то не могу идти с тобой.
Кудинов явно подтрунивал над Алешей. Подчеркивал свое превосходство. Мол, я — фронтовик, понюхавший пороху разведчик-артиллерист, а ты — молоденький офицерик, ничего не понимаешь толком.
Алеша растерялся, он не знал, как говорить с разведчиком. Приказать вести на КП? Но такой приказ противоречит здравому смыслу. Идти на совершенно ненужный риск, пожалуй, глупо. И он бы уже не спешил туда, если бы не эти слова, не бесшабашный и ехидный тон, которым они были сказаны.
— А мне бы так хотелось, так ужасно хотелось бы прижать ее к сердцу… — продолжал Кудинов.
Алеша, наконец, не вытерпел:
— Хватит кривляться.
— Понятно. Все будет в норме, — щелкнул каблуками Кудинов. — А вы уже бреетесь, товарищ лейтенант?
Алеша вспыхнул весь, но сдержался:
— Бреюсь.
— А что-то, извините, незаметно.
У Алеши обиженно затряслись губы.
— Вон оно что. А мы-то думали…
Слушавшие Кудинова разведчики переглядывались. Они явно прощупывали своего нового командира.
— А шпоры лучше бы снять. Немец, он чуткий…
Алеша не внял совету капитана из штаба армии. Он ходил к Бабенко при шпорах, и подполковник — усы ниже подбородка, как у запорожцев, — не сделал Алеше ни одного обидного замечания. А эти острят.
— Кудинов прав, — сказал мешковатый, широконосый помкомвзвода Тихомиров. — Мы отвечаем за тебя, лейтенант. Необстрелянный ты.
И этот ставит шпильки. Ну, погодите же! Вы узнаете, трус он или нет. Пусть не сегодня, но обязательно всем докажет.
Разговор шел в садике возле небольшой хатки, которую в прифронтовой, чудом уцелевшей деревеньке, занимал взвод разведки штабной батареи. Противник часто обстреливал деревеньку. За каких- то пару часов фрицы трижды принимались молотить ее осколочными снарядами.
— Я сам за себя отвечаю, — Алеша прошелся к калитке и посмотрел на пустынную улицу.
Тихомиров последовал за ним. Он стал рядом, облокотившись на кол плетня, сказал:
— До тебя был тоже лейтенант. Мировой мужик, а схватил пулю в темя. Как по циркулю. В амбразуру КП залетела. А на Кудинова не серчай. Мы так уж привыкли тут. Скучно, вот и чешем языки.
Если говорить по совести, Алеша уже не так остро чувствовал обиду. Чего принимать близко к сердцу каждую мелочь! Познакомятся поближе — другое о нем скажут.
Когда взвод обедал, пришел командир батареи старший лейтенант Денисенков. Ему было лет сорок. Широкоплечий, чубатый, с черными смеющимися глазами. Алеша сразу заметил, что разведчики уважают комбата. Они перебросились с Денисенковым какими-то шутками. Потом Тихомиров отозвал Денисенкова в дальний угол хаты и что-то шепотом говорил ему.
«Это обо мне», — с неудовольствием подумал Алеша.
Он вышел во двор и сел на завалинке в ожидании разговора с Денисенковым и не заметил, как к нему подошел тщедушный и низкорослый красноармеец. Он робко отрекомендовался:
— Рядовой Камов. Вы, товарищ лейтенант, на Кудинова и на других ребят не обижайтесь. Они хорошие. Конечно, подбаловал их маленько комбат, языки распустили. А так они — ничего себе, особо Кудинов.
— Шутить он любит, — заметил Алеша.
— Это действительно.
— Я тоже люблю пошутить.
— А как иначе? Разве то люди, которые за грех считают посмеяться. Русскому человеку без анекдота, матерка никак нельзя.
Алеше Камов определенно нравился своей простотой. С виду никудышный, а душевная сила есть.
На пороге хаты появился Денисенков. Постучал широкой ручищей по косяку двери, словно вбивал в него гвозди, с любопытством посмотрел на Алешу.
— Ты, лейтенант, на конях-то ездишь? — спросил Денисенков.
— Езжу понемногу.
— Не хвастаешь?
— Вроде не хвастаю, товарищ старший лейтенант.
Денисенков прошел во двор, а за ним разом хлынули разведчики. Они поглядывали в сторону Алеши, словно чего-то выжидая. Смотрел сюда и Денисенков из-под русых густых бровей.
— Мне Бурана, а лейтенанту Орлика, — ни к кому конкретно не обращаясь, распорядился он.
Разведчики бросились через огород к конюшне. Они бежали всей компанией, перегоняя друг друга и шумно обмениваясь на ходу какими-то замечаниями. Видно, были рады услужить Денисенкову и убедиться, на что способен их новый командир взвода.
— Поедем с тобой в Луганск. К вечеру вернемся. Ты как на это смотришь?
— Я готов, — с радостью ответил Алеша.
Вскоре разведчики привели гнедого дончака. Он шел приплясывающей походкой, немного боком, выгнув лоснящуюся сильную шею. Он прядал ушами, скосив зеленоватый глаз на шагнувшего к нему Денисенкова.
— Мой Буран, — с нотками гордости в голосе сказал комбат, ласково потрепав коня по холке.
— Красивый, — заметил Алеша.
— Ты не видел Орлика. Вот то жеребец! А какой он на скаку! Как птица.
При этих словах комбата Алеше показалось, что разведчики как-то странно переглянулись. Но лицо Денисенкова оставалось невозмутимым, и это успокоило насторожившегося было Алешу.
— Орлик — конь самого Бабенко, — сказал комбат. — А прежде он был у немецкого оберста. Трофей, под Тацинской его взяли.
— Товарищ подполковник не будет ругаться? — спросил Алеша.
— Ты же умеешь ездить. Нет, он нам разрешает иногда брать Орлика, — сказал Денисенков.
Время шло, а Орлика все не вели. И тогда комбат послал на конюшню узнать, в чем дело. Посыльный тоже долго не появлялся. И Денисенков собирался было идти за конем сам, как в конце огорода, на протоптанной между кустами терна тропке показался рыжий жеребец со звездочкой на лбу. Жеребца сдерживали двое разведчиков, а он приплясывал, похрапывая и дико вращая налитыми кровью глазами. Он был под таким же, как и Буран, высоким казачьим седлом. Спина у жеребца нервно вздрагивала, и Алеша отметил про себя, что конь явно уросит.
— Смотри, какой красавец! — восхищенно воскликнул Денисенков.
Да, конь был действительно редкой красоты. Тонконогий, поджарый, с довольно широкой грудью. В училище Алеша видел немало породистых лошадей, но этот конь был лучше.
— Статный, — согласился Алеша. — Не засекается?
— Нет. Я же вчера на нем в город ездил… — сказал Тихомиров.
Но его тут же оборвал Егор Кудинов:
— Орлик, конечно, не про тебя. А ежели человек со шпорами…
«Вот оно что! — подумал Алеша. — Конь спесивый, и его подсовывают мне. Хотят испытать. Что ж, будь что будет».
Он подошел к Орлику и взял у разведчиков повод. И взглянул на Денисенкова. А тот вскочил на своего Бурана, дал коню волю, и Буран легко перемахнул через плетень.
«Неплохо», — отметил про себя Алеша.
Левой рукой он до отказа натянул поводья и ухватился за короткую гриву Орлика, а правая рука легла на переднюю луку седла. Орлик слегка попятился, но Алеша изловчился и поймал стремя ногой. И в ту же
