К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ.

– Садитесь, дело есть, – ответил вельможа, жестом указывая на кресла.

– А дело такое, – сказал наместник и, обращаясь к Шелихову, вставил: – Твой рапорт препроводил государыне императрице, но высочайшего решения пока не имею... – И после паузы: – Сделать же сейчас надо вот что: надо постараться закрепить за Российской империей вновь откры­тые американские земли... Пошлите немедленно от моего имени вашим доверенным мое секретнейшее, повторяю – се-крет-ней-шее, наставление, – он, погрозив указательным пальцем, приостановился, давая гостям прочувствовать важ­ ность задания. – За их усердие и преданность российскому престолу можете поручиться?

– Можем, – дружно ответили купцы.

– Так вот им, а стало быть, и вам обоим. Первое: когда доставятся вложенные в одном ящике пятнадцать гербов Рос­сийской империи и десять досок железных с изображением на оных медного креста и медными литерами сказанных слов «Земля Российского Владения», то стараться без потеряния времени выставить оные гербы на твердой земле Северо-Западной Америки, называемой Аляска... Далее: я даю свое наставление, как зарывать и как описывать место зарытая... А вот... четвертое: зарывать стараться доски так, чтобы не только не видали оных тамошние жители, но скрыть и от наших русских работников... Пятое: если случится, что для такого же промысла придут суда других держав, то вы имеете право сказать, что земля и промысел на оной принадлежат Российской империи. И что оные сысканы первее нашими мореплавателями... Ну, дальше там требую: о человеколю­бивом обращении с туземцами... о похвальном старании открывать новые земли... о хлебопашестве... Поняли?

– Да, ваше высокопревосходительство, исполним, – от­ветил Голиков, вставая и низко кланяясь наместнику.

Привстал и поклонился и Шелихов:

– Будет точно исполнена воля вашего высокопревосхо­дительства...

Якоби встал, схватил трость и, по-стариковски ковыляя, направился во внутренние покои. Сделав несколько шагов, он остановился и, повернувшись к смотревшим вслед купцам, пальцем поманил к себе Шелихова.

Шелихов, цепляя носками сапог пушистый ковер, быстро обежал стол и приблизился вплотную.

– Я чуть было не забыл, – сказал Якоби и тихо спро­сил: – Как рапорт твой о странствованиях по островам и в Америку?

– Составлен, ваше высокопревосходительство.

– Хорошо, поскорее представляй, поторопись.

Шелихов низко поклонился и, пятясь, отошел к своему спутнику.

– Кораблишек бы да войска немного, – вполголоса про­говорил Григорий Иванович, останавливаясь у запряженных сытыми лошадьми пролеток. – А он – гербы да доски для зарытия в землю...

– Да, много так навоюешь «земель российского владе­ния», – усмехнулся Голиков.

Но иронические замечания купцов не доходили до ушей вельможи.

5. «РОССИЙСКОГО КУПЦА ГРИГОРИЯ ШЕЛИХОВА СТРАНСТВОВАНИЕ В 1783 ГОДУ ИЗ ОХОТСКА ПО ВОСТОЧНОМУ ОКЕАНУ К АМЕРИКАНСКИМ БЕРЕГАМ»

– Ну что же, Сергей Петрович, читай, слушаю, – вер­нувшись от Якоби, обратился Григорий Иванович к ожидав­шему его секретарю и поудобнее уселся в глубокое кресло, крытое черной блестящей тканью из конского волоса. На сиденье и спинку кресла в зимнее время набрасывалась жест­кая волчья шкура.

На столе перед секретарем Шелихова лежала объемистая рукопись, состоявшая из отдельных, мелко исписанных замыс­ловатыми закорючками толстых синевато-зеленых листов шершавой бумаги.

Любовно и нежно прикрывая и поглаживая ее левой ру­кой, Сергей Петрович держал в заметно дрожащей правой основательную, наполненную до краев заморскую чарку в ви­де полушария. Украшенный аляповатым выпуклым гербом, тяжелый екатерининский штоф зеленоватого стекла опусто­шен был до половины и свидетельствовал о том, что собесед­ники уселись за стол не сейчас, хотя разложенные в мисочках соблазнительные закуски – зернистая икра, жирный балык, скользкие соленые рыжики – оставались нетронутыми.

