Простыни становятся липкими… Они и без того пропитаны моей слюной… Потом. Мочой. А теперь еще эта красная лужа…
Минуты проходят. Я знаю, что не умру. В конце концов эта моя жизнь иссякнет, но начнется другая. Возможно, я окажусь в Новой Зеландии или в Пакистане. Буду криптографом или криптоаналитиком… Снова буду раскрывать один код за другим…
Я стал. Я Альберт. Был им. Был многими. Уэттенхайн. Я не был Уэттенхайном.
Проходит примерно час, происходит смена караула. Охранник смуглый, с большими зубами. Обнаруживает меня. Встревоженным голосом звонит начальнику. Вызывает 'скорую'… Я хотел бы сказать ему, чтобы он успокоился. Чтобы поверил в меня. Или в моего создателя. В нашего Создателя… Потому что это был сам Творец. Всего сущего. Или нет… Возможно, это он сделал меня порочным демиургом… Видимо, только так можно объяснить эту космическую шутку. Сделать меня вечным существом, вынужденным жить в бренных телах.
Вечным в бессмертном теле…
Мое дыхание легкое. Будто тело предпочитает отчаянию безмятежное спокойствие. Будто знает, чего ожидать. Или – не ожидать.
Два санитара бесцеремонно перекладывают меня на носилки… Для них я – просто очередное тело. Я покидаю свою комнату. Я буду скучать только по этому окну. Даже не по фотографиям. Которые уже очень скоро перестанут быть моими… Меня переносят в машину 'скорой помощи'. Наверное, я в последний раз проезжаю по улицам Рио-Фугитиво. По его мостам, под которыми находят приют нищие и умирающие собаки… И самоубийцы…
Да, это будет мой последний вид транспорта. Машины 'скорой помощи' очень часто перевозят меня в таком состоянии. Службы безопасности этого государства тоже любят их использовать… Перевозить в них военных… Этакий невинный символ государственного произвола.
И я стою за некоторыми преступлениями. Расшифровывая… Или изобретая код. Чтобы погибли те, кто должен погибнуть…
Я электрический муравей. Моя сущность не имеет морали. Иногда. Как сейчас. Я возрождаюсь в людях подлых. Иногда – в тех, кто борется со злом. Или это одно и то же?
Например. Я был. Мариан Режевски. Криптоаналитик, который помог разобраться в сложном механизме 'Энигмы'. Могущественной шифровальной машины нацистов.
С появлением 'Энигмы'… Бумага и карандаш остались в прошлом. И технологии взяли на себя труд шифровки информации. Появилась возможность механизировать отправку секретных сообщений. 'Энигма' была похожа на портативную печатную машинку… Нажималась какая-либо буква на клавиатуре… С помощью кабелей клавиши были соединены с несколькими крутящимися дисками, которые смешивали буквы в беспорядке. Таким образом, одна буква превращалась в другую. Одна фраза – в другую. От дисков кабели шли к табло с маленькими лампочками… Каждая из них обозначала одну букву. Загорающиеся лампочки и были зашифрованными буквами, составляющими секретное сообщение.
Но это еще не все.
Каждый раз во время шифровки той или иной буквы вращающийся диск единовременно совершал двадцать шесть оборотов. На каждой из машин было по три таких диска. 26 х 26 х 26… В общей сложности насчитывалось 17 576 опций. И я еще не говорю о рефлекторе… И о круговой комбинации… Которые еще больше усложняли дело…
Машина была изобретена немцем Артуром Шербиусом[35] в 1918 году… Массовое ее производство началось в 1925-м. Еще через год ее уже использовали в немецкой армии. Им удалось купить
И из-за англичанина Алана Тьюринга…
Тогда я был одновременно двумя этими людьми. Я помог победить фашистов.
