— В сенях.
— А если там нету?
— Ну, знаешь!
Славкин голос не предвещал ничего хорошего, а потому через полминуты из окна вылетел шпагат. Туман вскочил, кинулся вперед и стал трепать его.
— Ко мне!
Туман побежал к хозяину, не разжимая зубов. Сзади разматывался моток.
— Хорошо!
Славка привязал апортировочный предмет к шпагату и, кинув подальше, стал резко подергивать конец. Щенок весь насторожился, затем бросился в траву, где пойманной рыбой трепыхался апорт. Приняв его за игрушку, придавил лапами и стал грызть. Деревянный кругляш выскользнул из-под лап и, будто живой, пополз к ногам хозяина. Не тут-то было! В собаке проснулся охотничий инстинкт. Она догнала.
— Апорт!
Схватила.
— Ко мне!
Принесла.
— Дай!
Туман неохотно разжал зубы. В порядке компенсации Славка дал ему кусочек сахара.
Август сменился дождливым сентябрем, октябрь высушил слезы на деревьях и траве, глянул сухими, прозрачными закатами. Перед тем, как уйти, он подбрасывал по утрам холодный иней.
Туман по-прежнему жил в своей уютной, хотя и без особых удобств квартирке. Голос его ломался. Когда к дому приближался кто-то незнакомый, Туман выскакивал из будки и уже баском извещал всю улицу о том, что он жив-здоров и никого не пропустит к крыльцу без злого собачьего приветствия.
Как-то утром, это было в начале декабря, он выглянул в единственное окошко своего нехитрого домика и прищурил глаза от удивления. Кругом белым-бело. Снег притушил запахи, это больше всего взволновало молодую собаку.
В январе ударили морозы. Под вой пурги и треск мороза Туман матерел. Славка не мог нарадоваться на своего дружка. Но в феврале нежданно-негаданно пришла беда.
Никогда Туман не был таким притихшим. Когда Славка появился на крыльце с миской в руках, пес не встретил его радостным лаем. И завтракать не стал.
— Что с тобой, Туман?
Тот грустно посмотрел на хозяина, опустил голову между передними лапами и закрыл глаза.
Последние Славкины сомнения исчезли. Собака больна и, как видно, тяжело. Он похолодел от мысли, что все это может плохо кончиться.
— Как же так, Туман?
Пес чуть приоткрыл глаза, будто хотел сказать: «Сам не знаю, как это случилось. Хвороба подкралась неслышно — без шума, без запаха. Еще ночью всего меня ломало, а к утру горел, как в огне. Ладно, иди к себе, я уж выкарабкаюсь из этой истории как-нибудь один».
— Что это ты вдруг? — спросил Петр Иванович, когда сын переступил со своей ношей порог.
— Заболел, — коротко ответил Славка. — Дай, мама, денег. Повезу в поликлинику.
Елизавета Петровна, ни слова не говоря, полезла в комод.
— Вези на такси, — сказала она.
Славка накинул пальтишко и побежал на шоссе ловить зеленый огонек. Через двадцать минут он подкатил к калитке на «Победе».
Петр Иванович вызвался ехать тоже. Когда все трое сели в машину, водитель спросил:
— Далеко?
— До ветеринарной поликлиники, — торопливо сказал паренек.
Шофер наморщил лоб.
— Не припомню такую.
Славка со страхом спросил:
— То есть как это? Нету, что ли?
Лицо у него стало бледнеть. Водитель поспешил успокоить.
— Ну, почему же нету? Есть такая в Москве поликлиника, и не одна, наверное. Только адреса я не знаю.
— Тогда вот что, — решил Петр Иванович, — едемте до справочного киоска у метро «Сокол», там узнаем.
И в самом деле девушка в справочном, полистав толстую книгу, сразу же написала на бумажке улицу и номер дома.
Не везет так не везет! Когда они приехали в поликлинику, оказалось, что там выходной. Туман сдавал. То ли его укачало в «Победе», то ли болезнь все больше забирала, только у него бока учащенно ходили. По всему видно — свет не мил ему.
Славка умолял открыть двери и пустить его к дежурному врачу, ведь должен быть хотя бы один на поликлинику. Оказывается, такого врача штатом не предусмотрено.
— Если овчарке очень плохо, позвоните в скорую помощь, только в «скорую» не для детей, а для животных. Есть такая в Москве. — И угрюмый санитар прокричал через стеклянные двери номер телефона. Петр Иванович аккуратно записал.
Звонили из автомата за углом. Отец, волнуясь, объяснял, доказывал. Наконец:
— Спасибо, мы быстренько, — и повесил трубку.
Осмотрев собаку, ветеринарный врач покачал головой и вдумчиво произнес:
— М-да…
— Что с ним? — спросил Славка.
— Чума.
— Чума!!!
— Чума, молодой человек. Будем надеяться, выживет. Сколько ему месяцев?
Славка сказал.
— Ага, еще не прошел, значит, полный курс дрессировки.
Врач забарабанил пальцами по столу, раздумывая над тем, говорить или не говорить. Решил сказать.
— После такой болезни собаки, если остаются живыми, как правило, не пригодны к службе…
— Неправда! — крикнул Славка.
Врач пожал плечами.
— Чего ты шумишь, — тихо сказал отец. — Доктора больше нас с тобой знают.
А врач уже протягивал бумажку.
— Вот, отвезите собаку в лечебницу. Необходимо стационарное лечение. Если, конечно, вам нужна дворняжка.
Это было жестоко — так сказать о собаке с родословной, о его друге, к которому он так привязался и полюбил.
Славка чуть не расплакался: «Дворняжка… Ты овчарка, Туман, и останешься овчаркой! Пойдем, мой милый. Ух, какой ты стал тяжелый!»
Три недели провел Туман в лечебнице. И все три недели Славка не находил себе места. Больную собаку он навещал каждый день. Лечебница находилась далеко, от дома надо было ехать часа два — не меньше. Но расстояние паренька нисколько не смущало. Он трясся в трамвае, мчался в метро, жался в автобусе. Привозил из аптеки пенициллин для вливаний, а из дома молоко, мягкую косточку, бабушкину шанежку или мясной бульон. Славка ухаживал за больным другом, будто это не собака вовсе, а по крайней мере меньший брат, попавший в жестокую переделку. «Открой, Туман, рот, проглоти таблетку, да не упрямься, пожалуйста. Давно бы так!»
Вечерами обоим было тяжело расставаться. Четвероногий больной пробовал вскочить и бежать следом, но слишком много сил отняла у него болезнь. Славка говорил:
— Лежи! Завтра опять приду. Ну, что ты волнуешься?
