показывал ему книги, которые написали и напишут люди и ангелы...
Сиф слушал, не зная, что и подумать. Совсем недавно об этом же ему рассказывал Енох. Только от первого лица.
- ...И сказал Еноху архистратиг: 'Узнавай, Еноше, дела небес и земли, учи ангельские песни и дела человеческие. И не ужасайся!' Енох мало что понимал из увиденного и прочитанного, но узрел Енох, что было до Адама и Евы, узрел будущую жизнь рода человеческого. И поручил Господь написать Еноху книги, ибо Енох уже мог найти слова, чтобы перевести на обыденный язык то, к чему приобщился на небе.
Сиф слушал, не зная, что и подумать.
- Я собирался продолжить повествование после отъезда урода-горожанина, но он нагло обокрал меня, - сказал Иавал без особого сожаления и поднялся, разминая затекшие ноги, повалился на ковер, вздохнул и приложился к тростниковой трубке.
- Мы не говорили с тобой про Адама, Иавал, - сказал Сиф, желая испытать хозяина. - Ты знаешь, что Адам болен?
- Я знаю только то, что написал, а написал я то, что открыли мне боги, а они открыли мне, что Адам, хворая, видел, как Еноха на небе облекают в ангельские одежды и помазывают елеем жизни. И Адам в бреду шептал про этот елей. И просил тебя, Сиф, отыскать потерянный рай.
- И об этом ты написал в своем пергаменте? - тихо спросил озадаченный Сиф.
- Да. - 'А что здесь удивительного?' - спрашивали добрые, блестящие от вина глаза Иавала. - И еще о том, что ты собрался идти в Эдем, чтобы принести елей жизни и помазать Адама, но эта история еще не записана... Слуга!..
Старый слуга тут же явился из-за занавески.
- Принеси нам... мне ячменного вина! И побольше! Хорошего ячменного вина должно быть много!
- Я вижу, ты человек прозорливый, - осторожно начал Сиф, - и хочу спросить тебя, найду ли я елей жизни?
- Я-то откуда знаю, Сиф! - Искренне по-детски удивился Иавал, не отрываясь от тростниковой трубки. - Я же тебе сказал, ну, не написал я еще, не написал, откуда же мне знать?
Иавал уже говорил много, торопливо и сбивчиво. Он рассказывал о своей жизни, о власти над животными, осторожно, со снисходительной улыбкой сравнивал себя с Адамом. Пьяно чертыхаясь, потянулся к висящей на столбе сумке в форме волка, сшитой из его же шкуры. Неосторожно вывалил ее содержимое себе на голову. Долго в мечтательной сосредоточенности перебирал амулеты, волосы, кости животных, окаменелые сердца и яйца и вдруг, сжав в руке лошадиную челюсть и кратко всплакнув над ней, нехотя швырнул ее в столб, подпирающий свод шатра. Лошадь у входа захрипела от боли, рванулась и повалилась на шатер. Иавал замер, глядя через шатер на мучения животного, прослезился, вскочил и, раскинув руки в стороны, выбежал из шатра. Похоже было, что он гладит лошадь и просит у нее прощения.
- ...дружок... дружок... по неосторожности, по забывчивости... Ты ведь, дружок, даже не понимаешь, что это я тебя так... Я-то не понимаю, как это делается, а куда уж тебе! Больно?.. Дружок...
Иавал вернулся, сел у чана, вытер слезы с равнодушного лица.
- О чем уж я говорил?
- О том, что можешь собрать животных в один табун и растоптать город, -напомнил Сиф.
Иавал мягко, по-доброму рассмеялся.
- Э-э, - покорил себя, кивая, и стал собирать амулеты в волчью сумку, приговаривая: - Крысы умнее кошек, кошки умнее собак, а люди... Люди умнее всех других животных. - Он вдруг замер с каким-то амулетом в руке. - Послушай, Сиф, а тебе никогда не приходило в голову, что человек - тоже животное?
- Нет, - твердо ответил Сиф.
- Угу. - Иавал будто успокоился. И продолжил собирать свою сумку, приговаривая: - Но людей тоже можно приручить, людям многое можно внушить. Но город! Город можно завоевать только с помощью человека, а растоптать город копытами - это смешно, хотя об этом можно написать, хотя бы для того, чтобы об этом не думать. - Он