— Начало восьмого. В девять мы должны быть у Залкинда.
— Знаю. — Она медленно встала с дивана и испустила слабый стон. Затем, стараясь не пролить кофе, проковыляла к камину и поставила кружку на полку, намеренно не замечая двух черно-белых фотографий, на которые обратила внимание накануне. Ворошить старое пока не хотелось.
Внезапно до Одри дошло, что на ней только тонкая пижама, под которой ничего нет! Девушка тревожно осмотрела себя и облегченно вздохнула. Все правильно. Просто за ночь она кое-что забыла. Вчера, когда они с Джолли покупали инвентарь я одежду для экспедиции, она учла, что в ближайшие дни им придется спать бок о бок, и выбрала для этого соответствующий наряд. Хотя пижама была женской — об этом говорил бантик у ворота, — назвать ее сексуальной, кокетливой или просто миленькой было бы явным преувеличением. Тонкая розовая ткань покрывала все ее тело за исключением головы, шеи, кистей рук и ступней. Но последние были закрыты носками.
По мнению Одри, ее длинная пижама была красивой и теплой, но совершенно бесполой. Слава Богу, в этом наряде не было ничего кокетливого, рассчитанного на то, чтобы соблазнить мужчину. Хотя по утрам Одри привыкла надевать халат, тут она решила, что это ни к чему. Конечно, она чувствовала бы себя более уверенно, если бы в присутствии Джолли на ней было что-то еще, но твердо сказала себе, что это вовсе не обязательно.
Однако ее ждал сюрприз. Повернувшись лицом к Джолли, она заметила, что тот осматривает ее с пят до макушки. Одри вспыхнула. А когда этот пронизывающий мужской взгляд остановился на ее груди, девушку бросило в дрожь. Казалось, затрепетала каждая клетка ее тела. Проследив за направлением его взгляда, Одри поняла, что бесполая закрытая пижама не только не скрывает ее напрягшихся сосков, но, наоборот, подчеркивает их. Чувствуя, что тело предает ее, Одри притворилась, будто ей холодно, и прикрыла грудь сложенными руками. А потом медленно отвернулась, избегая его откровенного взгляда. Спустя несколько секунд она обернулась и с облегчением убедилась, что Джолли опустился в ближайшее кресло.
— Я заметил, что вы хромаете, — деловито сказал он, вытягивая ноги и скрещивая их в лодыжках. — Я вас предупреждал. Нужно было послушаться и лечь не на диван, а на кровать. Вы бы выспались намного лучше.
— Через минуту все будет в порядке, — заверила Одри.
Она оперлась на одну ногу, а вторую начала сгибать и разгибать в колене, надеясь таким образом избавиться от ноющей боли, вызванной старой травмой. Нога часто доставляла ей неприятности, особенно при резкой смене температур наподобие той, которая произошла сегодня ночью.
Джолли сделал глоток кофе, продолжая наблюдать за ее гимнастическими упражнениями. Через несколько секунд он спросил:
— Боевая рана?
Одри повернулась к нему и недоуменно нахмурилась. Поняв, что этот ленивый вопрос означает всего-навсего желание начать светскую беседу, она улыбнулась.
— Да нет, не совсем. Просто в восемь лет со мной произошел несчастный случай.
— Серьезно? Наверное, вам было очень больно. Как это случилось?
Одри скорчила гримасу.
— Сами знаете, как бывает с детьми. Пара задир подбила меня на спор съехать со склона оврага на велосипеде, а я как дурочка согласилась.
— И упали, — сделал вывод Джолли.
Одри склонила голову набок. Ее лицо разрумянилось от тепла камина. И все же оборачиваться ей не хотелось. Пижама от Бенедикта Арнольда оказалась ненадежной. Учитывая то, как реагировало ее тело на изучающий взгляд Джолли.
— Ну, если честно, все было не совсем так. Овраг был глубокий, и, когда велосипед набрал слишком большую скорость, я испугалась. Надо было нажать на тормоз, а я попыталась спрыгнуть. Но споткнулась о педаль и приземлилась на правое колено.
— Сломали ногу? — с искренним участием спросил Добсон.
