— Галлюцинация. Пройдет…
— Буду ждать, — вздохнул командир и снова прислушался. — Но стук-то есть. Неужели не слышишь? Бортмеханик, — позвал он. — Володя, а ты ничего не слышишь?
— Может быть, клапаны? Самолет-то дряхленький.
— Какие еще клапаны! — раздраженно бросил командир. — Стук-то не в моторах, а где-то здесь, внутри, — обвел он глазами кабину. — А ну-ка, пройдись по салону, возможно, это эхо, и стучит где-то там…
— Есть, — привычно кивнул механик и шагнул в салон.
Привычно дребезжат заклепки, покашливают затасканные моторы, поскрипывают тяги… И вдруг, тук-тук, тук-тук-тук! Механик насторожился: ведь каждый новый звук — для него признак неисправности. Замер. И снова, тук-тук, тук-тук-тук!
— Этого только не хватало! — чертыхнулся он. — Что-то сломалось в хвосте.
Чтобы не волновать пассажиров, он беззаботной походкой двинулся в багажный отсек, но тут же обмер: стук доносился из большущего чемодана.
«Бомба! — резанула мысль. — С часовым механизмом! Надо доложить командиру».
Механик бросился в кабину и не видел, что творилось за его спиной. А там происходило нечто невообразимое: из кресла буквально вылетел аргентинский дипломат, кинулся к своему чемодану и что есть мочи начал дубасить по крышке. Отбив кулаки, он стал пинать его ногами, вдребезги разбив свои лакированные штиблеты.
Чех приоткрыл один глаз, отхлебнул из бутылки и снова захрапел. А генерал Захаров покосился на вздрогнувшую жену и выразительно повертел пальцем у виска.
Между тем бортмеханик добрался до кабины и наклонился к плечу командира.
— Плохо дело, — выдохнул он. — В чемодане бомба. А тикают часы. Сам слышал. Вот-те крест, — неожиданно перекрестился он.
— Как, бомба?! Ты что? Откуда? — схватил его за грудки командир.
— Не знаю. Мое дело доложить. Но стук — из чемодана. Это точно.
— Та-а-к… Без паники. Нина, — позвал он стюардессу, — наведайся-ка в багажный отсек. Только спокойно. Послушай и вернись.
— Если успею, то вернусь, — натянуто улыбнулась она.
— Ладно-ладно, не паникуй. В воздухе не рванет, иначе погибнет и тот, кто эту бомбу везет. Хотя черт его знает, этого аргентинца, не исключено, что бомбу ему подсунули, а он об этом и не подозревает.
С трудом переставляя негнущиеся ноги, Нина двинулась в хвост самолета. Назад она шла куда увереннее.
— Это не часы, — доложила Нина. — Там кто-то сидит. Может быть, собака: сидит и бьет хвостом. А может, и человек.
— Какая собака, какой человек?! — взъярился командир. — Ты хоть соображаешь, что говоришь? Скоро Львов, а там и граница. Представляешь, что с нами будет, если мы в чемодане перевезем человека через нашу границу?!
— Спокойно, командир, — вмешался бортрадист. — Давайте запросим Киев: там скажут, что надо делать.
— Верно, вызывай Киев. А ты, Нина, пригласи-ка сюда генерала, кажется, у него есть оружие.
Через минуту около исступленно колотившего по чемодану Конде вырос генерал Захаров, прячем на глазах аргентинца он демонстративно расстегнул кобуру пистолета. А еще через минуту Киев приказал садиться во Львове — соответствующую встречу там организуют.
И вот передо мной любопытнейший документ, подписанный целой группой должностных лиц, а также всеми членами экипажа и пассажирами злосчастного «Дугласа».
«Мы нижеподписавшиеся, составили настоящий акт в том, что в самолете ГВФ № 1003, совершавшем рейс по линии Москва-Киев-Львов-Прага, в чемодане, принадлежащем атташе аргентинского посольства г-ну Педро Конде, был обнаружен Туньон-Альбертос Хосе Антонио, 1916 года рождения, испанец, не являвшийся аргентинским подданным, которого г-н Педро Конде пытался таким образом нелегально переправить за границу.
При осмотре чемодана, где находится Туньон, в нем оказались следующие предметы: 1. Пистолет. 2. Проездные документы на имя Туньон-Альбертос Хосе и на имя Педро Сепеда. 3. Две резиновые грелки — одна, наполненная водой для питья, другая, по объяснению Туньона, для использования в качестве параши. 4. Булка с колбасой. 5. Костюм, галстуки, рубашки, носки и т. п.
Г-н Педро Конде заявил, что о нахождении в его чемодане гр-на Туньона знал. Чемодан, в котором находился Туньон, запирал и отпирал лично Конде».
Так родилось совершенно секретное дело № 837, утвержденное министром государственной безопасности СССР Абакумовым. Открывается оно, как и положено, постановлением на арест.
«Я, старший уполномоченный 2 отдела Главного управления МГБ СССР капитан Панкратов, рассмотрев материалы о преступной деятельности Туньон-Альбертос Хосе Антонио, нашел:
Туньон прибыл в СССР в 1938 году на переподготовку в школу летчиков С августа 1947 г. стал работать в качестве переводчика у атташе аргентинского посольства Конде, который завербовал его для шпионской работы.
Боясь быть разоблаченным, Туньон принял решение о нелегальном побеге из СССР. Туньон был помещен в большой чемодан и 2 января под видом «дипломатического багажа» погружен в самолет, направляющийся в Прагу. В пути следования был обнаружен, извлечен из чемодана и задержан. На допросе признался, что вел шпионскую работу против СССР.
На основании изложенного, постановил: подвергнуть Туньона аресту и обыску».
На первом же допросе Туньон признал себя виновным в том, что пытался нелегально покинуть пределы Советского Союза, но при этом подчеркнул, что сделал это только потому, что иного способа выехать из СССР не было, а он хотел соединиться со своими родственниками, которые проживают в Мексике.
— А чем вы занимались в Испании? — поинтересовался следователь.
— До 1930-го жил в городе Альмерия. Там окончил гимназию, а затем поступил на юридический факультет Мадридского университета. Там же вступил в комсомол — так мы называли профсоюзное общество студентов левого направления. В 1936-м стал членом коммунистической партии. Вскоре начался фашистский мятеж генерала Франко. Я вступил в дружину республиканцев и две недели не вылезал из боев. Потом меня направили в авиашколу. Оттуда я вышел штурманом, но вскоре стал летчиком-истребителем. В ноябре 1938-го для продолжения обучения нас послали в Советский Союз. Более полугода учились мы в авиашколе Кировобада, а лотом, когда республиканская Испания потерпела поражение, меня направили в одесский детдом для испанских детей. Там я учительствовал до самого начала войны. Затем эвакуация в Саратов, Тбилиси и, наконец, переезд в Москву.
— А чем вы занимались в Тбилиси?
— Работал на авиазаводе. В Москве, кстати, тоже. Правда, последнее время работал художником на «Союзмультфильме».
— Таким образом, Советский Союз стал вашей второй родиной. Чем, в таком случае, объяснить вашу попытку бежать за границу, да еще при содействии иностранного посольства?
— Я хотел жить в Мексике. Все мои родственники там, а здесь я был очень одинок.
— Допустим. А чем вызван такой деятельный интерес к вашей персоне со стороны аргентинского посольства?
— У них была проблема с переводчиками. А я переводил Конде и Базану статьи из газет и журналов, в основном юридического характера. Потом мы подружились. Однажды я пожаловался Конде, что никак не могу выехать в Мексику, и он предложил переправить меня за границу нелегально — в своем чемодане.
