А уж отплатили за приют на Урале старообрядцы сторицей. В основном их руками поставлено было самое совершенное тогда в Европе горнозаводское дело и на государевых заводах, и на частных — Демидовых и Осокиных. Они принесли на Урал традиции и умение крупной торговли, что помогло сделать уральские города мощными торговыми центрами. И они отменно постарались в поисках новых залежей уральских руд. Именно кержаки из селения Шарташ — Ерофей Марков и Егор Лесной — нашли для России первые в строне месторождения самородного золота: Ерофей — под Екатеринбургом, Егор — в Сибири. Каждое из этих открытий было толчком к становлению целых отраслей промышленности в России.
В. Н. Татищев и раскол на Урале
Но, к сожалению, В. Н. Татищеву во время его второго начальствования над горнозаводским Уралом довелось стать и активным проводником жестокого курса правительства Бирона в отношении старообрядцев.
Этот эпизод стоит детального рассмотрения, ибо, как сформулировал Н. Н. Покровский (с. 68), «своеобразная ироническая логика истории видится в том, что активным проводником консервативнейшей линии правительства Анны Иоанновны, в некоторой мере даже инициатором невиданной ранее по масштабам полицейской акции по искоренению противников официального православия явился просвещеннейший… Василий Никитич Татищев».
Яркий, талантливый человек, большой ученый и выдающийся государственный деятель России, Василий Никитич Татищев не мог, конечно, обойти в своей деятельности и столь важную для людей его поры сторону жизни — религиозное бытование человека. Тем более что самому ему религиозность была привита сызмала и отвечала его душевному строю. Однако таково уж было свойство этой многогранной натуры — и к церковным обрядам, и к книгам относился он с присущей ему одержимой въедливостью. Не избегли его вдумчивого анализа и церковный ритуал, и содержание богослужебных книг. Материала для размышлений у него было немало и потому, что частые длительные поездки за границу дали ему возможность приглядеться к тамошнему христианству, его обрядам. На многих примерах Татищев убедился — жизнь церкви несет в себе и много от элементарного невежества, мракобесия.
Татищев никогда и не пытался таить своих убеждений. И поступал всегда в соответствии с ними. Вот пример. В 1714 году, возвращаясь из-за границы через Польшу, он в одном из украинских селений увидел, как готовилась казнь — сожжение женщины. Попы признали ее чародейкой, пояснили ему местные власти. Это возмутило Татищева. Он уже осознал давно: традиция преследования «колдунов» исходит от невежества попов, которых он честил «невеждами ленивыми и неучеными», которые только и заняты тем, что «едят и пьют безобразно, а о порядочной и прямой христианской должности никакого и помышления не имеют». Вырвал тогда Татищев несчастную женщину из безжалостных рук попов-палачей. Это его отношения с церковью не улучшило, естественно.
Дальше — больше.
В 1717 году Петр решил отправить его на переговоры о контрибуции с города Гданьска. В число репараций Петр потребовал включить икону, будто бы написанную самим Мефодием, одним из создателей кириллицы. Татищев этого поручения не выполнил. И потому, что гданьский магистрат образом не поступился. И потому, что Татищев без труда доказал: эта икона — отнюдь не древняя святыня, а создана сравнительно недавно. Да еще и посмеялся над теми церковными деятелями, кто в том Петра уверял. Такие вещи церковники и подавно не спускали.
А тут и вовсе святотатство состоялось.
Татищев входил в число блестяще образованных людей, собиравшихся вечерами у Феофана Прокоповича — видного религиозного деятеля. Феофан был его давним другом, немало помогал он в практических делах энергичному уральскому горному начальнику. Так, блюдя какие-то установления, священники не позволяли работавшим на уральских заводах пленным иноверцам браки с православными женщинами. Но жизнь брала свое. Как сделать, чтобы не приняло все это формы открытого блуда? (Да и потом, дети же рождались, а к незаконнорожденным тогда относились весьма неодобрительно.) Решил Татищев спросить совета у Феофана. И тот помог. Составил и утвердил через Святейший синод, сославшись на многие примеры из истории, позволение венчать такие пары.
