К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ.

– Ты сказала, нужно готовиться... нам? – смущенно про­говорил Шелихов.

– Неужели ты мог предположить, что я останусь здесь одна без тебя?

Григорий Иванович изумился еще больше и невнятно про­лепетал:

– А как же дети?

– Их я пристрою к бабушке... Там им будет хорошо.

Шелихов вскочил и порывисто обнял жену. Ему вдруг стало жалко ее до слез.

– Ну и разодолжила... Ведь ты на островах погибнешь, ты это понимаешь?

– С тобою вместе. Понимаю... А чтоб тебе было понятно, прочти вот, – оказала Наталья Алексеевна и протянула мужу скомканное письмо Михайлы Голикова.

– Видишь, – продолжала она, – нельзя мне здесь оста­ваться... На каждом шагу приходится изворачиваться, играть в любовь. Иначе или пропаду, или твое дело погублю. Кто же защитит? Сама? А от сплетен куда денешься? Ты должен понять: другого выхода у меня нет и быть не может. А суро­вой жизни, опасностей с тобой не боюсь.

Григорий Иванович не отвечал. Удивленная молчанием мужа, Наталья Алексеевна понизила голос до шепота и, гло­тая слезы, добавила:

– Ну, а если оставишь – пеняй на себя...

Дружно осуждали знакомые решение Шелихова взять с собой жену.

– Не позволю губить женщину! – стращал его Якоби. – Мало ли чего ты придумаешь!

– Не дело задумал – убьют, каяться будешь, – говорил Иван Ларионович.

Ругали Григория Ивановича в купеческих домах за черст­вость, осуждали в государственных канцеляриях за рабо­владельческие замашки... А он еще никогда не видел свою подругу жизни в таком радостном настроении и любовался ее оживлением.

Шумные проводы за тридцать верст и устроенный на сла­ву пикник перед расставанием закончились тем, что назой­ливые ухаживатели в пьяном угаре, хохоча, без церемонии обнимали и целовали подпоенную крепкими винами и налив­ками Наталью Алексеевну. А она беспрестанно смеялась, сла­бо пытаясь отдернуть руки. Когда же удавалось освободить хоть одну, грозила пальцем перед самым носом зарвавшегося любезника.

Распоясавшаяся компания, держа ее высоко на руках, по­несла к приготовленному тарантасу. На глазах потрясенного этим зрелищем мужа Наталья Алексеевна шутя ерошила волосы и пудреные парики поклонников.

– Негодяи! – с сердцем сказал Григорий Иванович, как только лошади двинулись. – Хороша и ты. Смотрел с омер­зением... Позор!

– Понравилось? – спокойно спросила Наталья Алексеев­на. – А ведь ты собирался было оставить меня здесь одну... Теперь сам видел.

...Три новеньких галиота – «Симеон и Анна», «Три святи­теля» и «Св. Михаил» – с двумястами смелых людей на бор­ту медленно и осторожно вытягивались из бухты. Было это 16 августа 1783 года. Выйдя на морокой простор, они тотчас одевались белоснежными парусами и один за другим скрыва­лись из глаз.

Григорий Иванович и Наталья Алексеевна, стоя рядом, не сводили глаз с колокольни охотской церкви – оба были охвачены тревожными раздумьями.

Прощание с берегом вызвало у Григория Ивановича гор­деливые чувства. Он думал: «Я начертал план, компанию, создал капитал, построил эти корабли и сам иду искать новых земель, чтобы вдунуть в них новую жизнь. Вместе со мной плывут две сотни мне доверившихся людей, отдавших мне волю и тяжкий труд, и не только труд, но и жизнь. Ве­лика ответственность, но она становится легче, когда сам че­ловек уверен в своих начинаниях...»

Увы, суровая действительность дала себя почувствовать тут же: резкий противный ветер разбросал корабли по морю. «Три святителя» и «Симеон» приткнулись к первому Курильскому острову и не решались выйти отсюда три недели. Га­лиот «Михаил» с шестьюдесятью людьми на борту исчез.

