Грабин Василий Гаврилович
Оружие победы
В.Левашов
О книге «Оружие победы» и ее авторе
Автор этой книги, известный советский конструктор артиллерийских систем Василий Гаврилович Грабин — генерал-полковник технических войск, доктор технических наук, профессор, Герой Социалистического Труда, четырежды лауреат Государственной премии СССР (он был удостоен ее в 1941, 1943, 1946 и 1950 годах), кавалер четырех орденов Ленина и других высоких правительственных наград.
«Известный» — неточное слово. Если говорить о широкой популярности, правильнее сказать — неизвестный. Как были неизвестны С.П.Королев и создатель легендарного танка Т-34 А.А.Морозов. Как были до поры неизвестны имена многих инженеров и ученых, работавших на Победу. В обстановке строжайшей секретности проходили и их рабочие будни, и их праздники.
Из 140 тысяч полевых орудий, которыми воевали наши солдаты во время Великой Отечественной войны, более 90 тысяч были сделаны на заводе, которым в качестве Главного конструктора руководил В.Г.Грабин (в книге этот завод назван Приволжским), а еще 30 тысяч были изготовлены по проектам Грабина на других заводах страны. Имя В.Г.Грабина мало кто знал, но все знали знаменитую дивизионную пушку ЗИС-3, вобравшую в себя все достоинства прославленной русской «трехдюймовки» и многократно умножившую их, оцененную высшими мировыми авторитетами как шедевр конструкторской мысли. Пушки эти до сего дня стоят на мемориальных постаментах на полях крупнейших сражений — как памятник русскому оружию. Так оценил их народ. Грабинскими пушками были вооружены «тридцатьчетверки» и тяжелые танки «КВ», грабинские 100-миллиметровые «зверобои» встали неодолимой преградой на пути фашистских «тигров» и «пантер», грабинские «САУ» помогали атакующей нашей пехоте подавлять огонь вражеских дотов.
Обычно в мемуарах читатель ищет подробности жизни знаменитых людей, живые детали, позволяющие полно и живо воссоздать образ времени. Эта книга иная. В.Г.Грабин описывает не историю своей жизни, он пишет то, что можно бы назвать биографией его дела. Насколько полно прослежены этапы рождения почти каждой из пушек, настолько же скуп автор в отношении даже крутых поворотов своей жизни. Для В.Г.Грабина событием было принятие его пушки на вооружение, а не награждение его самого высшей премией. Поэтому и пришлось начать эти страницы энциклопедической справкой, официальным перечислением его титулов и званий.
Как и для большинства читателей, далеких от специальных проблем вооружения и детально не вникавших в историю Великой Отечественной войны, фамилия «Грабин» ничего мне не говорила до одного из холодных ранневесенних вечеров 1972 года, когда на моем пороге возник залепленный мокрым снегом молодой майор с черными петлицами и поставил на пол два тяжелённых пакета со словами: «Приказано передать». Такой тяжелой могла быть только бумага. Так и оказалось: в свертках было два десятка папок с плотным машинописным текстом. Я внутренне ужаснулся: это же не меньше недели читать! Но отступать было некуда. Накануне в телефонном разговоре с моим старшим коллегой по писательскому цеху М.Д.Михалевым (он тогда заведовал отделом очерка в журнале «Октябрь») я дал согласие взглянуть на материалы с тем, чтобы — если это меня заинтересует принять участие в их литературной обработке. Сам М.Д.Михалев занимался этой работой уже с год и чувствовал, что в одиночку не справится. Майор, козырнув, исчез в темноте. Я перетащил пакеты поближе к столу и раскрыл первую папку. На титульном листе стояло: В.Г.Грабин.
Читал я ровно неделю. Не отрываясь — как увлекательнейший детектив. Отложив все дела и отключив телефон. Собственно, никакие это были не мемуары. Правильнее сказать: технический отчет. Со всеми внешними признаками этого канцелярского жанра. Но отчет — о всей своей жизни. А поскольку для В.Г.Грабина, как и для многих его сверстников, юность которых была осияна молодой идеологией Октября, дело было главным, а порой и просто единственным содержанием жизни, отчет Грабина о своей жизни стал отчетом о своем деле.
