинно научное издание его «Истории Российской». Отдав все силы служению родине, В. Н. Татищев, преследуемый всесильным Бироном и прочими недоброжелателями, значительную часть жизни прожил подследственным, подсудным и опальным, даже сидел в Петропавловской крепости, а последние двадцать пять лет, отстраненный от всех должностей, провел в деревне под Москвой… И вот, согласно семейному преданию, настал час, когда он заказал себе гроб, поприсутствовал при рытье могилы и попросил священника, чтоб завтра тот приехал приобщить его. Курьеру, прискакавшему в тот день из Петербурга с указом о прощении и орденом Александра Невского, вернул орден за ненадобностью. Назавтра он дал последние наставления детям и внукам, принял священника и скончался…
Ежемесячный исторический журнал «Русская старина» летом 1887 года с горечью писал, что могила столь достойного сына отечества находится в крайне запущенном состоянии. Об этом же сообщил еженедельник «Литературная Россия» летом 1980 года… Стыдоба-то какая на весь белый свет! А ведь там, в десятке километров от Солнечногорска, и не требуется многого. Неужто всем за последнее столетие стало так уж некогда? Только я не верю, что среди нынешних московских студентов-историков, например, совсем не осталось настоящих русских парней…
Снова к вятичам, эпониму Вятко и подлинному историческому лицу Вячко. Полное имя Вячко или Вячека — Вячеслав. Однако что оно значит? Понятны современные, скажем, сербские имена Мирослав и Драгослав или русские Святослав, Владислав, Ярослав, Станислав; Ростислав и Всеслав из «Слова о полку Игореве» и даже прозвище, хотя и спорное по смыслу, «Гориславлич». Но что означает русское имя Вячеслав и его корень «вяч» или, например, чешское Vaceslav и его корень «vac»?
А корни «вят» и «вяч», несомненно, близкие, но по каким законам они изменяют окончание и как это влияет на смысл при словообразованиях? Вопросы совсем любительские, почти праздные, и я подосадовал, что необходимость и даже возможность создания словаря корней отрицал величайший любитель и знаток русского слова Владимир Даль. Заглянув в его словарь, я нашел «вятку» — этим словом называли лошадь местной породы, выведенную в бассейне реки Вятки. А как этот замечательный знаток и толкователь русских слов, собравший их в своем бесценном словаре более 280 тысяч, в том числе и малоупотребительных, диалектных, местных, забыл слово «вятичи»?
Поразительно, даже не верится! «Вятичей» в «Толковом словаре живаго великорускаго языка» действительно нет, хотя Даль его употреблял в своих художественных произведениях, например в «Оборотне»: «Вятичи нередко сильно тоскуют по своей родине…» И совсем уж огорчило и почти обезнадежило меня высказывание В. И. Даля насчет словаря корней: «Корнеслов… это труд неблагодарный и часто бесполезный, выводы таких розысканий бывают более плодом увлечения, чем открытых истин; каким образом одно слово вырастало из другого, а тем более на первоначальном корне своем, этого никто не покажет».
Ладно, и я не покажу, но корни эти почему-то застряли в моей памяти и прорастали воспоминаниями. Однажды вспомнилось, как в детстве подселились к нам на тайгинскую улицу вятские — здоровые мастеровые мужики, быстро поставившие на задах наших огородов крепкие дома. С ребятишками- новоселами мы сразу подружились, охотно играли в новые игры, привезенные ими, целыми днями вместе пропадали в лесу и на речке Березовке. В детских ссорах мы дразнили их «вятскими», они нас «чалдонами», и я еще вспоминаю, как древний старик, разнимая драчунов, добродушно приговаривал:
— Мы, вячкие, робята хвачкие — семеро одного не боимся!
Но, может, я за давностью лет забыл, что именно так в народной речи звучало это слово — «вятские»? Звоню московскому писателю Андрею Блинову; зная, что родом он из вятских краев.
— Да, да! Именно так, — подтвердил он. — Только в нашей деревне говорили по-другому: «Мы, вячкие, робята хвачкие: семеро на одного — не боимся никого, а один на один — все котомки отдадим!»
— Крепкий народ, если умеет так шутить над собой.
— И еще. Плывут на плотах, а с берега им кричат: «Эй, что за люди на плотах?» — «Мы не люди, мы —
