через дверной проём в отблесках пламени был виден силуэт кузнеца, склонившегося над наковальней.
— Для работы он использует жар из жерла вулкана, — пояснил Фехтне своему попутчику. — В мастерскую отведена протока для лавы из ближайшей расщелины. А когда Мастеру нужна действительно высокая температура, он отправляется работать прямо в сердце огнедышащей горы!
Молот ударил один-единственный раз, и вскоре Гофаннон вышел во двор. В руке он нёс щипцы, которыми сжимал своё докрасна раскалённое творение. Он небрежно швырнул его в большое каменное корыто с кристально прозрачной водой, тотчас же забурлившей и помутневшей.
Через несколько мгновений Мастер выудил из воды остывший предмет и кинул его на песок перед Фехтне:
— Забирай свою безделушку! Сделал такую, как ты просил! Кстати, сына моего не видел? Совсем он меня позабыл, не навешает старика!
— Нет, уже очень давно, — покачал головой маг. — Даже не представляю себе, где он может быть. Когда я нужен Ирмину, он сам меня находит.
— Если увидишь, передавай ему привет от отца, — заключил Гофаннон и, не прощаясь, вернулся в свою кузню. Оттуда вновь послышались удары молота, от которых, казалось, вся гора ходила ходуном.
Фехтне, проворно подскочив к брошенному кузнецом предмету, поднял его с земли. Им оказался красивый пояс, составленный из скреплённых друг с другом металлических пластин.
— Отличная вещь! Впрочем, от старика халтуры ждать не приходится, — сказал он, любуясь вычеканенными узорами, покрывавшими каждую пластину.
— А каково его назначение? — спросил Эдан, подойдя поближе.
— Это пояс силы. Он увеличивает мощь того, кто его носит, примерно в девять раз. Одев такой пояс, сможешь запросто крошить пальцами камни. Во всяком случае какую-нибудь мягкую породу — например, песчаник. Если требуется прикончить величайшего из живущих смертных воинов, то без такой штуки — как без рук. Кстати, советую не одевать его без надобности: могут возникнуть непредвиденные неприятности. Захочешь ты, например, обнять дорогого друга после возвращения из героического похода и... Рёбра от подобного приветствия могут треснуть запросто. Ну, примерим?
Фехтне расстегнул пояс и протянул его Эдану.
Жрец Бринна осторожно принял могущественный талисман и, обернув его вокруг пояса, защёлкнул пряжку. Никаких особенных ощущений он при этом не испытал.
— Проведём опыт! — заявил маг и, подобрав с земли небольшой булыжник, подал его нашему герою. — Видишь вон ту стаю птиц? Добрось до них камень!
— Это невозможно! Они летят очень высоко — до них не меньше пятисот локтей!
— Кидай!..
...Вожак серых гусей, возвращавшихся к себе на родину из жарких стран, был очень напуган, когда неизвестный предмет на огромной скорости промчался в дюйме от его бока, больно зацепив правую лапу. Пожилой гусь возмущённо загоготал и повернул стаю на северо-восток: отныне во время своих сезонных перекочёвок они будут облетать опасное место стороной.
— ...Здорово! С таким поясом можно и против Бреса выйти!
— Я рад, что он тебе понравился. Нам пора в путь. Придётся многое рассказать тебе по дороге.
Чудесный щит вновь рассекал облака, проносясь в вышине над заснеженными горами. Фехтне устроился, скрестив ноги, на своём сложенном плаще, извлёк из складок хитона кожаный мешочек и загадочный предмет, напоминавший небольшую глиняную трубу с расширением на конце.
— Это музыкальный инструмент? — поинтересовался Эдан.
— Вовсе нет. — ответил маг. Он высыпан на ладонь горсть мелкого серого порошка из мешочка и затолкал его в трубу большим пальцем руки, после чего зажал вещицу в зубах. Жрец Бринна с большим интересом наблюдал за его манипуляциями: он был уверен, что присутствует при неведомом ему магическом обряде. На перстне, надетом на указательный палец правой руки мага, затеплился язычок пламени. Фехтне поднёс его к трубе, поджёг находящийся в ней порошок и жадно втянул в себя едкий дым.
— Ты питаешься дымом?