На одном из «вечеров» у Прокоповича и позволил себе как-то Татищев ерничество при обсуждении текстов Священного Писания. Вот как об этом написал в предисловии к своему труду «О книге Соломоновой, нарицаемой Песнь Песней» сам Феофан: «Между многими Священного Писания словесы… произнеслось нечто и от книги Соломоновой, глаголемой Песнь Песней. Некто из слышащих (г. Василий Никитич Татищев, тайный советник и астраханский губернатор), по внешнему виду, казалось, человек не грубый, поворотя лицо свое в сторону, ругательно усмехнулся, а когда и далее еще, покинув очи в землю с молчанием и перстами в стол долбя, претворный вид на себя показывал, вопросили мы его с почтением: что ему на мысль пришло? И тот час от него нечаянный ответ получили: „давно — рече, — удивлялся я, чем побужденные не токмо простые невежи, но и сильно ученые мужи, возмечтали, что Песнь Песней есть книга Священного Писания и слова Божия? А по всему видно, что Соломон, разжигался похотью к невесте своей, царевне египетской, сие писал, как то у прочих, любовью зжимых, обычай есть: понеже любовь есть страсть многоречевая и молчания нетерпящая, чего ради во всяком народе ни о чем ином так многие песни не слышаться, как о плотских любезностях“».
Сказанное Татищевым настолько возмутило своим святотатством просвещеннейшего церковника Феофана, что он порешил написать целую книгу, опровергающую мнение Василия Никитича. Но если даже у друга такое вольное отношение к Ветхому Завету вызвало бурный протест, то какой реакции можно было ждать от недругов?!
Так что были, были у Татищева основания для горестного признания в «Завещании»: «Не только за еретика, но и за безбожника почитан и немало невинного поношения и бед претерпел». В том числе от царя Петра, который своеручно исколотил его знаменитой дубинкой за непотребное вольнодумство.
Но Татищев — сложная натура. Насмешник и вольнодумец, он был в то же время и пылким борцом за укрепление державы. Веротерпимость его мигом испарялась, коли случалось ей войти в противоречие с государственным интересом. Уклонение старообрядцев от государевой службы и уплаты налогов высокопоставленный чиновник Татищев воспринял как беду похуже Батыева нашествия. Потому именно он, когда поступил приказ свыше, организовал самую жестокую за всю историю раскола на Урале кампанию искоренения старообрядчества на подведомственных ему землях.
А обстояло дело так.
23 марта 1734 года государыня-императрица Анна Иоанновна порешила назначить действительного тайного советника и кавалера В. Н. Татищева главным начальником Уральских горных заводов.
При вступлении в должность новому начальнику была вручена инструкция его действий, в которой, в частности, он обязывался неукоснительно следить, «чтоб пришлые из русских городов ни под каким именем как при казенных, так и при партикулярных заводах не селились и на житье не оставались», и неусыпно бдить, дабы частные заводчики «беглых крестьян не приманивали и не держали». А ведь почти все пришлые и беглые были раскольниками.
Василий Никитич и сам прекрасно сознавал, что если вернуть беглых по месту их прежнего жительства, то «работать при заводах будет некому». Но 12 ноября 1735 года вышел именной указ императрицы. Указ определил набор жесточайших мер по искоренению раскола на Урале. Предписывалось широкое применение воинских команд, чтобы всех «раскольников, монахов и монахинь, развесть под караулом по разным монастырям внутрь Сибири. А живших при скитах беглых посадских, государевых и монастырских крестьян поселить при казенных заводах, а сбежавших от помещиков крепостных вернуть по владельцам». И Татищев верноподанно принял указ к неукоснительному соблюдению.
Нам трудно сейчас понять, что обусловило активность Татищева в организации и проведении этой военно-полицейской акции. Классовая ли солидарность с помещиками или желание досадить старым врагам Демидовым, могущество которых составилось и на эксплуатации беглых раскольников, срочная ли потребность в рабочих руках на казенных заводах, или необходимость загладить перед императрицей