держала в качестве заложников, открыв его Олегом Игоревичем Красным. Он был раненым уведен в Орду, где провел целых четырнадцать лет, и возвратился в Рязань, по сообщению Лаврентьевской летописи, только в 1252 году. Княжичейаманатов в Орде удерживали годами, чтобы обеспечить повиновение их отцов-князей. В разные годы там жили под постоянной угрозой смерти сыновья великого князя Дмитрия Константиновича суздальского Василий Кирдяпа и Семен, сын великого князя Михаила Александровича тверского Александр, сын Бориса Константиновича нижегородского Иван, сын Олега Дмитриевича рязанского Родослав и другие.
А сколько князей вынуждено было приезжать в Орду на поклон, подвергаясь унизительным процедурам шаманского «бсшення и кудейства»! «О, злее зла честь татарская!»-горестно воскликнул летописец после явки к хану самого Даниила Галицкого. Александр Невский, кстати, был первым русским князем, который в 1242 году побывал в Орде. Потом ездил туда еще трижды. Из последней поездки он не вернулся, умерев по дороге домой от неведомого недуга в возрасте сорока трех. лет. У нас нет доказательств, что он, как и его отец, был отравлен, но это отнюдь не исключено…
Навсегда останутся неизвестными погостные списки простых людей — русских, болгар, половцев, мари, мордвы, буртасов, адыге, черкесов, осетин, азербайджанцев, погибших по дороге в рабство от голода и холода, болезней и при попытках к бегству. Плано Карпини свидетельствовал, что в стране русских, «а также в Комании (то есть в половецких степях) мы нашли многочисленные головы и кости мертвых людей, лежащие на земле подобно навозу».
Л. Н. Гумилев пишет, будто «русские мастера ездили в Кара-Корум на заработки», только этого не подтверждают ни документы, ни очевидцы, ни умозаключения по каким-либо аналогам. На заработки в Кара-Корум! Русский человек не очень-то охотно едет и за семь верст, как говорится, киселя хлебать, а до Кара-Корума было семь тысяч верст тяжелой и опасной дороги. Да и было ли кому ездить-то на заработки? Плано Карпини писал, что в Орду из Руси насильно уводили каменщиков, плотников, вообще всех ремесленников и всех холостых мужчин и женщин. Кроме того, забирали каждого из трех сыновей из больших семейств, а также нищих, чтоб, наверное, уничтожать их как непроизводящую часть населения. Оставшиеся облагались данью. «Когда Русские не могут дать больше золота или серебра, — свидетельствует Гильом де Робрук через десять лет после Плано Карпини, — татары уводят их и их малюток, как стада, чтобы караулить их животных».
По различным малотиражным специальным изданиям рассыпаны старые и новые документальные и археологические сведения о положении городских рабов, которые строили завоевателям города, храмы, дворцы, ковали оружие, обрабатывали драгоценности. Квалифицированные ремесленники вроде ювелира Кузьмы, сделавшего Гуюку золотой трон и квадратную печать, оттиски которой можно увидеть на письме хана римскому папе, жили семьями, а молодые рабы строили себе большие землянки, где они содержались под стражей. Рацион: хлеб на вес, «но очень немного» и «ничего другого, как небольшую порцию мяса трижды в неделю». Одежда: «ходят в меховых штанах, а прочее тело у них все нагое», «иные от сильной стужи теряли пальцы на ногах и руках». Режим: «бьют как ослов». И это — симбиоз?!
Далекое — горькое и страшное! — время.
Никто и никогда не подсчитает, сколько людей было продано тогда в дальние страны. Из западноевропейского средневекового источника: «никакая другая торговля на Черном море в XIV-XV вв. не могла сравниться по важности с поставкой рабов в Египет». В работорговле Золотой Орды с Египтом, Сирией, Италией и Францией основным товаром были женщины. Итальянцы, например, закупали их в XIII веке на черноморских рынках в два раза больше, чем мужчин, а позже на одного раба брали четыре рабыни, причем неизменно по более высокой цене. В одном западноевропейском документе той поры названа самая большая цена, которая была заплачена за семнадцатилетнюю русскую девушку, — 2093 лиры, а самый ходовой разноплеменный живой товар сбывался по цене 136-139 лир «за штуку». Тамошние законодатели, кстати, в том же XIII веке разработали для рабов юридические нормы. В Руссильоне дети «белых татарок» Марф, Марий, Катерин и других, чьи имена не сохранились в документах, считались рабами, если даже они рождались от брака со свободным человеком, в Венеции провинившийся раб мог подвергнуться любой казни и пытке… (Полубояринова М. Д. Русские люди в Золотой Орде. М., 1978).
