– Петербургский, едва вылупившийся из яйца цыпленок!
Недоверчиво поглядывал на Бошняка и Невельской.
Решили обойтись как-нибудь без «Охотска».
Стоявший на якоре компанейский барк «Шелихов» помог кое-как разместиться по-новому и погрузить все годовое снабжение и компанейские товары. Невельской стал приглядываться к новым подчиненным.
19. НА ПЕТРОВСКОЙ КОШКЕ
В непроницаемом тумане гремели невидимые цепи, хлюпала вода, откашливались и топали по звонкому настилу палубы невидимые люди. «Байкал» и «Шелихов» становились на якорь. Из предосторожности решили пока не давать о себе знать на берег. Разгадку исчезновения «Охотска» и мертвого молчания Петровского поселения откладывали до утра.
Плотный утренний туман по-прежнему не позволял осмотреться и определить, где именно находятся корабли, а проглоченный туманом пушечный выстрел, не подхваченный обычным звонким эхом, казался зловещим предзнаменованием. К полудню потянул холодный ветерок, туман поредел, но только стали подтягиваться шаг за шагом к берегу, чтобы предпринять рекогносцировку, как налетевший шквал поднял «Шелихова» и бросил на мель. Недобросовестно, кое-как сколоченный в Америке корабль тотчас потерял всю носовую обшивку и, раскачиваемый боковой волной, тут же стал тонуть.
Еще один выстрел разорвал тишину, но ответа по-прежнему не последовало. С «Байкала» и «Шелихова» торопливо спускали шлюпки: надо было спасать сбившихся в кучу людей, с ужасом взиравших, как вода подступала к самой палубе. Женщины молились, держа на руках ребят, и взывали о помощи. К берегу, к воде, спешили и махали руками какие-то звероподобные люди. Успокоительные слова моряков не действовали, «Байкал», не рискуя собой, не смог подойти поближе... Через минуту и он очутился на мели. Ветер крепчал, а перехлестывающие через палубу волны слизывали с нее и сбрасывали в воду сложенный под брезентами скарб...
Нелепо и медленно переваливаясь тонкими кривыми ножками с резными спинками, плыли стулья, кресла, нырял почему-то одним боком диван, из раскрывавшихся и снова захлопывавшихся дверок сыпались в воду безделушки, флаконы, портреты в рамках, белье, показывали мокрые блестящие спины свернутые ковры и тут же тонули...
Застывшими, непонимающими глазами смотрела Катя на гибель своей мечты устроить здесь, в лесах и болотах, культурный уголок... Потом как-то внезапно очнулась, встряхнула головой, поманила поближе к себе сгрудившихся неподалеку женщин и неожиданно спокойно сказала:
– Не бойтесь, я без вас, дорогие мои, не сойду! Сейчас подадут нам шлюпки.
Подбежавшие женщины обступили ее, обнимали колени, умоляли спасти детей.
– Я не сойду! – вскрикнула она в ответ офицерам, требовавшим сесть в шлюпку. – Вот! – и повелительным жестом она указала на женщин...
Смешавшиеся от неожиданного отпора офицеры повернули назад.
Погрузка людей с «Шелихова» на «Байкал» шла успешно, но волны работали над разрушением «Шелихова» еще успешнее: страшно было за судьбу годового продовольствия экспедиции...
– Ваша супруга сходить не хочет! – доложил Невельскому капитан «Шелихова» Мацкевич.
– Что-о! – заорал тот, как ужаленный, и, не прерывая распоряжений, приказал: – Возьмите силой!
Через минуту барахтавшаяся в сильных руках и оскорбленная насилием Катя была брошена в лодку. Она задыхалась от негодования, но скоро успокоилась, когда увидела спасенных женщин, теперь дрожавших уже за судьбу оставшихся на «Шелихове» мужей...
– Мой муж тоже там, вместе со всеми! – успокаивала Катя плачущих. – Там не опасно.
