девушка чувствовала, как у нее кружится голова и земля уходит из-под ног. Казалось, что стены библиотеки, уставленные книгами, поплыли вокруг нее, а перед глазами замелькали кожаные переплеты. Она ненавидела этих ужасных людей с их сочувствующими лицами, исполненными жалости и буквально раздувающимися от сопереживания, потому что знала: в любую минуту они готовы наброситься на нее. Наверняка еще час назад они обсуждали между собой, кто из них должен сообщить ей эту печальную новость.
Именно из-за них она держала себя в руках, чтобы не опуститься в бездну, готовую разверзнуться перед ней прямо под навощенным паркетом. Марианна с трудом подавила желание разбить с помощью первого попавшегося под руку предмета – вот хотя бы этого массивного серебряного подсвечника на мраморной подставке, что стоял на столе, о край которого она облокотилась: из него вышел бы вполне подходящий кастет, – бледное лицо священника (кому же, как не ему, поручили выполнить столь безрадостную миссию). Но сначала лучше проткнуть этим подсвечником горло Сардиса. Такая перспектива ей нравилась. Она вселяла в нее надежду. Почему из всех присутствующих выбрали именно Сардиса? Почему не интенданта Лаффонта? Или ее брата Жана-Франсуа? Потому что аббата, который все это время так стращал ее свободными парижскими нравами Грегуара, распирало от радости, которую он тщательно скрывал. С первого вечера, когда они встретились с шевалье, в душе этого ханжи за христианским сочувствием и милосердием, которое так и сочилось из каждой его поры, таились ненависть и злоба. Чуть позже ей вдруг пришло в голову, что весть о смерти Грегуара могла оказаться неправдой.
– Моя милая… – проворковала графиня.
Марианна остановила ее движением руки. Графиня замерла.
– Что ж, – дерзко прошептала девушка, – вы говорите, что мсье Фронсак мертв, отец мой?
Сардис кивнул.
– И теперь вы собрались здесь с самого утра для того, чтобы помолиться за спасение его души? Для этого вы все сюда приходите по очереди? И нарушаете мой распорядок дня… Не даете мне видеться с мамой, когда я хочу. Заперли меня тут на все утро вместе с горничной. Мне, между прочим, было очень страшно сидеть здесь одной в полном неведении. Я боялась, что это мой отец во время отдыха скончался.
Мать-графиня повернулась к аббату и остальным гостям и очень грустно, как бы прося прощения за то, что она так спокойно восприняла вспышку своей дочери, – хотя в этом она, пожалуй, была права, – произнесла:
– Простите Марианну, она совсем потеряла голову от горя. Она так страдает из-за…
– Не берите на себя труд, мама, объяснять, отчего я страдаю. Значит, шевалье де Фронсак мертв. И как же это произошло? Кто его убил?
– Страна, – ответил Жан-Франсуа.
Она выдержала его немигающий взгляд, затем резко отвела глаза и посмотрела на королевского интенданта, который поспешил пояснить:
– Он провалился в болото, в лесу между Сент-Шели и этими местами, где его вели под охраной.
– Под охраной… – язвительно произнесла Марианна.
Марианна держалась прямо, опершись рукой о край стола, и изо всех сил старалась не давать воли своим чувствам. Сверкая глазами и немного задыхаясь, что было не очень заметно благодаря корсету ее узорчатого шерстяного платья, девушка гневно смотрела на интенданта.
Лаффонт проигнорировал едкое замечание и продолжил:
– Шевалье де Фронсак напал на солдат и убил лейтенанта, который его сопровождал, а также двоих драгунов. Сержант и трое оставшихся солдат погнались за ним и нашли его в канаве, куда он скатился. Была ночь, и для человека, не знающего этих мест… Очевидно, лошадь Фронсака сбросила его в болото. У него были скованы руки. Нашли только один его ботинок.
«Зачем он рассказывает мне все эти подробности?» – подумала Марианна.
– Скованы руки? – вслух спросила она.
Присутствующие не смогли скрыть удивления, а Лаффонт напрягся, мечтая о благовидном предлоге, чтобы удалиться и заняться чем-нибудь другим. Однако он чувствовал своим долгом все же сообщить ей о том, почему случилась трагедия.