Много воды утекло, много страшного и горького приключилось за семь веков на родной земле, но почему-то не забывается и то, что пережили наши пращуры в десятом — пятнадцатом поколениях!
Не работается, нестерпимо хочется курить, и я выхожу на Ордынский тупик, в котором стоит наш дом. К нему примыкает небольшой сквер, где красуется оригинальнейший памятник архитектуры, охраняемый государством. Стройная трехъярусная колокольня совершенных пропорций и форм — Василий Баженов! С ней соединена трапезная.классического стиля, расширенная двумя приделами. Небольшие изящные портики с колоннами ионического ордера глядят на обе стороны. И уж совсем полное отступление от канонов старого московского зодчества — так сказать, фасад, выходящий на Большую Ордынку. Это круглый храм без традиционных трех апсид.
Сколько ни смотрю на памятник, восстановленный после пожара 1812 года другим великим русским зодчим Осипом Бове, меня не покидает ощущение, что кроме смелых и нестандартных классических форм, пришедших с запада, есть в его облике и нечто восточное. Богатые и пестрые орнаментальные опояски, огромный сферический купол над закруглением алтарной части. Храм, должно быть, не случайно стоит именно здесь, на углу Ордынки и Ордынского тупика, и не случайно называется Всех Скорбящих Радости…
Смотрю налево, пропуская машины, идущие с Красной площади. Как хорошо поставлен на ней Покровский собор-архитектурное чудо XVI-XVII-XVIII-XIX-XX и так далее веков. Когда идешь с той стороны, от Исторического музея, он вырастает перед тобой, величественно подымается в небо и будто парит над пустотой Замоскворечья, как что-то неземное, сказочное, и только нелепый кирпич гостиницы, появившейся недавно, потеснил его слева своим серым углом.
Отсюда, с Большой Ордынки, гостиницы, к счастью, не видать. Иду к обводному каналу, «Канаве». От храма почти незаметно улица входит в изгиб. Левый ряд старинных домов ползет по.неподвижным фасадам правого, и вот в небесном клинышке появляется шатровый придел Василия Блаженного, а за ним-купол за куполом-является каменная фантазия, целиком заполняя просвет Ордынки и… заслоненная какими-то каменными сараями сравнительно недавней кладки! По Черниговскому переулку, в котором стоит только что отреставрированный храм во имя Михаила черниговского и его боярина Федора, убиенных в Орде, перехожу на Пятницкую. Улица изгибается уже за Канавой, и опять весь просвет ее заполняет сказочный храм Бармы Постника, олицетворяющий великий народный праздник давней победы. Памятник тоже частично заслонен рядовой постройкой прошлого века, сводящей на нет великолепное пространственное решение гениального зодчего…
В табачном киоске беру папиросы и спички, разменивая рубль, и вдруг вздрагиваю, вспомнив, что наша основная сегодняшняя денежная единица пошла от самых горьких, и страшных времен в истории нашего народа.
В сущности, каждый предмет, на какой ни бросишь взгляд, имеет свою сложную и долгую биографию — будь то книга или часы, паспорт или компас, лампочка или монета; мир вещей нерасторжимыми узами связан с историей природы и людей… Вспоминаю, что в XIV веке великий московский князь платил Золотой Орде ежегодную «тягость» в 5000 рублей, новгородский — 1500; много это или мало?
Рубль. Кто не знает, что слово это образовано от глагола «рубить» и что-то когда-то и зачем-то разрубали, чтоб получить денежную единицу. Что, когда и зачем, вернее, почему?
Основной денежной единицей в домонгольской Руси была гривна, различная по весу и форме в разных княжествах, но я беру ее как среднюю денежную единицу, о коей есть подробные сведения в трудах историков. Это не монета, а золотой или серебряный брусок, и не маленький, не легонький — весил он чуть ли не полфунта, точнее 195 граммов. Впрочем, есть подсчеты, согласно которым усредненный вес гривны примерно 70 граммов. Реальную ценность серебряной гривны можно представить по ее покупной способности: за гривну можно было купить двести беличьих шкурок, за пять гривен — раба. Серебро было в средневековой Руси привычным обиходным металлом, и цвет его издавна вошел в народную и литературную поэтическую речь. Кроме «сребряна стружия», то есть древка копья, в «Слове о полку Игореве» упоминаются серебряная седина Святослава Всеволодовича, серебряные струи Суды и серебряные берега Донца. А выкуп за попавшего в половецкий плен князя Игоря был назначен в 2000 серебряных гривен, за других князей — по 1000, за воевод — по 100-200 гривен. Если учесть, что в походе