— Нет. Но разорвала все остальное. Мышцы, связки… Колено долго не заживало. Можно не говорить о том, что я получила хороший урок. — Одри наклонилась, взялась руками за колено и согнула ногу еще пару раз.
— Да уж, сомневаться не приходится. — Джолли слегка улыбнулся и кивнул. — Держу пари, задир вы больше не слушали.
Одри ответила не сразу.
— Ну… да… наверное. Все зависит от того, кого считать задирами. Но скажу честно: это был последний раз, когда я позволила себе струсить.
— Понимаю. — Лицо Джолли утратило всякое выражение. Он встал. — Иными словами, вы пытаетесь сказать, что не передумали и по-прежнему хотите ехать со мной.
— Я ничего не пытаюсь сказать. Но раз уж вы сами заговорили об этом… Нет, я не передумала. — В голосе Одри прозвучала вызывающая нотка.
Наступило тягостное молчание. Одри оперлась рукой о полку, наклонилась и стала смотреть на пляшущие язычки пламени; казалось, эти язычки вот-вот лизнут ее.
Джолли поставил свою кружку рядом с кружкой Одри и тоже оперся рукой о каминную полку, напомнив девушке о своем присутствии.
— Послушайте, разве мы только что не говорили об уроке, который вы получили в восьмилетнем возрасте? — Его тон был бескомпромиссным и твердым как гранит.
— Джолли, я поеду с вами, — с нажимом повторила она, продолжая, как загипнотизированная, смотреть на огонь. Словно тот мог добавить ей сил и решимости. — Вот и все, — быстро добавила она.
— Отлично. Просто отлично. — Джолли оттолкнулся от камина, но тут же снова оперся о него и наклонился к ее уху. — А вдруг колено подведет вас и вы не сможете держаться со мной вровень? Что тогда?
— Если так случится, вам придется бросить меня.
На челюстях Джолли проступили желваки.
— Вот именно, — сказал он сквозь зубы и придвинулся к Одри так близко, что между его грудью и ее спиной почти не осталось промежутка. Это нервировало и даже пугало ее, но она понимала, что таким способом Добсон пытается помешать ей удрать. — Что ж, будьте уверены, я так и сделаю, — насмешливо сказал он. — Если вы думаете по-другому, то ошибаетесь. И будете сильно разочарованы.
— Если дело примет такой оборот, я постараюсь дожить до вашего возвращения, — дерзко ответила она. — Но я поеду.
— Боитесь показаться трусихой?
— Я поеду, Джолли, — с нажимом повторила она, не поднимая глаз. Одри понимала, что ее дразнят, но не клюнула на крючок. — А вы ошибаетесь, думая, что я могу изменить свое решение. И будете сильно разочарованы, — повторила она его собственные слова.
Джолли прошипел какое-то ругательство, круто повернулся и пошел наверх. Спустя мгновение Одри услышала шум душа. Затем хлопнула дверь. Похоже, таким образом он пытался сказать, что ей пора готовиться к предстоящему бракосочетанию. До церемонии оставалось меньше двух часов.
Внезапно у Одри похолодело в животе. Этот холодок, бывший единственной приметой ее эмоционального состояния, не проходил целый час, в течение которого она ходила из комнаты в комнату, машинально собиралась и думала. Она заставила себя принять душ и одеться для события, которое могло… должно стать самым важным в ее жизни.
Но этот день для нее ничего не значит и никогда не будет значить, решительно сказала себе Одри. Повторение клятвы, которая сделает ее женой Джолли, не станет воплощением ее мечты. Джолли нуждается в ее помощи, вот и все. От этого зависит его жизнь. А так она для него пустое место и будет дурой, если поверит во что-нибудь другое. Хотя бы на секунду.
Но если бы Одри была честной с самой собой, ей пришлось бы признать, что попытки уговорить себя бессмысленны. Чувства, притаившиеся в глубине души, были упрямы, глухи и плевать хотели на голос рассудка. Согласно этим чувствам, брак с Джолли Добсоном — пусть временный — самое особенное и самое важное событие на свете. Событие первостепенного значения. И будет им всегда. Что бы ни случилось.
