ГКБ-38. Наше КБ переработало некоторые агрегаты, улучшило их, облегчило их вес и присвоило этому изделию наш индекс Ф-20. К моменту запуска в производство Ф-22 многие детали и узлы Ф-20 были уже изготовлены. Опытного цеха на заводе не было, поэтому директор распорядился для сборки Ф-20 выделить в механосборочном цехе специальный участок. Выделили площадку около 60 квадратных метров, огородили ее, установили верстаки, стеллажи и скомплектовали бригаду слесарей-сборщиков: Мигунов, Румянцев, Воронин, Маслов и еще несколько человек. Бригадиром был назначен Гогин.
Сборка шла не споро. Детали поступали некомплектно, в первую очередь приходили те, что были попроще, а более трудоемкие задерживались и, кроме того, часто были с изъяном — с отступлениями от чертежа и технических условий. Не было почти ни одного паспорта на трудоемкую деталь, на котором отсутствовала бы разрешающая пометка конструктора: допустить с таким-то дефектом на сборку. Все ведь делалось кустарным способом, без специальной технологической оснастки, да и технологии в настоящем смысле этого слова не было, кроме перечня последовательности операций. Все зависело от рабочих- станочников, от их квалификации.
Сборочный участок явился школой для нас, конструкторов: как нужно и как не нужно конструировать. Строгое и дорогое было это учение. Люди словно бы сразу повзрослели — собственная работа стала нам видней. Если прежде многие влюблялись в свои конструкции, полагая, что создали шедевр, то после сборки пушки Ф-20 критичнее стали относиться к своей работе.
Наконец пушка Ф-20 была собрана и испытана стрельбой на заводском полигоне. Во время испытаний приехал начальник Вооружения Красной Армии Тухачевский, с ним его заместитель Ефимов и другие работники Артиллерийского управления:
Они обратили внимание на то, что гусеничный поворотный механизм работает с большим усилием. Других замечаний не было. Не было и восторга, хотя пушка полностью удовлетворяла тактико-техническим требованиям Артиллерийского управления и даже весила на 200 килограммов меньше заданного.
Пушку доставили на заводской полигон. После первого выстрела Тухачевский и другие подошли к орудию, осмотрели его, затем Тухачевский повращал маховики механизмов наведения и, ничего не сказав, отошел.
Сопровождавшие его по очереди подходили к орудию и работали на маховиках механизмов, открывали и закрывали затвор. И так же, как Тухачевский, ничего не говорили.
Было сделано еще 10 выстрелов, и после каждого выстрела Тухачевский подходил к орудию и молча осматривал его. Я не мог заметить на его лице никаких признаков удовлетворения или неудовлетворения. После двенадцатого выстрела я спросил: есть ли необходимость продолжать стрельбу? Он сказал, что можно прекратить, подошел к орудийному расчету и поблагодарил за отличную работу. Потом в его вагоне за ужином, который, продолжался до поздней ночи, много было всяких разговоров, но только не о пушке.
На следующий день пушку прицепили к грузовой машине, и та возила ее с разной скоростью по дорогам на территории завода. Когда был наезжен определенный километраж, пушку доставили в цех. Первым осмотрел и опробовал работу механизмов Тухачевский. Кроме поворотного, механизмы работали нормально.
Потом собрались в том же вагоне. Я ожидал услышать общую оценку пушки, но разговор шел главным образом о поворотном механизме. Я сказал, что конструкция и технология изготовления гусеничного механизма дорабатываются, есть уверенность, что и этот механизм будет работать не хуже других. Тухачевский усомнился.
Отладочные испытания подходили к концу, когда М.Н.Тухачевский опять посетил завод. Как и в тот раз, его вагон был подан на заводскую территорию.
Осмотр пушки начали с поворотного механизма, о котором в прошлый раз было столько разговоров. Начальника Вооружения поразила легкость работы механизма, и он спросил:
— Чем вы смазали его?
Ему доложили, что это механизм новый, изготовленный с полным технологическим оснащением. Чтобы убедить его, потребовалось не только рассказать, но и показать всю технологическую оснастку.
Начальник Вооружения сказал:
— Я не думал, что вы справитесь с этим агрегатом. И не только я…
Тухачевский захотел еще раз посмотреть, как ведет себя пушка при стрельбе. Сначала на полигоне сделали два выстрела с нормальным зарядом, а затем начальник Вооружения попросил сделать пять выстрелов беглым огнем: его интересовали скорострельность и удобство обслуживания пушки.
Грянул выстрел, затем второй, третий, четвертый и пятый. Орудие стоит спокойно, из канала выходит дымок, оно готово к новому огневому налету.
Среди присутствующих полная тишина. Видно было, что все мысленно оценивали результаты. Начальник заводского полигона А.И.Козлов, прохаживаясь, посматривал то на пушку, то на гостей, ожидая новых указаний.
Молчание нарушил Елисеев.
— Да, красиво, ничего не скажешь, — громко произнес он. Как бы очнувшись, Тухачевский сказал:
— Повторим.
И опять команды Козлова:
— Пять патронов, нормальным, огонь!.. Орудие!.. — Никто не успел и глазом моргнуть, как отгремели пять выстрелов. Как и раньше, пушка стояла спокойно, слегка дымило из ствола, а рядом наготове — неутомимый орудийный расчет.
Начальник Вооружения подошел к пушке, осмотрел ее, опробовал механизмы, особенно поворотный, который работал так, будто и не испытывал никакой нагрузки. Видно было, что Тухачевский доволен. Нам, конструкторам, очень хотелось услышать его оценку, но… Все будто сговорились, молчат. Только один Елисеев подошел ко мне и — шепотом:
— Отличная стрельба!
Я ему:
— Но начальство молчит. Неизвестно, чего оно хочет.
Случилось так, что у пушки оказались рядом Тухачевский, Дроздов, начальник 2-го отдела материальной части Артиллерийского управления, Елисеев и я. Я обратился к Тухачевскому:
— Скажите, пожалуйста, может ли наша пушка удовлетворить современным требованиям Красной Армии?
Я ожидал прямого ответа, но услышал другое:
— Вам надо еще поработать над ней и постараться уменьшить вес.
— Пушка на двести килограммов легче, чем задано в тактико-технических требованиях Артиллерийского управления.
— Это хорошо, но нужно еще снизить вес.
— Хотелось бы знать предел, к которому мы должны стремиться.
— Чем меньше, тем лучше, — ответил начальник Вооружения.
На этом наша беседа закончилась. Тухачевский поблагодарил орудийный расчет за отличную работу, пригласил директора, Елисеева и меня отобедать с ним и уехал с Елисеевым. Уехал и директор завода. Спустя некоторое время позвонил Елисеев.
— Скажи, пожалуйста, чем был вызван твой вопрос Михаилу Николаевичу о полууниверсальной пушке? Ведь ты же сам считаешь, что такая пушка армии не нужна.
— Поэтому я и спросил его. И он подтвердил мое мнение, не дав ей положительной оценки. Но какая пушка нужна армии, он не сказал. Тяжело работать, Василий Федорович, когда понимаешь, что занимаешься бесполезным делом. Отношение Тухачевского к Ф-20 еще больше укрепляет мое убеждение в правильности нашего предложения создать специальную дивизионную пушку Ф-22. Очень жаль, что конъюнктура вынуждает нас приспосабливать эту пушку для стрельбы и по зенитным целям. Уродуем мы ее…
