Вот несколько строк из приказа от 27 декабря 1943 года тыловым частям группы армий «Центр»: «Два начальника обоза одного саперного батальона познакомились в Могилеве с двумя русскими девушками, они пошли к девушкам по их приглашению и во время танцев были убиты четырьмя русскими в гражданском и лишены своего оружия. Следствие показало, что девушки вместе с русскими мужчинами намеревались уйти к бандам и таким путем хотели приобрести себе оружие».
В преддверии Победы
Разговоры о том, что солдаты Красной армии в Восточной Пруссии и Берлине, скажем так, не всегда были гуманны в обращении с гражданским населением, в ФРГ почти никогда не угасали. (Впервые цифры о возможном числе изнасилованных немок в столице — от 20 до 100 тысяч — появились в 1965 году в книге «Die Russen in Berlin» Эриха Куби.) В России об этом заговорили лишь в последние годы. И особенно в связи с одной публикацией английского историка Энтони Бивора, где он утверждает, что красноармейцы на территории Германии изнасиловали 2 млн женщин. В одном только Берлине их жертвами стали якобы 130 тысяч немок, из которых десять тысяч после этого умерли от болезней и последствий насилия или покончили жизнь самоубийством.
В том, что немок в Германии, а также женщин в других странах, куда вошла в 1944–45 годах Красная армия, ее бойцы и офицеры насиловали либо принуждали вступать с ними в интимную связь, сомнений, конечно же нет. Это происходило во многих местах (кстати сказать, как и при всех войнах, которые сами по себе — широкомасштабное насилие. — Авт.).
Милован Джилас, занимавший во время войны пост главы югославской военной миссии в Москве, в своей книге «Беседы со Сталиным» пишет, что жаловался советскому диктатору на зверства, совершаемые советскими войсками в Югославии. Сталин ответил: «Как вы не понимаете, что солдат, прошедший тысячи километров через кровь и огонь, может повеселиться с женщиной или взять пустячок на память?».
«Повеселиться» и «пустячок» нацистская пропагандистская машина в лице ее лидера доктора Геббельса подавала следующим образом: «В лице советских солдат мы имеем дело со степными подонками. В отдельных деревнях и городах бесчисленным изнасилованиям подверглись все женщины в возрасте от 10 до 70 лет. Кажется, что все это делается по приказу сверху, так как в поведении советской солдатни можно усмотреть явную систему» (это как: изнасиловал 10 немецких фрау и фройлен — медаль, нет — трибунал? — Авт.).
Энтони Бивор через много лет после кончины главного пропагандиста нацистской Германии добавляет красок: «Образ солдат с горящими факелами (!) над лицами женщин, укрывшихся в бункере, выбирающих себе жертвы, характерен для всех советских армий (в общей сложности более 2,5 млн человек. — Авт.), действовавших в Берлинской операции».
Не приходилось встречаться со «знатоком» боев в Берлине Энтони Бивором, но вот нескольких из тех советских солдат, кому довелось сражаться там в апреле и первых днях мая 1945 года, приходилось знать и много с ними общаться. Прошедший от Сталинграда до Берлина участник Парада Победы яровчанин Иван Лубинец свой второй орден Славы получил за уничтоженный им 1 мая 1945 года вражеский пулемет установленный в одном из берлинских подвалов. По словам Ивана Григорьевича, участвовавшего и в обороне Сталинграда, и в Курской битве, форсировании Вислы и Одера, таких накаленных, полных ожесточения и фактически беспрерывных боев, как в столице Третьего рейха, он за всю свою войну и не припомнит. Так что ему и его товарищам по оружию лазить по подвалам «с горящими факелами» просто некогда было.