Я был Режевски. Родился в Бромберге… Городе, который стал польским владением после Первой мировой войны. И стал называться Быдгощ… Я изучал математику в университете. Был робок. Носил очки с толстыми стеклами. Начал заниматься статистикой, так как работал в страховой компании… В 1929 году получил предложение занять должность ассистента преподавателя в университете в Познани… В ста километрах от Быдгоша. И там я нашел свое истинное призвание. Человек из бюро шифров, член польского правительства, читал курс криптографии, на который пригласили и меня. Познань была выбрана из-за того, что до 1918 года принадлежала Германии… Большинство математиков говорили по-немецки. Он собирался подготовить именно молодых ученых… Научить их сложнейшему искусству раскрытия кодов немецкой армии. До того времени лучшими криптоаналитиками считались те, кто работал непосредственно с языком. С появлением 'Энигмы' все изменилось. Он подумал, что математики лучше справятся с этой задачей… И попал в яблочко… По крайней мере в отношении меня.
Санитары считают меня мертвым. Как это делали многие другие уже много раз. Машина то движется, то останавливается. То движется, то останавливается… Водителю приходится выйти из машины и поговорить с людьми, которые до сих пор перекрывают улицы. Я слышу обрывки фраз… Пожалуйста… Дайте нам проехать… Там умирающий старик. Те просят денег. Некоторые заглядывают в машину. Видят меня, лежащего на носилках. С открытым ртом…
Электрический муравей, который кажется выключенным.
Мы продолжаем свой путь.
Чтобы победить 'Энигму'. Я основывался на том факте, что слабость любой криптографической системы заключается в повторениях… Повторение 'Энигмы' в самом ее начале… В ключе сообщений, состоящем из трех дважды повторяющихся букв, что сделано из соображений безопасности. Этот ключ определял позицию вращающихся дисков. Ее последовательность… И так далее… Это ключ был в Книге кодов вооруженных сил. Кодификатор указывал на используемый вариант ключа. Человек, получающий сообщение, читал ключ и настраивал свою машину на волну приходящего сигнала… Таким образом закодированный текст расшифровывался автоматически.
И мне пришла в голову догадка… Если шесть первых букв сообщения являются ключом… Той самой группой трех букв, повторяющихся дважды. Скажем, DMQAJT. Тогда: первая и четвертая буквы, вторая и пятая, третья и шестая. Являются одинаковыми. Зашифрованные путем различных перестановок…
Если кто-то получал достаточное количество сообщений каждый день. Он мог получать большое количество информации с помощью первых шести замен. В нашем распоряжении находилось по крайней мере сто сообщений в день. И мы постепенно научились распознавать их ежедневный код. Ключевой сигнал… На это у нас ушел год. Но после этого немецкая система шифрованной связи стала для нас совершенно прозрачной. В тридцатые годы мы уже с успехом принимали шифры 'Энигмы'.
И наши достижения нельзя было недооценить. Недооценить то, что сделал я.
Мы даже сконструировали одну машину… Названную 'Бомбой'.[36] Способную менее чем за два часа распознать все возможные исходные коды 'Энигмы'. Даже выдать текущий код… Все закончилось в декабре 1938-го… Когда немцы решили усовершенствовать свою машину… И добавили еще два вращающихся диска. Что сделало декодировку практически невозможной. Первого сентября 1939 года. Гитлеровцы вторглись на территорию Польши. Началась война. И я ничего не мог поделать. Как раз тогда, когда во мне больше всего нуждались…
Мы вновь останавливаемся. Открывают дверь. Свет бьет мне в глаза. Я чувствую его своей сетчаткой… Мы приехали в больницу… Санитары берут носилки. Вносят в реанимационный зал. Я должен бы сказать им, что в моем случае ни о какой реанимации не может быть и речи. Случится то, что должно случиться.
Возможно, я уйду. Или нет.
В сущности, это одно и то же…
Может быть, это и есть мой приговор.
Кауфбойрен. Розенхейм. Имена возвращаются.
Ребенок… Где я был ребенком? Образы деревни. И ребенка. Но я не знаю, моя ли это деревня. И я ли являюсь этим ребенком.
