Не сердце, а мертвое сердце хранится.* * *Мы говорили о свободе воли,О Зле и о Добре мы говорили,О Боге, и о смерти, и о счастье(И снежное повечерело поле).Мы говорили об Экклезиасте,О карме, Достоевском и Эсхиле.Мы принимали белые пилюли,Усталые лежали на постели.Мы думали о том, что постарели,Что было в жизни очень много боли.Мы говорили… о свободе воли.И доброго мы ожидали знакаОт зимних звезд, от знаков Зодиака.* * *Только ветер пролетит, пойдет широко,Над Онегой, а потом — над Окой.Только свет на непрозрачной тугой волнеПокачнется над ершом в глубине.Только золотом пальнет отряд пескарей,Только облако пойдет поскорей,Или утки к селезню подплывут,Он блестит, зеленый — ну изумруд!(Сочетание в реке утиных тенейС отражениями русских церквей.)Надо бы хоть уткой туда доплыть.Ну да что говорить, о чем говорить!Сказано — нет, и — сколько лет, сколько лет!Нет и нет, а на нет — и суда нет.
ПОЛУОСАННА
* * *Светлые белые горы –метаморфоза музыки,и воздух воскресного белого, снежного полдня –прозрачный кристалл тишины.Как много задумчивой мудростив снежном безветрии.Белеют сугробы, большие аккорды покоя.И солнце нисходит.…Потом, перед самым закатом,косые лучи, серебристые легкие флейты,играют прелюдию вечности.* * *Я помню телеги в полях предвечернихИ глину дороги в возне воробьиной,Эстонское небо, осенний орешник,Грибы и чернику, сухой можжевельникИ мелкий ручей, серебристый, недлинный,Сияние сосен, прямых, корабельных,И вереск, лиловый, и желтый бессмертник,И желтый закат над эстонской равниной,