– Стаканчик из 'Макдоналдса'…
– А… Я могу это объяснить. У меня проблемы. Недержание. Я могу предъявить справку от врача.
– Оставьте… Это в конечном счете никому не мешает. – Рамирес-Грэм поднимает чашку, держит ее на весу, будто забыв о ней; Светлана всегда смеялась над этим жестом. Она говорила, что так он словно позирует, ожидая вспышки фотокамеры. – Но камера зафиксировала и ваше пребывание в секретной секции Архива. Да, я знаю, мы должны были поставить дверь с семью замками… Слишком велико искушение – все время находиться рядом с запретным плодом. Но человек не может делать все, что ему заблагорассудится, какие бы намерения у него ни были.
– Я не сделал ничего плохого, посмотрев документы. Просто любопытство.
– Вы должны кое-что знать об Альберте, вашем создателе.
– Кое-кто оскорбил его. И я хотел удостовериться, что все это неправда.
– И не нашли документов. Не нашли, потому что их забрал я. Мне тоже было любопытно. Альберт – большая загадка для всех. Кстати, в чем состояло оскорбление?
– В предположении, что Альберт… был беглым нацистом.
– Да, я слышал эти слухи… И с сожалением сообщаю вам, что не знаю, насколько они правдивы. Но я не верю в то, что они подтвердятся. Или наоборот… Когда вернулись демократы, он не был выслан вместе с Клаусом Барбье.
– Это правда. После 1982 года
– Емуповезло. Немногие отдают себе отчет в том, чем являлась Тайная палата во времена диктатуры. Я не знаю, что сказать по этому поводу, но могу сообщить вам другие важные вести.
Тьюринг издает какие-то гортанные звуки, будто что-то мешает ему говорить.
– В последний раз, когда я навещал его, он произнес три слова. Кауфбойрен. Розенхейм. Уэттенхайн. Я выяснил, что два первых – названия немецких городов. О третьем я не имею понятия, но, возможно, я не расслышал его как следует. На этот вопрос может ответить моя супруга, но я не знаю, где она. Я несколько раз звонил ей, но, кажется, ее телефон выключен.
– И немецкие города наводят вас на мысль, что Альберт на самом деле был не агентом ФБР, а беглым наци. Кто знает, может быть, он был агентом ФБР и работал в Германии во времена холодной войны. Но я хочу поговорить не об этом. У меня есть нечто более важное для вас.
Не имея определенных доказательств, он все же уверен, что не ошибается. Он принадлежит к представителям культуры, в которой все говорится прямо. Это будет больно для Тьюринга, но и лучше для него. Тьюринг перестанет… перестанет жить во лжи.
– Сеньор Саэнс, – говорит Рамирес-Грэм, – вы один из лучших сотрудников Тайной палаты. Поэтому мне стоит большого труда сказать вам то, что я должен сказать. Вы помните свои первые годы работы в ТП? Когда вы приобрели славу человека, который никогда не ошибается. Того, кто может расшифровать все, что ни положит Альберт на ваш письменный стол. Я собираюсь рассказать, как вам удавалось это делать.
Рамирес-Грэм откашливается, прочищая горло.
– А удавалось потому, что все те сообщения были предназначены для того, чтобы их расшифровали.
– Не понимаю.
– Это очень просто и в то же время очень сложно. Я начну с самого начала. Альберт. Согласно секретным документам, которые я прочел, в конце 1974-го, на третьем году диктатуры, он находился в Боливии в качестве советника ФБР и тогда же добился аудиенции у министра внутренних дел. Слово за слово он рассказал министру о том, что в конце года его направляют в другую страну, но он хотел бы остаться в Боливии, если ему предоставят работу. Сказал, что правительство Монтенегро нуждается в специальной тайной организации, намекнул, что мог бы взять на себя ее создание, использовав свой опыт работы в ФБР. Судя по тому, что я прочел, министр сказал ему, что правительство уже располагает подобной организацией.
