– В ночь с четверга на пятницу.
– Завефание князь переписал в субботу. Как это понять?
– Все приготовили три недели назад.
– А письма Фредериксу подсунули просто ради развлечения, чтобы ему было не до вафих фалостей?
– Прекрасно, сыщик!
Тут Родион Георгиевич поднялся, отошел шага на два, разгладил усы и резко повернулся:
– Могу ли знать, почему пофадили еще как минимум трех содалов?
– Что? – только и выдавил Берс.
– В списке обфества семь членов. Четверо мертвы, вы не в счет – осталось трое. Почему пофадили их?
– Так вы же схватили меня! – в отчаянии крикнул кровожадный чиновник.
Коллежский советник повернулся к Джуранскому:
– Думаю, все понятно…
В кулаке ротмистра призывно звякнули французские цепочки, но Ванзаров продолжил:
– Будем Берса отпускать.
– Как отпускать?! – раньше всех изумился преступник.
– А вы не хотите?
– Хочу но…
Кажется, и Джуранский не очень понимал, что происходит, но дисциплинированно не выразил протеста. А Лебедев и вовсе обратился за советом к походной фляжке.
Совершенно растерянный Николай Карлович застегнул сюртук на все пуговицы и, запинаясь, спросил:
– Так мне уходить?
– Да, свободны! – Ванзаров махнул рукой в сторону шкафа с вещественными доказательствами, что означало «на все четыре стороны». – Деваться вам некуда, в Литву не убежите. Сидите дома, ждите, когда вызову. Профайте, содал!
Берс натянул форменную фуражку чуть не на уши, сгорбился и понуро поплелся вон. Он покинул здание министерства, постоял на тротуаре, словно не зная, что теперь делать, и ступил на проезжую часть. Шел медленно, заложив руки за спину и глядя в землю. До той стороны набережной, где решетка ограждает гранитный берег Фонтанки, осталось два шага, как вдруг пронеслась черная тень.
Звук хлопка – как мешок с зерном уронили.
Николая Карловича сшибло с ног, ударило виском о брусчатку, прокрутило под всеми колесами и выбросило окровавленной, измятой куклой. Он лежал на груди, а подбородок против естества упирался в спину.
Прибавив скорость, мотор умчался по пустой набережной. Номера не было, лицо шофера скрывал кожаный шлем с очками. Только вот сомневаться, кто сидел за рулевым колесом «Де Дион-Бутона», не приходилось.
Князь Одоленский, кто ж еще. Как бы ни трудно в это поверить.
Августа 9 дня, часом ранее, +18° С.
Электролечебница Звягинцева на Мойке,
у Конюшенного моста
– Просто отказываюсь в это верить! – вскрикнул мсье Жарко, сжав всклокоченную шевелюру растопыренными пятернями, при этом великолепные усы пиками разлетелись в стороны. – Еще один неразрешимый случай!
Доктор Звягинцев застенчиво улыбнулся и предложил чаю.
Уж с полчаса знаток французского гипноза пытался выудить из памяти доктора нервических заболеваний стертое воспоминание. Применил весь арсенал психологических приемов, все техники внушения и раскрепощения сознания, но ничего не добился. Аристарх Петрович так и не смог вспомнить, кто же приходил вместе с юношей Морозовым.
– Что я скажу Ванзарову? – патетически вопрошал подданный Третьей республики. – Как я переживу этот позор? Не суметь добраться до простейшего воспоминания! И это я, кому нет равных в Европе! Нет, тот, кто это совершил, или гений, или дьявол во плоти, о mon Dieu!
– Стоит ли так, убиваться, коллега, – Звягинцев, водрузив пенсне, добродушно улыбнулся. – Науке только предстоит раскрыть множество тайн сознания.
– Каких тайн?! Это чистая техника, не более!
– Ну, давайте еще разок попробуем. Хотите?
– Я опустошен, я без сил, у меня больше нет воли! Мсье Жарко рухнул на стул и жестом провинциального
трагика уткнул в лоб растопыренную пятерню наподобие рогов лося. Аристарх Петрович неодобрительно хмыкнул, сам же прикинул: не пора ли налить эмоциональной натуре успокоительного? Но постеснялся.
– Хотите, познакомлю с методиками лечения мужеложества при помощи тока? Это любопытно! - ласково предложил он.
– При чем тут мужеложество?! Я на краю гибели! Это катастрофа! Зачем я только вернулся в эту ужасную страну?!
Последние сомнения отпали. Доктор Звягинцев поставил очевидный диагноз: психопатический истероид с манией величия. Месячный курс лечения, сорок рублей, возможен благоприятный результат. Но что делать с больным сейчас?
Пришлось использовать радикальный метод. Из стеклянного шкафчика явилась темная бутылочка с грозным ярлычком «Особо ядовито». Янтарная жидкость с ароматом отменной выдержки разлилась в две мензурки и после непродолжительных уговоров принята вовнутрь. Лекарство подействовало как нельзя лучше. Андрей Иванович успокоился.
– Позвольте порассуждать вслух? – Доктор Звягинцев опять разлил «яду» и пригласил насладиться. – Итак, я не могу вспомнить второго визитера. Если отложить гипноз и воспользоваться логикой, возможно очень простое объяснение.
Мсье опрокинул мензурку, занюхал донышком и мрачно спросил:
– Ну, и какое?
– Никакого спутника не было. Вы искали в моей голове воспоминание, которого там нет. Вот и все!
– Нет, этот фокус я бы разглядел.
– Жаль, была надежда… Знаете, что любопытно? Я действительно помню, что был кто-то, даже помню, что он расплатился…
– Прощу прощения, сколько берете за прием?
Тут Аристарх Петрович как-то странно посмотрел на гипнотическую знаменитость, ничего не говоря, бросился к столу, принялся рыться в ящиках и с победным криком выудил помятую бумажку. Квиточек оказался банковским чеком Азовско-Донского банка на двадцать пять рублей. Подпись владельца была хоть и затейливой, но читаемой. Разглядывая ее под лупой, Звягинцев разошелся с Жарко лишь в одной букве. Один читал: «Верc», а другой настаивал, что написано совсем иное, а именно: «Берс».
Августа 9 дня, около пяти, +18° С.
Набережная реки Фонтанки у Министерства внутренних дел
