- Мятеж должен быть подавлен, а имущество бунтовщиков конфисковано. Действовать надо быстро. Позже, когда волнения спадут, нужно будет запустить программу деполонизации Привисленского края, а так же начать выселять поляков из так называемых Кресов*.
- Я думаю, слишком уж спешить все-таки не стоит, - робко возразил мне Бунге, - вряд ли Франция, а тем более Австрия рискнут в открытую объявить нам войну. Скорее всего все их требования и угрозы останутся на бумаге.
- Пусть так, но не учитывать худший вариант мы тоже не можем, - буркнул, успокаиваясь, Игнатьев.
- Согласен с графом, - подал голос Рейтерн. - Будем исходить из худшего. Однако, возвращаясь к теме денежных средств, хотел бы заметить, Ваше Величество, что даже при полном опустошении Польши, вопрос с необходимыми ресурсами решен не будет. Наши расходы действительно значительно превышают доходы и, к моему сожалению, я не вижу иного выхода кроме внешних займов, что предпочтительно, либо же нам будет необходимо сокращение затрат на новые проекты и повышение налогов, - развел руками министр финансов.
- Ваше мнение, Николай Христианович? - спросил я у Бунге.
- Увы, я тоже не вижу иного выхода, кроме как высказанного Николаем Христофоровичем, - подтвердил тот мнения коллеги.
- Хорошо, - сделал я паузу, - а как вы относитесь к идеи конфискации не только имущества польских магнатов и гагаринцев, но всех остальных заговорщиков из 'Занозы'?
Мои сподвижники переглянулись.
- С финансовой точки зрения это предложение не лишено смысла, но я не решусь предсказывать его политические последствия, - осторожно высказался Рейтерн.
- Что вы думаете, Николай Павлович? Политические последствия - это ведь ваша область, не так ли? - обратился я к Игнатьеву.
- Ваше Величество, на каждого члена 'Занозы' у нас накопилось более чем достаточно улик и показаний, вся сочувствующая оппозиционерам знать взята на карандаш. По-этому осуществить аресты и изъятие имущества мы вполне способны. Однако, как мне видится, главная сложность состоит несколько в другом.
- В чем же? - уже зная ответ, спросил я.
- Ваше Величество, это нам с вами известно, что изначально данный клуб создавался Дмитрием Николаевичем с целью выстроить нужные связи и знакомства для противодействия проводимой ныне политике, - начал свою мысль шеф разведки. - В высшем свете же он куда более известен как литературный и политический салон, а репутация его основателя, и при жизни весьма высокая, после его скоропостижной кончины и вовсе стала безупречной. Действия князя Гагарина безусловно вызвали отторжение и неприятие среди всего общества, они скорее рассматриваются как самочинные, и никак не связанные с собственно графом Блудовым и его салоном. В столице считают, не без нашей подачи, что главными действующими лицами заговора были поляки, а князь был лишь их поверенным в столице.
Первоначальные аресты лиц, посещавших клуб Блудова, вызвали в обществе определённое понимание: считается, что таким образом мы всего лишь определяем возможных пособников заговорщиков, ведь известно, что князь Гагарин был одним из наиболее активных завсегдатаев данного салона. Однако если мы заявим, что все, кто когда либо посещал данный клуб - мятежники... боюсь это вызовет минимум недоумение...
В салон Дмитрия Николаевича одаряли своим внимание уж слишком значимые особы: высший цвет чиновничества, высокие чины морского и военного ведомства, видные представители аристократии, - продолжал граф. - При этом большинство из них не имели контактов с группой, непосредственно участвовавшей в попытке покушения на Ваше Величество. Мы, конечно, можем выдвинуть против них обвинение в соучастии, но, увы, вряд ли это будет достаточным основанием оправданием в глазах общества для столь жестких мер. Если же мы проявим в этом вопросе жесткость, то возможны весьма негативные для нас последствия.
- Насколько негативные? - уточнил я. - Вы ожидаете новый мятеж?
