Терракотовая старуха

святое...

– Раньше – это когда?

Последние годы она отмечала в клубе. С тех пор, как у нее появились новые друзья. Свою компанию она называет «с миру по нитке». Мне это кажется странным. В институте мы собирались своей группой. У ее друзей разные специальности.

«А где вы познакомились?» – «Ну, – она задумалась, – в общем-то... С кем где».

Меня настораживают уклончивые ответы. Хорошо, что они наконец соберутся.

«И что, часто встречаетесь?» – «Часто?» Не люблю, когда она переспрашивает. «Ты плохо слышишь?» – «Хорошо. Не часто. У нас своя группа в Контакте...»

Политолог, экономист, филолог... Если я, конечно, не путаю. Дочь называет это принципом средневекового университета. Говорит: современный человек не должен ограничивать себя специальностью – внутри каждого сообщества складываются привычные стереотипы – это сужает кругозор. Рано или поздно специалист начинает замыкаться в своей среде.

«Почему – замыкаться?» – «А как иначе? Замкнутая среда вырабатывает свою систему аксиом. Со временем это заканчивается полной изоляцией. Члены сообщества апеллируют исключительно друг к другу. Взять, например, демократов: замкнулись в западной риторике, потеряли реальные рычаги».

«Ну, – я возразила по справедливости, – демократы проповедуют вполне здравые вещи». – «Вот именно! – Александра оживилась. – Проповедуют. С точки зрения результата либеральная проповедь не лучше любой другой».

«Неужели? – я перешла в наступление. – Даже фашистской?» – «При чем здесь это? – она сморщилась. – Пропаганда нацизма – экстремизм. С экстремистами должна разбираться милиция. А вообще... – все-таки сбавила обороты, – в нашем мире полезно иметь своих людей. Чужие, как правило, разводят. В смысле, надувают».

Отставания от времени, в частности, проявляются в сленге: те, кто не догоняет, используют сорные словечки прежних времен. В разговоре с отсталой матерью моя дочь это учитывает. Яна сказала бы: шьет по старым выкройкам...

«Не воображай, что это – ваше открытие... Все уже было. Кто мог, старался завести блат: в мясном, в книжном... Среди ремонтников. Например, муж тети Яны – у него было много влиятельных друзей. Актеры, директора, всякие начальнички...»

«Ну... То, да не то... В ваше время, – на этот раз она выделила особенно ясно, – шустрили в сфере обслуживания. Ты же не думаешь, – фыркнула презрительно, – что актеры действительно считали его другом? Просто использовали. Теперь ничего такого не требуется. Надо тупо платить. Я имею в виду другое...»

Другое тоже было. Называлось: влиятельные связи...

– Совсе-ем раньше, – дочь затягивает мечтательно. – Как в ваше время. А на горячее – больша-ая запеченная рыба, – она разводит руками, как хвастливый рыбак.

– В наше время таких не было.

– Ну, – рыбак корректирует размеры. – Тогда поменьше.

– Мороженая. Например, путассу. – В моем исполнении замороженные рыбы похожи на мерзлых ужей.

– Пу-тас-су? – она смотрит недоверчиво. – Ничего себе названьице!

Я пожимаю плечами: название как название. Дело привычки.

– Кстати, с томатом и с луком – ничего. Хочешь, могу... Если, конечно, найду в магазине.

– Ну не знаю... – похоже, она не готова к рискованным экспериментам. – Лучше уж курочку. У тебя классно получается. Особенно с чесночком...

В ее репертуаре это что-то новенькое.

– Не подлизывайся.

– Вот еще! Даже и не думала. Просто констатирую очевидный факт. И какой-нибудь тортик.

– Из Ленты?

– Здравствуйте! – она заводит глаза. – Ничего себе, из Ленты! Твой, самодельный. Советское – значит отличное! Знаешь, я все придумала. Давай сделаем стильно. Как будто совсем по-настоящему. Всё-всё: свекла, селедка под шубой... Напиши, что надо купить.

– Зачем? – я возражаю неуверенно.

– Как – зачем? Круто! – до объяснений дочь не снисходит. Или полагает, что дала исчерпывающие.

– Может, фруктовый, с безе?

– Йес!

Этот жест я не выношу: как будто дергают за ручку. Раньше такие висели в сортирах, на ржавой цепи.

– Я же тебя просила.

– Ой, – она спохватывается. – Не буду. Ну, машинально. А квартиру я вымою. На неделе. Нет, в субботу... Мусик, умоляю, только без русских народных поговорок. Не делай сегодня того, что можно сделать послезавтра... Знаю. Наизусть.

Так говорил мой отец. В юности эта фраза меня бесила. Неужели я тоже так говорю?

– За один день не успеешь.

Она отбивает подачу:

– Тоже мне, хоромы! На что спорим?

Наши дебаты прерывает телефонный звонок.

– Да! – Александра хватает трубку. – А... – тянет разочарованно. – Привет, па!.. Нет-нет, удобно... Слова? Какие слова? А... Сейчас. – Она усаживается в кресло. Накручивает шнур на палец. – Тебе привет! – Взгляд в мою сторону. – От папы.

Я киваю. Вот сейчас это и начнется: подлинный идиотизм.

Раньше он собирал пустые бутылки. Последнее время коллекционирует молодежный сленг. Носит с собой специальную книжечку. Записывает подслушанные разговоры: на улице, в метро, в магазинах. В критических случаях Александра выступает в качестве эксперта. Как-то раз я все-таки спросила: «Вы что, действительно так разговариваете: ты и твои друзья?» – «Потвоему, мои друзья – пэтэушники? – она парировала презрительно. – Это, дорогой Мусик, исключительно народное творчество». – «Но ты же их знаешь». – «Ну и что? – Александра отмахнулась небрежно. – Выучила. Как иностранный язык».

Ее послушать – прямо XIX век. Дворянские отпрыски, привыкшие изъясняться по-французски, взялись за изучение русского. И, похоже, неплохо преуспели...

– Как-как? – она переспрашивает. – Долбаться? Не-ет... Еще и принимать наркотики. Ага, как вариант... А потом, – устраиваясь поудобнее, она закидывает ногу на ногу, – долбаться можно и на работе. Нет, не в этом смысле. Когда какое-нибудь трудное задание... Ну, о-очень занудная работа... Нет. Заканать сюда точно не подходит. Это значит – надоесть, утомить своей назойливостью.

Я прислушиваюсь: и правда иностранный.

Александра прикрывает трубку ладонью:

– Наш папсик взялся за словарь синонимов.

Не понимаю, с чего его потянуло на филологию... Или история и вправду закончилась? Закончилась, значит, закончилась. Такая история, что и черт с ней...

– Посоветуй ему заняться чем-нибудь осмысленным. Например, защитить докторскую диссертацию. Или заработать денег.

Мое замечание остается без комментариев.

– Ой, забыла, – она подмигивает, – папочка, а ты знаешь такое слово: пу-тас-су?

Кажется, наши объяснения совпадают. Александра кивает удовлетворенно.

Я выхожу в кухню, выдвигаю сломанный ящик. Передняя панелька падает. Поднимаю, прилаживаю к месту, совместив шпеньки. Этот ящик мы называем долгим. В нем хранятся всякие кухонные мелочи: старые крышки, ситечко, темный деревянный пестик... Шевелю,