Влюбленные осушили бокалы, и Ян снова наполнил их, протянул Хун и прочитал стих:
Хун приняла бокал, протянутый ей Яном, и слезы брызнули у нее из глаз.
— Вы знаете все мои мысли, поэтому я ничего не буду говорить о любви, хотя чувства переполняют меня, как волны — узкий поток в бурю… Мы поклялись встретиться и не расставаться больше… Никто не в силах отменить этого расставанья, и никто не знает, когда назначена нам встреча. И я не знаю, что теперь станется со мною: ведь я подневольная, приписана к управе… Однако молю вас об одном: берегите себя, и да будет ваше странствие благополучным! Верю, вы осуществите задуманное и добьетесь успеха. Не забудьте тогда и обо мне!
Стараясь пересилить горечь разлуки, Ян взял Хун за руку и произнес:
— Все в жизни предопределено, и ничего не может изменить человек. Как была предопределена наша встреча, так предопределена и наша разлука. Как знать, может, мы будем еще наслаждаться знатностью и богатством, любовью и счастьем! Верь, разлука будет недолгой, и не тревожься обо мне.
Они сошли вниз, и на ступенях павильона Хун подозвала слугу:
— Будь верен господину Яну. Вернешься — награжу! Слуга поклонился и отошел. Хун наполнила бокал и повернулась к Яну.
— Когда мы расстанемся, даже закрытые облаками горы и те для меня опустеют, и я начну ждать от вас весточки. Ветреным утром и дождливым вечером, в дороге и на постоялом дворе помните, что я тоскую без вас!
Пригубив вино, Ян сел на осла, кликнул мальчика и слугу и вскоре скрылся из виду. Облокотившись на перила, Хун долго смотрела вслед любимому. В небе зажглись звезды, потемнели горы, туман пополз по полям и равнине. Ничего не стало видно, кроме облаков в вышине, ничего не стало слышно, кроме щебета птиц в ветвях… Хун то и дело вытирала мокрое лицо рукавом, даже не сознавая, что вытирает слезы. Вне себя от горя, села она наконец в экипаж и поехала домой.
Через десять дней Ян достиг столицы[114] и был поражен великолепием императорского дворца и шумной жизнью этого города, сердца страны. Он подыскал постоялый двор по средствам и несколько дней отдыхал с дороги. Потом, решив, что пора отослать весточку в Ханчжоу, вынул бумагу, написал письмо, отдал его слуге и, отсчитав пять лянов серебра, наказал тому быстро возвращаться к хозяйке.
— Слушаю, ваша милость, скоро я доставлю вам ответ госпожи, — сказал слуга и уехал в Ханчжоу.
А Хун, проводив Яна, вернулась в терем и сказалась больной. Ворота заперла, гостей принимать перестала, наряды забросила и смыла с лица румяна и белила. Сидела одна и думала: «Я посоветовала Яну взять в жены дочь правителя Иня, и Ян не забудет этого. А я стану его наложницей, и мне придется всю жизнь делить с нею радости и горе. Нужно подружиться с этой девушкой!» Решившись, Хун надела праздничные кофту и юбку и отправилась в управу. Правитель Инь встретил ее ласково.
— А говорили, ты болеешь! С чем пожаловала? Хун поклонилась.
— Обычно я прихожу, когда меня позовут:[115] я ведь подневольная. Но сегодня осмелилась прийти без приглашения — одна мысль меня одолела.
— Вот и хорошо, — отозвался правитель. — А я свободен и хотел было позвать тебя, чтобы поболтать, да вспомнил, что ты нездорова. Так что ты хотела мне сказать?
— Ваша милость! Последнее время места себе не нахожу, опротивела мне жизнь в зеленом тереме. Нельзя ли поселиться мне при вашей дочери, у вас в доме — поучиться уборке, шитью и другой домашней работе? Может, это избавит меня от хандры.
Правитель, зная, что Хун обладает множеством достоинств, согласился взять ее к себе в дом. Он прошел с ней во внутренние покои и, позвав дочь, сказал:
— Ты у меня все одна да одна. А вот девице Хун надоел ее шумный дом, где вечная суета, и ей хочется пожить возле тебя. Я разрешил это. Ты довольна?
— Как вы решили, так и будет, — ответила послушная дочь.
Хун заговорила с нею:
— В зеленом тереме я смогла постигнуть только секреты любви, но не знаю самых простых домашних дел и обязанностей женщины в семье. Поэтому мне очень хотелось пожить у вас и поучиться всему этому, и за то, что не прогнали меня, спасибо вам от сердца!
Дочь правителя промолчала. Вечером Хун поехала в терем, отдала Лянь Юй нужные распоряжения, а наутро перебралась в управу. Барышня Инь у себя в спальне была погружена в чтение. Хун подошла к столику, за которым та сидела, и спрашивает:
— Что за книгу вы читаете?
— «Повесть о верных женах», — ответила Инь.
— Я знаю, — сказала Хун, — что в этой книге написано: «Тай-сы[116] была первой женой чжоуского Вэнь-вана и такой добродетельной женщиной, что остальные жены слагали стихи в ее честь». Наверно, все жены ладили между собой, потому что Тай-сы хорошо ими управляла. А может, ей было легко управлять как раз потому, что в семье царило согласие. В старину говорили: «Любая женщина, не важно, добрая или злая, становится ревнивой, попав во дворец». О женской ревности известно давно. Но я думаю, что ревность с согласием не уживается.
Дочь правителя взглянула с интересом на Хун и произнесла:
— Говорят, что если источник чист, то и река чиста, и если палка пряма, то и тень от палки прямая. Хороший человек и варвара на ум наставит!
Хун улыбнулась.
— В «Книге перемен» сказано: «Облако следует за Драконом, Ветер следует за Тигром». Даже во времена Яо[117] и Шуня невозможно было обойтись без таких подданных, как Хоу-цзи и Се-и. Даже мудрые Тан-ван и У-ван[118] не сумели бы добиться процветания без таких помощников, как И Инь[119] и Чжоу-гун.[120] Если бы жены Вэнь-вана уподобились злодейкам Бао- сы[121] и Да-цзи,[122] то, несмотря на все добродетели Тай-сы, никакого мира в семье не было бы.
Дочь правителя заметила в свой черед:
— Говорят, доброта — от себя, счастье — от Неба. Муж может оспаривать мои поступки, но волю Неба не оспорить! Значит, если жена плоха — на то воля Неба. Если такая попалась мужу, ничего не поделаешь. Однако добродетели Тай-сы должны служить нам примером.
Очень скоро Хун полюбила дочь правителя за чистоту ее помыслов, а та полюбила Хун за ее ум и знания.