- Ныне поддержка наших действий среди всех слоев общества, за исключением разве что жителей Царства Польского, безусловна, - немного помедлив, заявил Николай Павлович, - Однако, начни мы масштабные аресты среди блудовцев, это мнение будет поколеблено. Да, число посещавших клуб не высоко, едва ли больше двух сотен. Но это элита, лица обладающие богатством, связями, должностями и властью. Пока эти господа просто находятся под заключением в Петропавловской крепости нам нечего опасаться, но стоит только начать над ними судебные процессы, а тем более лишать их имущества... - Игнатьев сделал драматическую паузу и покачал головой. - Мы, конечно, можем объявить клуб Блудова осиным гнездом заговора, но общественное мнение тут же повернётся к нам спиной, возможны волнения в армии, а так же возникновение оппозиции нам в Сенате и Государственном Совете. Блудовцы будут считаться безвинно осужденными, ведь прямо доказать участие их в покушении будет невозможно. Конечно, даже при самом жестком приговоре, многие сочувствующие им будут выражать свою поддержку кулуарно, однако общее число наших молчаливых противников возрастет несоизмеримо. Вспомните, что случилось с вашим прадедом, Павлом. Безмолвное недовольство от восстания и бунта отделяет всего лишь одно неверное решение.
- Что же делать? Что вы предлагаете? - спросил я, живо представив себе нарисованную графом картину. С одной стороны выглядело все действительно неважно... с другой - когда еще будет подобный шанс прижать аристократию. Хотя сравнение с Павлом меня сильно напрягло.
- Ваше Величество, на данный момент арестовано более 500 человек, так или иначе связанных с 'Занозой'. Большинство из них, более трёх сотен, посещали данный клуб лишь один или два раза, и обвинять их в соучастии заговору было бы не справедливо, - высказал свое мнение граф. - Оставшиеся две сотни, по нашему мнению, были так или иначе связаны с планами Дмитрия Николаевича и предстанут перед судом. Однако я считаю, что необходимо будет ограничить жестокую кару непосредственными соратниками Гагарина, участие которых в покушении, или не недоносительство на оное, мы сможем доказать. Таковых мы насчитываем немногим более двух десятков человек. Остальных же придется объявить невиновными, либо назначить им символическое наказание в виде ссылки в провинцию и отлучения от должности, - обтекаемо предложил Игнатьев.
- Невиновными, граф? - оскалился я. - Вы называете невиновными тех, кого старый канцелярский волк собрал с одной целью - раздавить меня? Они и Гагарин - одного поля ягоды, единственное, что их отличает: князь стремился сделать это сам, силой оружия, эти же 'господа', - последнее слово я буквально выплюнул, - хотели бы сделать это без шума, без огласки. Так что они виновны, граф, - припечатал я стоящего передо мной Игнатьева, - 'намерение - есть действие', как говорит Библия. Они хотели власти для себя, хотели и шли к ней, просто более дальней дорогой, нежели князь. И то, что на их руках сегодня нет крови - не аргумент, она бы обязательно появилась, будь у них чуть больше времени.
- Вы правы, Ваше Величество, - сбавил обороты после моей отповеди начальник разведки, - однако это не меняет ситуацию. Осуждение этих людей в нынешней ситуации чрезвычайно опасно.
Меня разобрала злость.
- Слушая вас, Николай Павлович, можно подумать, что заговорщиков безопаснее отпустить по домам, - язвительно улыбнулся я. - Уж не объясняется ли такое пламенное желание снять вину с заговорщиков личными мотивами? Ведь если я правильно помню, в число членов кружка покойного Дмитрия Николаевича входит муж вашей сестры Александр Елпидифорович Зуров?
Игнатьев пошатнулся, как от удара:
- Да, к несчастью, некоторые из моих родственников оказались в списках арестованных, но это не имеет никакого отношения, к сути нашего вопроса, - в наступившей звенящей тишине оглушительным громом раздались слова графа. - Мои мотивы обусловлены лишь заботами о безопасности Вашего Величества. Если же в моей искренности есть сомнения - я готов тот час же подать в отставку, - заявил начальник разведки, склонив голову и щелкнув каблуками.
Пару минут мы мерили друг друга взглядами. Гнев, кипевший с момента покушения, наконец, нашел выход:
- Вашими заботами о моей безопасности, граф, меня чуть не отправили к праотцам! Одно это уже
