– Вам в гимназии дали кличку?
– Таких смельчаков не нашлось... А вам?
– «Мишка», – печально вздохнув, признался Родион. – Дети замечают главное в характере или фигуре. Как клеймо – на всю жизнь. Надеюсь, барышни-смолянки не исключение... Скажите честно, разве похожа Грановская настолько на куницу, чтобы это стало ее кличкой?
– С точки зрения анатомии внутренних органов – ни капли! – криминалист приятно улыбнулся. – А живой не имел счастья с ней познакомиться... Да нет, скорее лиса, мордочка остренькая...
– Вот и я так подумал... Вы тут заканчивайте, а я поеду арестовать одного из убийц. Пока он не обнаружил ошибку и не скрылся.
– Уверены? – в голосе Лебедева не было дружеской поддержки.
– Вполне... В котором часу умерла Делье?
– Судя по температуре тела – около девяти вечера.
– Благодарю, этого достаточно...
Стало припекать. Над головкой, укрытой соломенной шляпкой с белыми и зеленными лентами, закружились ранние мухи.
Напоследок Ванзаров взглянул на умную и красивую женщину, в которую на мгновение влюбился, и пожалел, что ум ее оказался бессилен перед коварством. И ощутил что-то вроде смутных угрызений за то, что не верил ей и не защитил. Но распускать сопли чиновнику полиции неуместно.
Захватив городового Семенова, оказавшегося таким деятельным союзником, он взял пролетку и приказал на Литейный проспект.
4
Юный секретарь готовил срочные бумаги к дневному заседанию, когда дверь конторы сдалась под напором демонстративного удара, и на пороге показался тот самый неприятный господин. За ним маячил белый кафтан городового. Страж показался ростом с гору, видом с разбойника, да еще и злонамеренно держался за эфес шашки.
– Антон Сергеевич на месте и готовится, как всегда, защищать попранную справедливость? – развязно спросил незваный гость.
Пырьев хотел доложить, как положено, но ему не позволили. Заявив, что хочет сделать маленький сюрприз адвокату, господин без стука ворвался в кабинет.
Оторвавшись от бумаг, Грановский встретил визитеров без признаков робости и только спросил, чем обязан.
– Так ведь я с сюрпризом! – закричал Родион, откровенно фальшивя радость.
Адвокат остался спокоен.
– Господин Грановский, угостите конфеткой!
Механически потянувшись к карману пиджака, Антон Сергеевич отдернул руку:
– Прекратите паясничать. Иначе буду вынужден сообщить вашему начальству о вашем поведении.
– Угостите монпансье, – попросил Родион сухо и зло. – А то встретитесь с моим начальством быстрее, чем думаете.
Грановский стал шарить по карманам, выдвинул ящики стола и даже проверил за томами законов.
– Нет? Потеряли, наверно. Как обидно. Такая приметная вещь с вензелем. Хорошо, что смотрю под ноги, и вот подобрал на улице... – Родион показал серебряную коробочку. – Убедитесь, что ваша.
– Где вы ее нашли?
Старший городовой тяжело задышал, там ему хотелось сломать шею этому франтику, но чиновник полиции предупредил: держать себя в руках до особого сигнала. Этот мальчишка все больше нравился Семенову: простой и дельный.
– Как думаете?
Адвокат отмолчался.
– В таком случае... – Родион мастерски сменил интонацию на официальный тон. – Прежде чем оглашу вам, господин Грановский, обвинение, прошу ответить: что вы делали вчера между девятью и десятью часами вечера?
– У меня была деловая встреча.
– Назовите имя. Отговорки не принимаются. А если попробуете, все дальнейшее будет происходить в участке.
– Раз так настаиваете... – Грановский принял позу, олицетворявшую само спокойствие. – ... Я встречался с Екатериной Павловной Делье.
– Где именно?
– Недалеко от ее дома, на бульваре Большой Конюшенной улицы.
– Зачем?
– Вам это так важно?
– Нет, это вам так важно.
– Мне скрывать нечего. Около восьми, или что-то вроде того, госпожа Делье телефонировала мне и просила встретиться, чтобы передать шляпную коробку для одной нашей общей знакомой. В салоне что-то перепутали, и шляпку той дамы прислали Екатерине Павловне. И соответственно наоборот. Госпожа Делье состоит в сложных отношениях с этой дамой, мужа она не может посылать за таким делом, он дипломат, как известно, а горничная отправлена на дачу к детям. Я счел, что дружеская помощь не будет обузой в такое позднее время.
– Что было дальше?
Антон Сергеевич пожал плечами:
– Получил коробку, откланялся.
– Доставили ее по назначению?
– Собираюсь сегодня. Екатерина Павловна сказала, что это терпит до нынешнего дня.
– Где короб?
– У меня на квартире, где же еще.
– Почему не отвезли сразу?
– Как вы знаете, у меня не те обстоятельства, чтобы делать светские визиты.
– Заглядывали в коробку?
– Как выглядит дамская шляпка, я представлю и без этого. Не достаточно ли вопросов? Наконец, объясните, что происходит и где взяли мою конфетницу? Это подарок матери. Я весь дом обыскал, чуть с ума не сошел.
Ощутив неуверенность, идущую от юноши, Семенов размял кулаки. Что-то мальчишке не совладать, уменья пока маловато. Давно пора бы скрутить наглаженного мерзавца и душу вытрясти.
Старший городовой был немного прав. К другому разговору готовился Родион: к запирательствам, отговоркам и отказам. Адвокат перехитрил. На ходу надо перестроиться и найти иной прием. Оставался последний козырь сыщика.
– Попробую угадать, кому предназначалась шляпка, – сказал он. – Госпоже Хомяковой, не так ли?
– Поздравляю, – Грановский хлопнул в ладоши. – Гениально. А теперь извольте объяснить свою выходку. Будьте как дома, располагайтесь, да и вы, господин городовой, передохните, никто вашу шашку не отберет...
Игнорируя приглашение, Родион приблизился к столу и, упершись об его край, сказал прокурорским тоном:
– Как помните, Антон Сергеевич, вы числились у меня главным подозреваемым в смерти вашей жены. Но теперь станете главным обвиняемым по двум убийствам: Павла Хомякова, что произошло позавчера. И Екатерины Делье, которую вы убили вчера вечером на бульваре...
– Что вы сказали?! – спросил адвокат, не теряя каменного лица.
– Отдаю вам должное: хорошо сыграли горе при известии о смерти приятеля. Я поверил. И ведь позабыл, что адвокаты куда хуже актеров, те хоть за искусство кривляются, а вы – только за деньги. Имейте в виду: второй раз меня не провести. Уверен, что такой опытный человек, как вы, будете запираться до последнего. Но обещаю: носом землю рыть буду, город переверну, что угодно сделаю, но заработаю для вас пожизненную каторгу.
