конец моего приключения: я едва избежал неминуемой, хотя и довольно нелепой гибели. Погода была по- прежнему свежей, и “Джипси мот” сильно бросало. Я направился в носовой гальюн, причем дверь дважды распахивалась настежь и мне приходилось толчком закрывать ее. Вдруг дверь снова распахнулась, с силой хлопнула о переборку, ударила меня ручкой в лоб и сбила очки. Удар пришелся на два дюйма выше глаза и почти оглушил меня. По странной случайности очки не пострадали, а на порез достаточно было положить дезинфицирующую мазь. Но мое спасение все же казалось чудом. Подумать только, что могло случиться, если бы ручка попала мне в глаз, предварительно разбив очки!
Большой проблемой на следующий день стало бритье. Воспользоваться настенным зеркалом, висевшим в носовом гальюне, при таком крене оказалось невозможно, так как нельзя было встать в нужную позицию. Пришлось бриться в каюте над ведром, сидя на диванчике с зеркальцем в руках. Упоминаю об этом только потому, что многие считают, будто в плавании под парусами достаточно взять бритву, чтобы побриться, и удивляются, почему это яхтсмены такие неряхи!
Прочные подшипники автопилота начали немного постукивать, и я стал беспокоиться за работу всего устройства. Уж очень много в нем было дефектов.
Несмотря на старание, с каким я сортировал яйца, в ящике происходило что-то неладное. В каюте стояла невыносимая вонь, и пришлось вынести ящик в кокпит, где нашлось для него свободное местечко в кормовом люке. Четырнадцать дюжин яиц, испорчены они или нет, довольно несподручная поклажа, а в бурном плавании бывает так трудно обеспечить бережное хранение. Боюсь, что этот громоздкий багаж уронили еще по дороге на судно или перед отплытием. Как бы то ни было, вонь, несомненно, исходила главным образом, если не исключительно, от треснувших яиц. Их судьба была предрешена. Поколебавшись еще пару деньков, я, изнемогая от усиливавшейся вони, выбросил ящик в океан, проводив его грустным взглядом. Вот он превратился в еле заметную точку, а яхта уходила все дальше. Не часто приходится выкидывать за борт отобранные из 14 дюжин лучшие яйца. Какой убыток!
Отвлекшись описанием личной жизни, я немного забежал вперед. Странная история случилась в день моего сложного бритья. Я решил откачать трюмную воду, чтобы проверить, работает ли помпа. Думал, что придется сделать всего несколько качков, ведь в трюме не должно было скопиться много воды. Я систематически осматривал льялы, и в то утро воды там почти не было. Начал качать почти автоматически, засыпая на ходу, пока вдруг не сообразил, что работаю что-то слишком долго. Мелькнула мысль: может быть, не исправлен какой-то клапан и я перегоняю туда и обратно все ту же воду? Пошел в нос за подходящей палкой, чтобы прочистить нижний конец трубы, и обнаружил, что из носового гальюна льется вода! Очевидно, я забыл перекрыть вентиль забортной магистрали, когда моя попытка побриться в гальюне окончилась неудачей и мне с бритвенным прибором пришлось перебраться в каюту, Между тем вода через открытый забортный вентиль потихоньку наполняла судно.
28 сентября, на 32-й день после старта, я был в 1940 милях от пересечения гринвичского меридиана с 40-й параллелью, а “Катти Сарк” на тот же день своего плавания была в 1900 милях от этой точки. Следовательно, ее выигрыш составлял всего 40 миль. Значительно похолодало, и даже в каюте приходилось надевать шерстяную рубашку и брюки. Чувствовалось дыхание Антарктику!
Сравнения с результатом “Катти Сарк”, сделанные накануне, меня подбодрили, но день 29 сентября начался плохо. Обнаружилось, что залит левый кормовой рундук. Я решил, что грота-гик, перекатываясь при переходе паруса, дергал нирал и, таким образом, расшатал рым-болт, отчего палуба и потекла. Какая досада! Ведь рундук переполнен книгами, которые превратились в кашу. В порядке предосторожности снова откачал трюмную воду. Пришлось сделать 35 качков, чтобы осушить льялы. Хорошо, если это вода из носового гальюна, которая не сошла в корму, когда я ее вчера отливал.
Поработав помпой, заметил, что мне приходится все время поддергивать штаны. Измерил талию, и оказалось, что объем уменьшился до 30,75 дюйма. Прямо как у девушки! Разумеется, я ничуть не удивился тому, что похудел, но хотелось добиться улучшения аппетита. Кое-что я ел с удовольствием, но бывали дни, когда приходилось насильно заставлять себя принимать пищу. Угостился джином, что было оплошностью: по моим приметам, за джином неизменно следует шквал и тяжелые работы на палубе.