Оценивая поведение советских солдат, военный историк Олег Ржешевский пишет:
«Страна за четыре года войны и оккупации потеряла более 26 млн человек убитыми на фронтах, расстрелянными и замученными в плену, отравленными в газовых камерах, погибшими в результате бомбардировок, артобстрелов, непосильных работ и террора на временно оккупированной территории страны, не говоря уже о косвенных потерях. Десятки миллионов остались без крова. Трагедия, ужас пришли в каждую советскую семью, и ярости солдат и офицеров, вступивших с боями на вражескую землю, не было предела.
Лавина мести могла захлестнуть Германию, однако этого не произошло. Бесчинства над местным населением — убийства, грабежи, насилия над женщинами, совершаемые военнослужащими Красной армии и других союзных армий, в том числе США и Великобритании, приняли весной 1945 г. тревожные масштабы. Но большинство солдат и офицеров советской и других союзных армий проявили гуманное отношение к мирным жителям. В различных районах, куда вступала Красная армия, ее отношения с населением складывались неоднозначно. Предотвратить насилие не удалось, но его сумели сдержать, а затем и свести до минимума».
И тем не менее
В своей книге «Женщина и война» оказавшаяся в конце 1944 года в находящемся несколько месяцев на линии боев небольшом венгерском городке Алэн Польц описывает на собственном примере, что означает выражение «дерут, как сидоровых коз»:
«Ночью к нам ворвался целый отряд, тогда нас повалили на пол, было темно и холодно, вокруг стреляли. В памяти осталась картина: вокруг меня сидят на корточках восемь-десять русских солдат, и каждый по очереди ложится на меня. Они установили норму — сколько минут на каждого. Смотрели на наручные часы, то и дело зажигали спички, у одного даже была зажигалка — следили за временем. Поторапливали друг друга. Один спросил: «Добре работа?».
Я лежала не двигаясь. Думала, не выживу. Конечно, от этого не умирают. Если только не ломается позвоночник, но и тогда умираешь не сразу».
Артиллерист Семен Соболев, город Ньирбатор, Венгрия:
«Пока шофера заправляли автомашины, бывшие тут солдаты побежали собирать разбредшихся трофейщи-ков другого типа — тех, кто в конце войны, не дотерпевши, стали печальными жертвами Венеры.
Спустился в подвал, длинный, темный. В дальней его половине, будто на вокзале, сидели люди — гражданские жертвы войны. Видно, попрятались от бомбежек, от артобстрелов. Справа в углу луч фонарика выхватил полураздетую девушку в импровизированной постели, а рядом нашего разведчика, теперь фамилии его не помню, оправляющего свою одежду. За его постоянное мародерство его не любили все солдаты дивизиона. Он уже кончил свое дело.
— Хочешь? — спросил он меня, кивнув на девушку, и начал расхваливать ее прелести. Венгерка по жестам, видимо, поняла его предложения, ухватившись за его руку и, приникнув к нему, запричитала:
— Нинч! Нинч! Нинч! (нет, нет, нет), — в смысле — уж лучше один, чем кто-то еще, еще и еще.
О война! До какого падения нравов ты доводишь людей?!
— Ну ты и циник! — процедил я брезгливо. — Команда — сбор!
И пошел к выходу. Очень скоро я с удовольствием вспомнил свою брезгливость и выдержку, когда нескольких солдат, в том числе и этот, были отправлены в медсанбат лечиться от гонореи».
Вспоминая о своем дальнейшем пребывании в Венгрии, уже после Победы, летом 1945 года в небольшом селе Энеш около города Дьер, Соболев напишет: «Жители все еще чувствовали подчиненное положение перед армией победителей. Хотя солдаты и офицеры вели себя с населением очень корректно, допуская, однако одну «мелочь» — жены хозяев, где квартировали наши офицеры, как правило, были любовницами своих постояльцев, и это терпеливо сносили их мужья».
В то же время, по многочисленным воспоминаниям и наших военнослужащих, и женщин на тех территориях, куда ступила «нога» Красной армии, интимные отношения между «завоевателями» и «завоеванными» в большинстве случаев складывались без всякого насилия.
Виктор Залгаллер:
