смерти юноша хорошо поел, вина выпил бокала два. Снотворного или лекарств не принимал. Следов обычных ядов не нашел. В воду не падал, угарным газом не дышал. Колотых, резаных ран нет, как и пулевых отверстий. Могу заверить, что смерть наступила от известной вам причины. Также я установил, что за пятнышки у него в области подмышки.
– Все-таки укусы вампира?
– Зря веселитесь… Следы прижиганий электрическим током.
– Его пытали?
– Всего лишь результат новомодного лечения электричеством, магнитными волнами, светом и прочей дребеденью, да.
– Юнофа был пациентом клиники?
– Частнопрактикующего врача. Официальная медицина на счет этих методов имеет большие сомнения.
Среди двух тысяч двухсот семидесяти двух врачей Петербурга частные клинки имеют десятка три эскулапов, не больше. А уж током лечат и вовсе единицы.
– Я распорядился оставить тело в Выборгском, -добавил Лебедев печально.
– Что молчите про отрыв конечностей?
– Это не отрыв.
– А что же?
– Самые обычные следы взрывного действия.
Родион Георгиевич прямо-таки удержал себя за вожжи, чтобы не подскочить или не стукнуть кулаком в гневе, а лишь сдержанно спросил:
– Могу ли знать, коллега: что обычного в отрывании ног, рук и головы при помофи взрывчатки? Напомните, когда встречались с подобным случаем? Не изволите хоть сообфить, какой тип применялся?
Лебедев горестно вздохнул:
– Да ну вас, увидели что-то в записке – и секретничаете, утаить пытаетесь… А я вот мечтал открыть тайную инкунабулу… Ну, хоть малюсенькую загадку… Я вот о чем все думаю: Жюль Верн в этом мае скончался, наш мир стал скучным и предсказуемым, капитану Немо не осталось места, одни бухгалтеры копошатся, преступления и те по списочкам вершат… Да что уж теперь… Ничего определенного про взрывчатку сказать пока не могу, судя по остаткам на шее – похоже на пироксилин. Наверняка не порох, не динамит и не «гремучий студень» наших бомбистов… Белые кристаллики… Сегодня установлю точно.
– Благодарю…
– Ну, признавайтесь, что вас так поразило в записке?
– Да с чего вы взяли?
– С того, что знаю вас как облупленного, да! Таинственная надпись на латыни будоражит? Дескать, кровавый обрубок и тут же «Первая кровь»? На игры гимназистов похоже… Так скажете?
В дверь вежливо, но уверенно постучали, избавляя Ванзарова от признаний. На пороге возник Джуранский, попросил разрешения доложить и щелкнул каблуками. Мечислав Николаевич никак не мог оставить привычки кавалерийского офицера.
– Списки пропавших лиц проверены, подходящих по полу и возрасту не имеется, – отчеканил ротмистр. – Вы приказали за три дня, так я на всякий случай взял за две недели.
Похвала нашла усердие.
– Также мною опрошен лакей князя Одоленского, – продолжил окрыленный Джуранский. – Он показал, что князь ночевал дома, а проснулся в восемь утра.
– Можно ли верить показаниям слуги? Наверное, выгораживает князя?
– Это невозможно. – Усики Джуранского дернулись вверх. – Бирюкин в нашем полку служил «охотником», то есть вольноопределяющимся… Хороший кавалерист был, с лошадьми аккуратен… Исполнителен, жаль, не пошел в унтеры после двух лет… Простите… С Пряникова протокол снят.
– Адрес, где проживает, записали?
– Никак нет. Я его в камере запер, в Казанском. Чтоб под рукой был. Прикажете отпустить?
Исполнительный ротмистр удалился с распоряжением проверить все пригородные вокзалы на предмет дамы в черном платье с сундуком. Сам же Родион Георгиевич глянул на часы и засобирался.
– Так про что записка? – напомнил Аполлон Григорьевич.
– Коллега, вам показалось, просто жарко и вообфе… – пробормотал на ходу Ванзаров.
Августа 6 дня, года 1905,
ОКОЛО ШЕСТИ ВЕЧЕРА, ПОЛЕГЧЕ.
Роща в Озерках
Они сошлись. Кусты надежно скрывали их от любопытных глаз. Можно было не играть в холодность, не бояться, что откровенный взгляд выдаст, и не краснеть удушливой волной, слегка соприкоснувшись рукавами. Держались за руки и не могли разорвать взгляд. Наконец кинулись в объятья, прижались. Их губы насытились. Дальше – только шепот:
– Как мне тяжело… если б ты знал…
– Надо потерпеть.
– Я без сил, боюсь не справлюсь…
– Постарайся, хотя бы ради меня.
– Делаю все, что могу
– Обещаю, это не продлится долго.
– Сколько?
– Не больше месяца. Все будет кончено.
– Я впервые боюсь.
– Чего?
– Боюсь потерять тебя.
– Со мной ничего не случится, обещаю.
– Это правда?
– Конечно.
– Что с той женщиной?
– Там приготовлено…
– Хорошо… Поцелуй меня…
– Наше время на исходе. Тебе пора.
– Опять натягивать маску…
– У тебя лишь маска, подумай как тяжко мне…
– Прости меня… Обними покрепче…
– Тебе пора.
– Постараюсь не сойти с ума от одиночества… Ну, напоследок…
На мгновение они потеряли осторожность.
Наказанием стал вежливый кашель из-за кустов. Краем глаза он заметил силуэт коренастого господина, невежливо разглядывавшего интимную встречу и опрометью бросился вглубь леска. Он верил, что ветки и сумрак спрятали лица.
Этакие презабавные камуфлеты случаются, господа.
Августа 6 дня, года 1905,
около пяти, еще жарко.
Вблизи Финского вокзала