Этот стаканчик подкрепил мое суеверие. Разразился шторм от юг-юго-востока и принес страшную зыбь. Шторм налетел на меня оттуда, куда я должен был идти, и, следовательно, обрек на бездействие. Попробовал забраться в койку, но меня выгнала оттуда сильная боль в правой ноге. Опасаясь новых неприятностей, которые так и сыпались на меня, если я пил на борту джин (или шампанское), решил для разнообразия переключиться на горячий “бренди с…” Не могу припомнить, что Джоррокс имел в виду под этим многозначительным “с”, кажется “с сахаром и лимоном”. Во всяком случае, мой напиток получился отличным и очень меня подбодрил. Шторм несколько стих, но океан еще бурлил, и яхта с трудом продвигалась вперед, неся зарифленный бизань и штормовой кливер. Бренди так меня взвинтил, что захотелось поработать на палубе, и я смазал две лебедки, которые плохо действовали прошлой ночью. Затем натянул еще один трос на автопилот. Все это было крайне необходимо, так как и лебедка и автопилот вызвали ночью адский переполох. Вот что случилось. Я спокойно спустился в каюту, не думая, что яхта рыскнет на ветер, и собрался соснуть, но меня разбудило хлопанье парусов: “Джипси мот” самостоятельно сделала поворот оверштаг. В темноте стук и хлопанье могли нагнать панику даже на слона. Обмотал спасательный линь вокруг груди, но не успел одеться и вылетел на палубу босиком, в одной пижаме. Передние паруса вновь перекинуло, и я решил воспользоваться этим положением, чтобы оставить яхту на левом галсе. Но тут вначале отказали лебедки, а вслед за ними забарахлило автоматическое рулевое устройство. Кормовое весло прижало к борту и заклинило. Несмотря на титанические усилия, мне никак не удавалось поставить весло прямо. Пришлось поиграть румпельтросами, и только тогда судно пошло, а я смог опять повозиться с автопилотом. Дело это оказалось сложным. Автоматическое устройство соединено с румпелем, а нагрузка на последний очень велика. Трудно добиться надежного управления им при помощи румпельных тяг автопилота. Все эти мучительные усилия приходилось делать при свете электрических фонариков. Более мощным фонарем я пользовался при регулировке автопилота, а обыкновенным — при прочих палубных работах. Пока я возился, пустая бутыль (предназначавшаяся для керосина), сохшая на баке кокпита, вдруг свалилась прямо на большой палец ноги (ноготь потом почернел). Это досадное происшествие пошло мне на пользу. После него придавать сколько-нибудь серьезное значений всему происходившему казалось абсурдом.
Стоило ли удивляться тому, что я теряю в весе!
Глава пятая. ЖАЖДУ ВЕТРА И ДОЖДЯ!
Первого октября закончилась пятая неделя плавания. Наконец я вновь почувствовал голод и отлично позавтракал. Спал тоже хорошо и, проснувшись, убедился, что как следует отдохнул. Поднялся на палубу и заменил штормовой кливер рабочим. Это содействовало усилению аппетита. А тут еще судьба позаботилась обо мне, подкинув к завтраку летучую рыбку, которую я немедленно выпотрошил и приготовил. Меню этого завтрака врезалось в память. Один грейпфрут (примерно четвертую его часть пришлось выкинуть — начал портиться); две картофелины, зажаренные вместе с рыбкой; два куска поджаренного хлеба из непросеянной муки с маслом и мармеладом; полторы кружки кофе.
После того как я со всем этим справился, поднялся на палубу и прибавил парусов. Между 32-ми и 35- ми сутками плавания я утратил свои преимущества перед “Катти Сарк”. Она прошла потрясающе много за 33-ие, 34-е и 35-е сутки, и если на 32-е сутки я отставал от нее всего на 40 миль, то на 35-е оказался позади уже на целых 352 мили. Как тут не упасть духом, и действительно, порой меня охватывало гнетущее отчаяние. Казалось, что яхта безнадежно велика и управлять ею в трудных условиях совершенно невозможно. Пробужденный от безмятежного сна, сорванный со своей койки авралом, утомленный тяжелой штормовой работой на палубе, я был склонен видеть все в самом мрачном свете. Частенько подумывал о том, как хорошо было бы нести круглосуточную вахту при полной команде, готовой встретить любую свежую погоду. Такое настроение, впрочем, было недолгим, я всегда чувствовал себя лучше после того, как удавалось крепко поспать несколько часов подряд. Крепкий сон меня прямо преображал, и я весело брался за любую неотложную работу: поливал свой “огород”, засевал семенами каждый освободившийся клочок “земли”, с которого снимал урожай кресс-салата. Кроме того, у меня была еще музыка! Какой замечательной