— Я просто вдыхаю его. Старая привычка. Мой порошок — высушенные и измолотые листья одного растения. Глотание этого дыма поднимает настроение и позволяет коротать время, — объяснил маг, с удовольствием попыхивая и подобно дракону выпуская дым из ноздрей. — Перейдём к нашему делу. Как тебе наверняка известно, в своё время я сгоряча проклял своих братьев, обделивших меня при разделе отцовского наследства. И не скажу, что я сделал это без особых оснований, — их поступок хорошим никак не назовёшь. Братья пытались оправдаться тем, что в те далёкие годы я не интересовался воинскими искусствами и боевое снаряжение покойного папы мне, стало быть, совершенно ни к чему. Однако я не счёл их объяснения убедительными, и проклятие осталось в силе.
— Скажи, Фехтне, — прервал его повествование Эдан, — а история с налокотниками Великого Воина — правда или это тоже всего лишь красивая сказка?
— С налокотниками? Откуда ты знаешь?! Ах да, небось Гонор рассказал... Так всё и было на самом деле. Я бы попросил тебя не предавать эту позорную версию легенды особой огласке — моя роль в мифологии и так весьма неоднозначна..: Однако вернёмся к вопросу о проклятии. Я произнёс его по всем правилам, в особом месте и в особое время, соблюдая все законы полузабытого в наши времена искусства ненависти. Результат не замедлил проявить себя. Видишь ли, природа проклятий такова, что они тем эффективнее, чем больше у человека оснований их произнести. Одно дело, если сосед пустил в твой огород свою свинью; совсем другое дело, если он в твоё отсутствие спалил дом, изнасиловал твою жену и продал в рабство детей. Как тебе известно, основания у меня имелись вполне веские; я решил не распыляться, проклиная моих братьев и весь их род, — потомков я проклял только до четвёртого колена. Это сработало. Последствия были весьма серьёзными для всех пяти братьев, но тем не менее в дальнейшем троим из них удалось прожить достаточно долгую жизнь. Нарсит и Хольдер живы и поныне. Что касается потомков, то проклятие проявилось очень любопытным образом. На каждого из них оно действует по-своему. Любой из сыновей, внуков, правнуков и праправнуков моих братьев имеет своё уязвимое место. Им может быть всё, что угодно: невозможность увернуться от скачущей по дороге синей в полоску лошади, если таковая существует в природе; обязанность выходить из дома только налево или прямо, но никогда направо, если хочешь дожить до заката, и так далее. Разумеется, все они тщательно скрывают особенности своего проклятия, иначе любой враг сможет их использовать. Понимаешь, к чему я клоню?
— Догадываюсь.
— Слушай внимательно. Уязвимое место Бреса таково: наш достойный витязь не может не посмеяться от души хорошей шутке.
— И как же мне использовать это знание? Думаю, ты неверно выбрал исполнителя своих замыслов: вместо жреца Бринна надо было найти священника Ханаля. Уж они-то знают толк в боевом применении юмора!
— Как ты его используешь — твоё дело. Наш уговор остаётся в силе. Я и не утверждал, что победить Бреса легче лёгкого. Тебе придётся хорошенько потрудиться!
На высоком берегу полноводной реки на свеженасыпанном кургане стайка мальчишек лет десяти— двенадцати играла в «богов и болгов». «Боги» защищали вершину холма, увенчанную поминальной пирамидкой из камней, а окружившие их «болги» всеми силами старались спихнуть или стащить оттуда своих соперников. Все «светлоликие» были на год-два старше и без особых усилий раз за разом отбрасывали к подножию кургана многочисленную болгскую рать. Предводитель «болгов», рыжеволосый пацан, настолько чумазый, что под слоем грязи слабо различались веснушки, не оставлял надежд на победу. В очередной раз он перестроил свои полки и шёпотом отдал приказания подчинённым. Повторная атака оказалась намного более слаженной: «болги» с визгом и улюлюканьем ринулись наверх, заставляя «богов» выдерживать натиск сразу со всех сторон. Нападавшие бесстрашно бросались под ноги и повисали на обороняющихся, сбивали их с ног и волокли вниз... Победа была одержана. Предводитель «болгов» с видом триумфатора взобрался на каменную пирамиду.
За сражением наблюдали двое: бывалый воин с причудливой татуировкой на лице, облачённый в потёртый кожаный панцирь, и его четырнадцатилетний колесничий, взиравший на игры своих сверстников с нескрываемой завистью.
