— Поедиииим! А то ишь! Прикипели! Запаршивели! Нееет! Раскуем! Захотиииим!
— Захотим! — зашумели вокруг.
Кедрин обвёл толпу радостно слезящимися глазами, тряхнул головой и поднял руку. Толпа затихла.
Он смахнул слёзы, проглотил подступивший к горлу комок и тихо проговорил:
— Я просил принести полведра бензина.
Толпа расступилась, пропуская мальчика в рваном ватнике и больших, доходящих ему до паха сапогах. Скособочившись, склонив набок стриженую голову, он нёс ведро, наполовину наполненное бензином. На ведре было коряво выведено: ВОДА.
Пробравшись к фундаменту, мальчик протянул ведро секретарю. Тот подхватил его, поставил рядом, не торопясь достал из кармана спички.
Толпа ждала, замерев.
Кедрин чиркнул спичкой, поднес её к лицу и, пристально разглядывая почти невидимое пламя, спросил:
— Откуда ведёрко?
Мальчик, не успевший юркнуть в толпу, живо обернулся:
— У дяди Тимоши в сенях стояло.
Кедрин многозначительно кивнул, повернулся к понуро стоящему Тищенко.
— Дядя Тимоша. Это твоё ведро?
Председатель съёжился, еле слышно прошептал разбитыми губами:
— Моё… то есть наше. С фермы. Поили из него.
Секретарь снова кивнул и спросил:
— А как ты думаешь, дядя Тимоша, вода горит?
Тищенко всхлипнул и замотал головой.
— Не горит, значит?
Давясь слезами, председатель снова мотнул головой.
Кедрин вздохнул и бросил догорающую спичку в ведро. Бензин вспыхнул. Толпа ахнула. Тищенко открыл рот, качнулся:
— Тк ведь…
Кедрин обратился к толпе:
— Что написано на ведре?
— Водаааа!
— Вода — горит?
— Неееет!
— Кого поили из этого ведра?
— Скооооот!
— Скот — это засранные и опухшие?
— Даааа!
— Вода — горит?
— Неееет!
— Этот, — секретарь ткнул пальцем в сторону Тищенко, — засранный?
— Даааа!
— Опухший?
— Даааа!
— Кого поили из ведра?
— Скоот!
— Это засранные и опухшие?
— Даааа!
— Вода — горит?
— Неееет!
— А что написано на ведре?
— Водааааа!
— А этот — засранный?
— Даааа!
— Опухший?
— Даааа!
— Так кто же он?
— Скооот!
— А что написано на ведре?
— Водаааа!
— Ну, а вода — горит?! — оглушительно закричал секретарь, наливаясь кровью.
— Нееееет!
— А этот, этот, что стоит перед вами, — кто он, кто он, я вас спрашиваю, а?!
Стоящие набрали в легкие побольше воздуха и выдохнули:
— Скооооот!
— А что написано на ведре?!
— Водаааа!
— Ну, а вода, вода-то горит, я вас спрашиваю?! — Секретарь трясся, захлебываясь пеной.
— Неееет!
— Кого поили из ведра?
— Скоооот!
— Значит — этого?
— Даааа!
— Поили?
— Даааа!
— Поят?
— Даааа!
— Будут поить?
— Даааа!
— Сейчас или завтра?
Толпа непонимающе смолкла. Мужики недоумевающе переглядывались, шевелили губами. Бабы испуганно шептались.
— Ну, что притихли? — улыбнулся Кедрин. — Сейчас или завтра?
— Сейчас, — робко пискнула какая-то баба и тут же поправилась: — А мож, и завтря!
— Значит — сейчас? — Улыбаясь, Кедрин разглядывал толпу.
— Сейчас! — прокричало несколько голосов.
— Сейчас?
— Сейчас!
— Сейчас?!
— Сейчааас! — заревела толпа.
— Поить?
— Поиииить!
— Да?
— Даааа!
Секретарь подхватил ведро и выплеснул на председателя горящий бензин. Вмиг Тищенко оброс клубящимся пламенем, закричал, бросился с фундамента, рванулся через поспешно расступившуюся толпу.
Ветер разметал пламя, вытянул его порывистым шлейфом.
С невероятной быстротой объятый пламенем председатель пересек вспаханное футбольное поле,