Не пришел он и в назначенное на случай разлучения кораблей место – Берингов остров, где пришлось зазимо­вать. С буйными ветрами, снегом, метелями и лютыми моро­зами пожаловала незваная гостья – цинга.

Люди полегли, как медведи в берлоге, и угрюмо хворали, а спасение было в том, чтобы непрестанно двигаться. Но трудно было заставить людей ходить куда-нибудь по берегу моря на лыжах или в ясные дни – в горы. Это помогало от болезней, но убедить павших духом больных становилось почти невозможным.

Весна и охота принесли облегчение. Пришел и «Михаил». Все оживились, но окрепли только к июлю, и тогда корабли, осторожно переходя от острова к острову, стали пробираться к востоку, до самого крайнего, еще не обжитого Кадьяка...

Враждебная встреча со стороны туземцев не смутила Гри­гория Ивановича. Приходилось, как он, впрочем, и предпо­лагал, начинать с завоевания дружбы. Приветливое отношение к туземцам, подарки им, помощь в охоте, а вместе с тем и демонстрация силы – огнестрельного оружия – все было пущено в ход для установления сносных отношений.

Через три года Шелихов чувствовал себя в полной без­опасности даже на сборищах местных племен. Добрые отно­шения с населением острова по обычаю подкреплялись выда­чей аманатов.

В исследованных местах были построены укрепленные пункты с оборудованием для охоты и рыбной ловли.

С собой Шелихов увозил человек сорок туземцев, чтобы показать им ближайшие русские города – Охотск, Иркутск, а некоторых даже представить в Петербурге. Уходя на корабле «Три святителя», другие два он оставлял на месте для открытий новых земель и постоянной связи с Охотском.

Об одном Шелихов как будто забыл – об обогащении: он уезжал без пушнины. Не это было сейчас его целью. Надо было прежде всего обеспечить существование постоянных российских поселений и их рост на островах и американском континенте.

3. НЕОЖИДАННЫЕ ЗАБОТЫ

Так же как и три года тому назад, они стояли рядом на палубе и, не отрываясь, пристально всматривались в дали су­рового океана, стараясь увидеть родные берега.

Да, они стояли так же рядом, но на этот раз далекие друг другу: Григорий Иванович весь был поглощен думами и тяжелыми заботами о дальнейшем устройстве начатого дела; Наталья Алексеевна, считая свой долг исполненным, мечтала о шумном и веселом обществе, о богатстве, которое отныне потечет в их, шелиховские, руки непрерывной широ­кой струей. Она отошла от мужа и в каюте долго разгляды­вала себя в зеркало...

Стоял конец июля. Сильные ветры задерживали и отво­дили в сторону неповоротливое судно с измученной, обесси­левшей командой островитян, плохо владевшей искусством лавирования. Добравшись до первого Курильского острова, пришлось прервать путешествие и отстаиваться в одной из крохотных бухточек. Бросить же якорь у Большерецка уда­лось только в августе.

– Оставайся на судне, – даже не оглядываясь, коротко и повелительно сказал жене Григорий Иванович, направляясь к трапу, к которому едва-едва удалось подвести плясавшую на сердитых волнах байдарку. – Рыбы надо купить...

Наталья Алексеевна следила за ныряющей байдаркой, пока та не скрылась из виду в белой пене сердитого моря.

– Зря хозяин поехал-то – видишь, какая непогодь... – показывая на бушующее море, сказал подошедший штурман, прислушиваясь к свисту ветра в снастях и беспокойному скрипению подергивающегося на якорных канатах корабля. – Иди ужо, Наталья Алексеевна, в каюту – вишь, разгуля­лось как...

Байдара вернулась только к вечеру, с мокрым и сердитым байдарщиком. На вопрос вышедшей из каюты Натальи Але­ксеевны он грубо ответил:

– Водки бы дала обогреться. Уж и не знаю сам, как уцелемши добрался... Три раза дорогой опрокидался... «Куплю свежей рыбки, найму бот да на ем и доберусь», – ска­зывал Григорываныч. Думал, они уже под парусом здеся давно...