счета в банке и прочее, – предоставлю в полную собственность моей младшей дочери Эльвире Ивановне, урожденной Агаповой, в пользование каковым она вступает немедленно по явке завещания, а во владение по наступлении ею совершеннолетия, а именно двадцати и одного года. На погребение мое, которое завещаю произвести без излишней пышности, и на раздачу бедным в милостыню издержать триста рублей. Сие распоряжение мое долженствует по смерти моей иметь действительную и совершенную силу духовного завещания, учинено мною в здравом уме и твердой памяти и писано все собственною моею рукою.
К сему завещанию мещанин И. П. Агапов руку приложил.
Что сие завещание писано и подписано рукою мещанина И. П. Агапова и что завещатель находится в здравом уме и в твердой памяти, в том свидетельствую…»
Дальше следовали подписи двух свидетелей.
Перечитав, Родион должен был унять волнение полноценным вздохом. Как все просто оказалось. Опасность, о которой он предупреждал Элю, не просто реальна. Она нависает страшнее скалы, готовой упасть в любую секунду. Став владелицей огромного состояния, умная барышня вмиг обрела страшных врагов. И как видно, действовать они будут не раздумывая. И в самые ближайшие дни. Если не часы. Конечно, это завещание не открыло всех тайн. Непонятно, для чего погибла барышня Лихачева. Непонятно, зачем появились надписи на коже. Непонятно, почему жертвы обескровлены. Но слишком многое обрело железную логичность. И открыло даже больше, чем полагалось.
Например, свидетелями завещания можно было ожидать кого угодно, но только не мещанку Маслову Лидию Карловну и мещанина Толстикова Дмитрия Ивановича. Хозяйка конкурса красоты и великий маг, оказывается, так близки были к Агапову, что им доверил свою тайну. Толстуха и карлик стали для ценителя красоты самыми надежными друзьями, которым он поручил самое дорогое, что у него было, – будущее своей любимой и самой умной дочери. Хотя чему удивляться: если Толстиков не родня, то уж госпожа Маслова – кузина, своя кровь.
Правда, о самом конкурсе красоты в завещании не было сказано ни слова. Быть может, устно завещал Масловой.
Логика подсказала еще одну идею. Родион специально закрыл глаза, чтоб не подглядывать, честно про себя назвал дату и только тогда посмотрел. Совпало достаточно точно. Если отсчитывать назад, завещание было составлено примерно за полгода до смерти Агапова. Когда случилось многое: было отказано от дома князю Эгисиани, горничная Вика поменяна на горничную Лизу, а старшие дочери аврально выданы замуж.
Что же тому причина? Быть может, узнал, что ему осталось совсем немного, и принял меры? Притом никого не хотел пугать и даже Эльвире ничего не сказал. Интересно, как приняла дочь владение всем гигантским состоянием? Наверно, достойно и смиренно. Никогда не скажешь, что она – одна из самых богатых невест России. Вот через три года начнется столпотворение желающих…
«Ей бы дожить», – подсказал себе Родион. Что будет непросто. Ведь по тому же наследственному праву в случае смерти дочери бездетной мать получает право пожизненного владения «благоприобретенным их детьми имуществом». А больше и не надо. Как высока, оказывается, ставка в этой игре. Куда выше, чем победа в конкурсе красавиц.
Но вот старшие дочери тут ни при чем. То есть выгоды от смерти Эли ни Ляля, ни Влада Ивановна не получают. И претендовать ни на что не могут. Для них наследство утрачено безвозвратно, стало вроде красивой легенды семей Изжеговых и Вонлярских. Ну, разве предположить, что дочки были в сговоре и им кое-что обещано? А после стало жалко делиться, и одну из них убрали. Но это фантазии, никаких фактов. Даже логика не готова принимать.
И при чем тогда смерть Вероники Лихачевой? Уж она-то никаким боком не причастна к богатству. Нет, не все тут ясно. Есть еще над чем поработать. Что ни говорите, а без бумажки порой и логике не справиться. Не будь завещания – так и ходил бы в потемках. Не может чиновник без бумажки, даже такой необычный.
А ведь прав Лебедев: кровь деньгами пахнет.
Невольно принюхавшись, Родион чихнул застарелой пылью и с силой захлопнул фолиант. Чем довел трепетного архивариуса почти до обморока.