Люди на берегу оказались гиляками, соседями Петровского, до которого не дошли десяток верст.
Барк разгружали несколько дней. Значительная часть запасов погибла...
На Петровской кошке все оказалось благополучно – Орлов просто не слыхал выстрела. На якорях на рейде, стоял русский корвет «Оливуца», командир которого Сущев бросил тотчас на спасение «Шелихова» весь свой экипаж...
Изогнувшаяся длинной дугой, нырнула в море песчаная унылая кошка. Три бревенчатых домика для нескольких десятков человек команды, офицеров и семьи Орлова. Ни кустика кругом, ни травинки. Кошку резко отрезала от остального мира плотная стена угрюмого и безмолвного векового леса.
– И это все?
Катя присела на невыкорчеванный мокрый пень, сгорбилась и поникла головой. Минут через десять, однако, справившись с собой, сосредоточенная, прямая, высокая и величественно красивая, она прошла в казарму устраивать семейных. Не выплакавшие всех слез женщины продолжали всхлипывать, уткнувшись носами в уцелевшие подушки, теперь уже о погибших в море кастрюльках и сковородках. Некормленые ребята пищали.
– Полно, душечки, плакать! Всем тяжело!.. Обживемся, да еще как! – раздался бодрый голос Кати. – Давайте устраиваться как-нибудь. А прежде всего накормим ребят. Молоко не пропало? Давайте обсудим вместе, как и что делать дальше.
– Не чаяли мы никак, не гадали! – раздались голоса. – Мы думали, заживем на раздолье! А тут на тебе – ни кола, ни двора!
– Сами будем устраиваться, как захотим. Ну, давайте прежде всего молоко... У нас всего три коровы; потребуем по три кружки каждой матери на детку! Идет?
– А остальное?
– Остальное – больным, когда случится, и слабым. Правильно?
– Правильно, – повеселели женщины.
– Молочное хозяйство от мужчин отберем. Кто возьмется за молочное хозяйство?
– Аграфена Ивановна, – дружно заявили все.
– Теперь квартира. Где тут поставить перегородки и устроить кухню? Общей кухней будет ведать стряпуха, при ней кухонный мужик.
– А ты? – раздался чей-то робкий голос.
– Я?.. У меня тоже орава не малая: тут не то что накормить, это пустяки, тут одной штопки белья не оберешься.
Увлекшись своими разговорами, не видела, как тихонько подошел и в изумлении остановился Геннадий Иванович: вместо шаловливой Кати перед ним стояла зрелая женщина – хозяйка, умевшая, когда нужно, распорядиться, устроить. Вот она какая! И откуда у нее эти русские, простые слова?
– Я ненадолго, – сказала женщинам Екатерина Ивановна, поворачиваясь к мужу, – управляйтесь тут поживее. Ублажу своих, зайду еще, потолкуем об огороде.
– Вот что, – тотчас же заговорила она пораженному мужу, – пришли нам, голубчик, сегодня в казарму плотника поставить перегородки и засади его, и из солдат, кто умеет, делать столы, табуреты, кровати.
Невельской поморщился.
– Если будет возможно... Людей мало, Катя.
– Нам нужны мастера, взамен мы освободим двух, не нужных нам, – и она объяснила, каким образом.
– Хорошо, – сказал Невельской и запнулся.
– В чем дело? – спросила она спокойно.
– Я должен уехать: около Николаевского поста маньчжуры подстрекают против нас гиляков – не дали Орлову рубить лес. Пришлось приостановить строительство...
– Да, – немедленно согласилась Екатерина Ивановна и добавила: – И чем скорее, тем лучше: надо восстановить наш русский авторитет.
Это быстрое согласие, не сопровожденное ни одним словом сожаления о разлуке, больно кольнуло самолюбие влюбленного Невельского. Обида не прошла и тогда, когда с Катиной стороны последовал полный беспокойства вопрос: