возможностей. Иногда же проще и правильнее создать новую пушку, чем модернизировать старую.
— Значит, вы, Василий Гаврилович, считаете, что пушку УСВ нельзя модернизировать?
— Можно, но только это будет очень сложная и большая работа. УСВ мы рассматривали и рассматриваем как переходную пушку к другой дивизионной пушке такой же мощности, но значительно более легкой. Я считаю, что нужно сегодня думать не о модернизации УСВ, а о создании новой, гораздо более совершенной дивизионной пушки.
— Вашу пушку только что приняли на вооружение, — заметил Ванников, — а вы уже говорите, что нужно проектировать новую.
— Чтобы, не опоздать, Борис Львович, приходится торопиться и самим заниматься вопросами прогнозирования артиллерийского вооружения, конечно, в рамках специализации нашего конструкторского бюро. — Ванников напомнил:
— Вы уже пробовали заниматься прогнозом и все кончилось тем, что вместо вашей пушки Ф-22 военные выдали Кировскому заводу ТТТ на другую дивизионную пушку. Вам удалось превзойти кировцев — Ф-22 УСВ принята на вооружение. Так стоит ли еще раз забираться в область прав и обязанностей Генштаба, командования артиллерией и ГАУ?
— Есть только один путь: создать по собственным, рационально выбранным тактико-техническим требованиям новую дивизионную пушку, мощную, легкую, простую в изготовлении и дешевую.
Обсуждение этого вопроса заняло у нас много времени. Ванников всячески пытался отстоять свою точку зрения, но в конце концов на примере дивизионных, танковых и других орудий мне удалось убедить его, что мы не имеем права бездействовать.
— Создать новую дивизионную пушку будет очень трудно, — сказал я. — Кроме трудностей технических, есть и другие. Придется работать так, чтобы никто из военных о новой пушке не знал, пока она не появится в металле. А как обойтись без них, если финансирование идет через ГАУ? Мы бедны, но с большим запросом. Ведь наше КБ и опытный цех находятся на хозрасчете. Заработаем — получаем зарплату, не заработаем — просим помощи. Правда, пока еще ни разу не просили. И все же хорошо бы иметь какие-нибудь деньги для инициативных работ, тогда бы и новейшая дивизионная пушка быстрее появилась бы.
— Попробуем что-нибудь сделать, — подвел итог Ванников нашему разговору. Занимайтесь этой работой, с финансированием поможем.
И это были не просто слова. Борис Львович Ванников на протяжении долгих лет был нашим надежным союзником в борьбе за совершенствование артиллерии, его помощь всегда была оперативной и действенной.
Но были проблемы, разрешить которые удавалось далеко не сразу. Во время этого же разговора с Ванниковым я затронул очень больной для завода вопрос — о подготовке валового производства:
— Неужели и УСВ будем изготавливать по старинке? Мы сэкономили много времени на стадии проектирования и изготовления опытных образцов. И теперь вся экономия будет зачеркнута кустарной технологией?
— Вы сами знаете, Василий Гаврилович, что это зависит не от Наркомата оборонной промышленности, а полностью от сроков, которые нам назначат для поставки пушек.
— Пора с этим покончить. Может быть, следует вынести этот вопрос на рассмотрение правительства? — спросил я. — По нашему убеждению, это назрело.
Но Ванников не соглашался со мной…
4
Все произошло именно так, как я и предполагал. Вскоре после моего возвращения из Москвы на завод поступил приказ наркомата о снятии с производства пушки Ф-22 и о запуске в производство пушки Ф-22 УСВ. Сроки были очень жесткие — военные не отступили от своего правила. Это диктовало немедленный запуск орудия в производство. Дирекция приняла решение: приступать к производству пушек и на ходу разрабатывать временную технологию с жестким минимумом технологической оснастки.
Итак, все повторялось. Как три года назад мы мучились с пушкой Ф-22, изготовляемой кустарно, так придется работать и теперь с УСВ. Правда, положение было не во всем таким же беспросветным, как в 1936 году.
Во-первых, заводские кадры заметно выросли за этот сравнительно небольшой отрезок времени. Оказали свое влияние школы стахановского опыта, разворот соревнования, профессиональная подготовка рабочих. Выше стал уровень руководства в цехах и на заводе в целом.
Во-вторых, завод ныне избавился от многих проблем, связанных с тем, что пушка Ф-22 была весьма малотехнологична, то есть детали и агрегаты ее конструировались без учета условий производства. В этом смысле УСВ оказалась несравнимо выше по своему уровню и проще для валового производства — видны были первые результаты содружества технолога и конструктора.
И еще одно обстоятельство облегчало работу завода по выпуску пушек УСВ. Сотрудничество конструктора и технолога, которые по многим командным деталям УСВ начинали работу одновременно с началом проектирования, не ограничивалось только стенами опытного цеха, да и не могло ограничиться. Конструктор и технолог не могли, например, до конца решить все проблемы формообразования литых деталей без консультаций с производственниками. И потому, когда пушка УСВ была принята на вооружение, во многих цехах, особенно в литейном и в термическом, уже было все подготовлено к работе над УСВ. К тому же половина деталей нового орудия не потребовала никаких изменений. А производство этих деталей было уже, худо-бедно, налажено. Постепенно поступала с других заводов оснастка, заказанная в 1936 году. Ее по мере поступления осваивали.
Облегчало положение и то, что производственные мощности механосборочных цехов по сравнению с заводской программой выпуска пушек были по тому времени большими, а профессиональное мастерство станочников, наладчиков и слесарей стало таким, что ас Волгин не так уж возвышался над своими коллегами, как несколько лет назад. Примечательно, что станочники и слесари росли как высококвалифицированные умельцы-универсалы. Они могли делать и делали самые сложные детали с минимальной оснасткой.
Завод начал осваивать УСВ. Был и брак, отступления от чертежей, были и случаи возврата продукции военной приемкой; орудие иногда не выдерживало контрольной стрельбы. Приходилось возвращать его на завод, доделывать, а потом вновь предъявлять аппарату ГАУ.
Все зависит от точки зрения. Можно сказать, что это очень плохо, когда пушку не принимают с первого раза. Но если вспомнить, что при производстве пушки Ф-22 случалось, что орудие принимали только с восемнадцатого раза, то нынешнее положение можно было рассматривать как более или менее нормальное. Так и оценивалось положение на заводе, пока не грянул, как снег на голову, приказ об увеличении производства по расширенной мобилизационной программе.
Это было прямым следствием международных событий: 30 ноября 1939 года началась война с белофиннами.
Не думаю, что именно для боевых операций на линии Маннергейма потребовалось резко увеличить выпуск УСВ. Скорее, это стало проверкой мобилизационной готовности завода. Но это дела не меняло.
Аппарат управления завода сработал быстро: все цехи получили новые увеличенные задания. Оперативнее всех отреагировали заготовительные цехи: выпуск заготовок стал заметно наращиваться. И в совершенном прорыве оказалась механосборка. Здесь не только не возрос выпуск пушек, но появился поразивший всех обратный эффект: производительность цехов начала даже падать. Этого не мог ожидать никто. Не помогали «кнут и пряник» дирекции, не улучшали положения категорические приказы наркомата. Механосборочные цехи просили добавить оборудования и людей — дирекция этого не могла сделать. Завод лихорадило, как никогда.
Вот это и был тот момент, когда полностью сказались все недостатки в организации производства. Иначе и быть не могло. Где были в сложившихся условиях основные резервы нашей механосборки, как и всего старого завода? При одинаковом оборудовании — только в профессиональном уровне рабочих. А его