На улице топтался бедный Николя, примерзший к тротуару.
– Ну как? – подрагивая, спросил он.
– Ничего интересного, скучные бумажки, – равнодушно ответил Родион. Есть в сыске вещи, которые мальчишкам знать пока не полагается. Тайны следствия, так сказать.
Гривцов молил и канючил оставить его для всякой надобности. Но суровый рыцарь отправил промерзшего оруженосца в архив департамента вернуть помятую папку. Сам же обещал скоро быть в участке, только заглянет в меблированные комнаты, тут, на Кирочной улице, совсем рядышком.
Уже знакомый портье Лобызин ответил приветливо и готов был посплетничать с приятным господином из полиции. Тем более что дел никаких не имелось. Время спокойное, одни жильцы разошлись, а другие еще не вернулись.
Господину из сыскной захотелось узнать о жиличке Лихачевой. Месье Лобызин доверительно сообщил, что девица не появлялась больше двух суток, чего раньше за ней не водилось, хотя проживает примерно полтора года. Он, безусловно, знает, что барышня трудится у великого Орсини, и даже сам просил билетики. Но был отправлен в кассу. С чего затаил обиду. И, как видно, обрадовался, что ею заинтересовалась полиция.
Лобызин подробно изложил весь распорядок Вероники. Вставала поздно, не раньше одиннадцати, завтракала у себя и уходила. Могла появиться в час, а то и в два или даже в три ночи. Порой от нее пахло спиртным, но чтоб заявиться без чувств – никогда. Что взять с актриски: богема, разгульная жизнь. Серьезных прегрешений за ней не водилось. Платила исправно и в срок, никаких задержек или просьб подождать. Да ей бы не предоставили кредит, не велика птица. Что касается гостей, то Лобызин затруднился кого-то вспомнить. Во всяком случае, мужчины визитов не наносили. Да это и запрещено. Почтенное заведение, а не дом свиданий.
Родион описал худого бледного юношу с перстнем, но такого портье не видел точно. Особенно в последние две недели. Что касается серба Дракоши, жившего на этаж ниже, то здесь Лобызин оказался и вовсе бесполезен. Жилец смирный, тихий, вежливый. Не замечен пьяным, смешно по-русски разговаривает, все время переспрашивает, будто не понимает. Как-то раз помогал мебель выносить, и никаких запросов или претензий. Душевный человек.
На прямой вопрос насчет отношений между сербом и барышней Лихачевой портье замялся, но доложил: сам-то он не может знать, весь день за конторкой. А вот половые сплетничали, что пару раз видели, как девица выходила из его комнаты. Но как-то все очень пристойно. Не похоже, чтоб у них роман.
Что же касается гостей самого Дракоши, то заглядывала к нему пару раз скромная девица, по виду прислуга, но и только. Стоило спросить: а может ли жилец провести к себе ночного гостя так, что никто не заметит? Портье нехотя признался: есть черная лестница, и замок только для виду. Проскользнуть можно. Но для этого дом надо хорошо знать.
Оставив за труды рубль, мало ли для чего еще пригодится человек, Ванзаров вышел на Кирочную. Где столкнулся с маленьким чудом. Прямо на него шла барышня Волгина. Видеться опять с сыскной полицией Лиза не желала, но ее вежливо подхватили под локоток и даже предложили свежее пирожное в ближайшей кофейне. Какая девушка откажется!
Родион заказал себе крепкий венский, что только и позволил организм-мучитель, а барышня пожелала сладкий, со взбитыми сливками и шоколадными пирожными размером с ноготок. Заведя светский разговор о трудной женской доле (но все же не допрос, чтоб душу вытряхивать), Родион был мягок и вежлив, как зефир.
Поначалу Лиза вела себя сдержанно, отвечала на вопросы односложно, но атмосфера кофейни и приятный молодой человек с роскошными усами сделали свое дело. Она размякла, словно оттаяла, скинула на плечи платок, до сих пор закрывавший ее по-крестьянски. Красота сделала свое разрушительное дело стремительно. Господа за разными столиками начали бросать пристальные и оценивающие взгляды. Их спутницы хмурились, а одна демонстративно покинула кавалера. Лиза ничего не замечала, будто давно