– Извините меня, но, когда я впервые увидел здесь, в этом доме, мсье де Фронсака, у меня и в мыслях не было, что он может так низко пасть.
– Насколько низко, мсье интендант? Он разбойник? Или убийца?
– Я не сомневаюсь, что и то, и другое, Марианна, – сурово произнес Жан-Франсуа.
Мать-графиня тихонько охнула, попыталась снова подойти к дочери, но та, как и в первый раз, остановила ее решительным жестом руки. Марианна слушала рассказ о злодействах, в которых обвиняли Грегуара и Мани, о том, как они убивали людей графа, пытавшихся их сдержать, и как оказались в этом охотничьем павильоне, где и погиб Мани. Когда они пришли арестовывать шевалье, чтобы отвезти его в Менд, а затем в Париж, где он предстал бы перед судом, Фронсак устроил этот дикий ритуал, явно позаимствованный им из Нового Света. Девушка слушала пересказ событий, которые разворачивались в течение трех последних дней, и была поражена своим неведением. Почему она ничего не знала о происшедших событиях? Почему никто не посчитал нужным рассказать ей об этом, даже когда она была уже в замке?
– Вы лжете, – твердо заявила Марианна.
Но на самом деле она не чувствовала в себе прежней уверенности. Глядя на суровые лица людей, убежденных в своей правоте, девушка была вынуждена отступить. Герцог де Монкан. Аббат Сардис. Интендант Лаффонт. Наблюдая за тем, как все они прибывали в замок один за другим сегодня утром, она мысленно повторяла: «Боже, только бы не случилось ничего плохого». Но потом Марианна вдруг поняла, что предчувствие не обмануло ее и действительно произошло какое-то несчастье, – достаточно большое, чтобы Жан-Франсуа, на лице которого застыло серьезное выражение, при встрече с ней в коридоре резко свернул в библиотеку.
– Будь мужественной, дочь моя, – мягко произнес Сардис. – На все воля Господа.
– Я в этом не уверена, но мне кажется, что и без вашей воли тут не обошлось! – резко выпалила Марианна, повысив голос.
На лицах присутствующих отразилось изумление, за исключением Жана-Франсуа, который внимательно следил за сестрой, прищурив глаза.
– В любом случае, – изрек Лаффонт, – Грегуар должен был потерять…
Сардис резко повернулся к нему, и тот умолк. В глазах аббата появилась едва заметная укоризна, и он с твердостью в голосе спокойно сказал:
– Мадемуазель де Моранжьяс нуждается в отдыхе. Волнение…
– Я вам запрещаю! – закричала Марианна. – Я вам запрещаю, слышите, запрещаю притворяться, будто вы знаете, что происходит у меня в душе! Я вам…
Жан-Франсуа де Моранжьяс сделал несколько шагов, отделявших его от Марианны, схватил сестру за руку и с силой сжал ее пальцы. Пытаясь оттащить ее от стола, он повторил вслед за аббатом:
– Мадемуазель де Моранжьяс действительно очень устала и от волнения говорит глупости. Она сейчас последует за своей матерью, которая отведет ее в спальню. – Затем его тон изменился, и голос стал мягким и успокаивающим, как будто он принадлежал другому человеку: – Я к тебе приду. Подожди меня.
Изумленная и отчаявшаяся, Марианна кивнула головой. Она не сопротивлялась, да и как она могла сопротивляться? Девушка позволила графине подойти к ней, и та взяла ее за руку, но, конечно, не так крепко, как минуту назад Жан-Франсуа. Она повела дочь прочь от гостей, и та последовала за ней, не вымолвив ни слова и даже не посмотрев на застывшие, словно гипсовые маски, лица.
Когда дверь за ними» закрылась, Сардис сделал знак герцогу де Монкану, и тот вышел, присоединившись к женщинам…
Прошло несколько минут. Сквозь окна лился ясный свет, и было видно, как по небу плывут легкие, быстрые облака.
– Эта девушка… – начал интендант и запнулся. – Этот ребенок может представлять для нас угрозу. Я думаю, вы с этим согласитесь, господа.
Они посмотрели друг на друга, и Жан-Франсуа, побледневший, с лихорадочным блеском в глазах,