Рамирес-Грэм подходит к аквариуму и несколько раз стучит по стеклу, словно пытаясь привлечь внимание скалярий. Он только что вспомнил, что не покормил их, и делает это, одновременно продолжая говорить:
– Тогда Альберт возражает, что у правительства нет ничего, похожего на АНБ, агентства, цель которого – распознавание и перехват электронных сигналов и закодированной информации любого рода, чтобы держать правительство в курсе планов оппозиционеров. Наступают времена, которые делают необходимость создания такой организации безотлагательной. Следует также принять в расчет распространение в Южной Америке коммунистических идей; государство должно использовать все методы борьбы с советским и кубинским финансированием политических партий и воинственных марксистских группировок. Министр сказал, что Альберт не работал в АНБ. Тот ответил, что некоторое время осуществлял связь между ФБР и АНБ, и поэтому знает, о чем говорит. Министр заметил в облике и поведении Альберта некое несоответствие: к примеру, его акцент совершенно не был похож на акцент американца, говорящего по-испански. По его словам, акцент походил на произношение немца, который выучил сначала английский, а потом и испанский язык. Но тем не менее Альберт очаровал его.
– Все это мне известно, – нетерпеливо говорит Тьюринг.
– Подождите. Подождите немного. Тому, что я скажу дальше, нет неопровержимых доказательств. Существует информация, которую можно прочесть между строк, она подобна легкому шепоту. Но я отвлекаюсь. Тогда, как я говорил, министру в голову пришла одна из тех мыслей, из-за которых он считается самым умным из всех членов Военного совета. Принять предложение Альберта и рационализировать его.
Пауза. Рамирес-Грэм делает глоток кофе.
– Время от времени было необходимо уничтожать оппозиционеров, а некоторые военные с отвращением возражали против этого. Нельзя было ставить под угрозу престиж армии. Эти военные образовали группу 'Достоинство'. Помимо прочего, они просили объяснять причины так называемого политического уничтожения, то есть ареста кого-либо из оппозиции, высылки из страны и тому подобного. Они возражали против арестов тех, чья вина не была полностью доказана.
Рамирес-Грэм трогает стекло, за которым находится машина 'Энигма'. Как можно было использовать такие? Как можно было создавать криптографические системы без программного обеспечения?
– Министр посчитал, что лучше переборщить, чем допустить небрежность, какую допустили правительства Чили и Аргентины. Лучше прослыть вероломным тираном, чем оставить в живых потенциального коммунистического лидера. Грязная война не терпит рук в белых перчатках. Военные из группы 'Достоинство' посчитали такой аргумент недостаточным. Но они допускали возможность уничтожения людей при условии существования убедительных доказательств их участия в конспиративных действиях. И в этом случае можно было использовать Альберта.
– Использовать?
– Можно было придумывать секретные сообщения и распоряжаться ими по своему усмотрению. Министр попросил Альберта прийти еще раз. Посоветовался с президентом. За неделю был разработан план создания секретной Тайной палаты – организма, подчиняющегося ФБР; Альберт должен был полуофициально заведовать организацией.
– Ложь. Альберта никогда и никто не использовал.
– В первые месяцы 1975 года Альберта использовало правительство Монтенегро. Однако до конца года это держали в тайне. Альберт понял, что его используют; снача ла он ничего не сказал; затем намекнул, что ему известна суть происходящего, но он намерен продолжать свою работу. Возможно, у него не было другого выхода: он слишком много знал и, подав в отставку, подписал бы себе смертный приговор.
Взгляд Тьюринга начинает выражать беспокойство. Рамирес-Грэм замечает обиженное выражение его лица но чувствует, что не должен останавливаться. Он допивает свой кофе.
– Потребовалась некоторая фальсификация; нужно было придумывать якобы перехваченную информацию. Например, в прессе помещались рекламные объявления, содержащие секретные сообщения; затем они будто бы обнаруживались, и в их публикации обвиняли ту или иную группу оппозиционеров. Так погибли члены группы гражданских и военных, подозреваемые в организации плана свержения