Приглашение приступить к чтению заставило Сергея Пет­ровича вздрогнуть. Он молча и быстро привычным жестом опрокинул чарку в рот и, не закусывая, тотчас же маши­нально налил другую, а затем, растерянно глядя на хозяина, стал беспомощно водить выпуклым дном чарки по скатерти, не находя, к чему ее прислонить.

Серьезные холодные глаза Григория Ивановича превратились вдруг в смеющиеся щелки, окаймленные сетью лучи­стых морщинок. Не повышая голоса, он протянул руку к чарке и оказал:

– Дай ужо подержу, – а затем расхохотался, когда Сергей Петрович, откинувшись всем корпусом назад и убирая таким образом подальше от протянутой руки наполненную чарку, опять стремительно опрокинул ее прямо в широкое горло, булькнул и уже пустую услужливым жестом сунул хозяину. На одно мгновение перед глазами Григория Ива­новича мелькнула небритая, грязная шея гостя. Кожа на горле тотчас же дрябло обвисла, выпятился острый старче­ский кадык.

Веселая вспышка в глазах Шелихова погасла, и с участием в голосе он мягко повторил свою просьбу приступить к чте­нию.

– Григорий Иванович, – все еще держа руку на стопке бумаги, сказал секретарь, – я думаю, было бы весьма по­лезно прибавить к вашему повествованию посвящение его какой-либо знатной персоне, быть может, – он как-то по­перхнулся, – всемилостивейшей матушке государыне.

Последние слова он произнес с нескрываемой иронией: ему трудно было называть так непосредственную виновницу даль­ней одинокой ссылки, которую он разделял вместе со своим сиятельным патроном. Однако патрон неплохо поживал, окру­женный комфортом, в Томске. Дети его продолжали учиться в собственном курском имении. А бедный домашний учитель и гувернер Сергей Петрович Басов небрежным росчерком «высочайшего пера» был брошен безо всяких средств в да­лекую заимку на суровой Ангаре, откуда его извлек вездесущий Шелихов.

Тщетно пытался Григорий Иванович поставить на ноги хорошо образованного спившегося учителя, поручая ему не­которые свои дела, требующие тонкой грамоты. Терпеливо, иногда целые недели, он ожидал исполнения своих поручений, но, видимо, тщетно старался увлечь Басова своими широкими планами создания мощных русских колоний на Курильских, Алеутских островах, на Большой земле, как именовали тогда берега Северо-Западной Америки, и даже на почти забытом русскими малоизвестном Сахалине...

Разбираться в материалах путешествия на острова помо­гала Басову Наталья Алексеевна.

Стоял конец апреля, и, стало быть, зимнего пути на Пе­тербург не захватишь. Нечего было и думать дожидаться пока подсохнут дороги, – в Петербург надо было торопиться, а хлопот еще по горло, причем одни дела требовали широкой огласки, шумихи, другие, наоборот, – глубочайшей тайны или участия только немногих избранных.

Самой глубокой тайной была покрыта затея издания соб­ственной книжки о морских подвигах рыльского купца Ше­лихова: с одной стороны, было страшно – засмеют, а с дру­гой – заманчиво. Ведь прославишься на всю Россию. И только этот страх (засмеют!) останавливал Шелихова от посвя­щения книги «великодержавной матушке»... Но если не ей, то кому?

Перед мысленным взором Шелихова мелькнул образ хорошо ему известного, с большими связями Александра Нико­лаевича Зубова. «Правда, этот пройдоха и взяточник, – ду­мал Григорий Иванович, – всего только вице-губернатор и лишь мечтает о карьере в Санкт-Петербурге. Зато сын его, красавец Платоша, в конной гвардии и, говорят, частенько дежурит во дворце у императрицы. И кто знает, ведь Платоше, говорят, покровительствуют сам князь Салтыков и камер-юнгфрау царицы известная Мария Саввишна Перекусихина. Светлейший князь Потемкин далеко на юге и бес­силен помешать Салтыкову. А заместитель светлейшего в Пе­тербурге при Екатерине, Мамонов, что-то, по слухам, дурить начал: с какой-то фрейлиной в любовь играет...»

– Нет, – решительно произносит, будто очнувшись от тяжких раздумий, Григорий Иванович, – никакого