Среди талантов Василия Гавриловича не было литературного дара, но он обладал даром иным, редчайшим, который роднит его с Львом Толстым. Я бы назвал это — точечная память. Память его была феноменальной, он помнил в мельчайших подробностях все — в ходе работы наши с М.Д.Михалевым архивные изыскания неизменно подтверждали его правоту. Но мало того, что он помнил все, что происходило. Самое поразительное, что он помнил все, что тогда чувствовал, последующие впечатления не стирали и не искажали того, что он переживал в каждый конкретный момент своей почти сорокалетней деятельности. Когда-то где-то какой-то мелкий военный чиновник помешал (чаще пытался помешать) работе над очередной пушкой. И хотя чуть раньше или чуть позже этот чиновник был переубежден или просто отступил, отстранился, был смят, убран с пути ходом самого дела, Грабин словно бы возвращается в тот день, и вся ненависть к чинуше, все отчаяние ложатся на бумагу, он снова спорит со своим давно побежденным оппонентом так, как спорил тогда, и приводит доказательства своей, а не его правоты, не упуская ни малейшей мелочи: «Во-первых… в-третьих… в-пятых… И наконец, в-сто тридцать вторых…»
В.Г.Грабин писал отчет о своей жизни. И возможность не просто узнать итог, а проследить процесс сообщает книге В.Г.Грабина особую динамичность, а также дополнительную и довольно редкую для мемуарной литературы ценность.
Еще через несколько дней я приехал в подмосковную Валентиновку и долго ходил по раскисшим от весеннего половодья улочкам, отыскивая дом, где жил В.Г.Грабин. Возле калитки с нужным мне номером стояли два потрепанных мужичка и безуспешно давили кнопку звонка. У ног их стояла молочная фляга с какой-то то ли олифой, то ли краской, которую они жаждали как можно скорей продать за любую цену, кратную стоимости бутылки. Наконец, не на звонок, а на стук калитка открылась, выглянул какой-то человек, одетый так, как одеваются все жители подмосковных поселков для работы на улице, в самый что ни на есть затрапез: какой-то ватник, опорки, — вопросительно глянул на посетителей: что надо?
— Слышь, батя, позови-ка генерала, дело есть! — оживился один из них.
Человек мельком глянул на флягу и недружелюбно буркнул:
— Нет генерала дома.
И когда они, чертыхаясь, потащили свою флягу к другой калитке, перевел взгляд на меня. Я назвался и объяснил цель своего приезда. Человек посторонился, пропуская меня:
— Проходите. Я Грабин.
В глубине просторного, но совсем не генеральских размеров участка стоял небольшой двухэтажный дом, опоясанный верандой, тоже ничем не напоминающий генеральские хоромы. Позже, во время работы над книгой, я часто бывал в этом доме, и всякий раз он поражал меня какой-то своей странностью. В нем было довольно много комнат, шесть или семь, но все они были маленькие и проходные, а по центру дома шла лестница, дымоход и то, что называется инженерными коммуникациями. Однажды я спросил у Анны Павловны, жены Василия Гавриловича, кто строил этот дом.
— Сам Василий Гаврилович, — ответила она. — Сам проектировал и следил за постройкой, он очень его любил.
И все стало понятно, дом был похож на пушку: в центре ствол, а все остальное вокруг…
Через два года работа над рукописью была закончена, весной 1974 года из типографии пришла верстка, на титуле которой стояло: Политиздат, 1974. Еще через год набор был рассыпан и книга перестала существовать.
Как бы перестала существовать.
Но все же существовала. Все же «рукописи не горят».
По традиции предисловия к мемуарам крупных государственных деятелей пишут другие крупные государственные деятели, своим авторитетом как бы свидетельствуя о подлинности заслуг автора, значительности его вклада в науку, культуру или экономику страны. В.Г.Грабин был несомненно крупным
