строился наш поселок.
- Спрячь-ка ты ее пока здесь.
- Думаешь, до утра она подрастет?
- Да нет, - сказал Франта. - Но тебе надо маму как-то к этому подготовить.
Свет от уличных фонарей проникал и в сарай. В углу мы нашли бадейку, оставшуюся от строителей.
- Отлично! - воскликнул из другого угла Франта. - Здесь и вода еще течет.
Мы налили полную бадейку и пустили в нее лещенка. Он уже едва дышал. Признаться, меня еще мучил страх, как бы сюда не пришел пан Ружек. Он живет в нашем же доме, на первом этаже. И поскольку он -милиционер, он все видит и слышит куда лучше, чем обыкновенные люди.
Мы оставили воду капать из крана в бадейку, потому что рыбам это, скорее всего, нравится.
- Ну а к маме ты уж отправляйся один, - сказал Франта и вышел из сарая.
К нам, на девятый этаж, я поплелся пешком. Позвонил. Мама прямо в дверях спросила:
- Наконец-то идешь, а где рыба?
Мне даже не пришлось и врать:
- Рыбу я оставил внизу, в сарае, чтобы она не загадила нам всю ванну.
Но мама на это только головой покачала:
- А что, если ее кто-нибудь возьмет?
- Нет, никто не возьмет, - уверенно сказал я.
- Сходим все-таки за ней, - решила мама.
Она долго искала фонарик, а потом мы спустились вниз и пошли в сарай. В сарае я забрался в самый темный угол. Мама зажгла фонарик, в бадейке блеснул свет, мама обернулась ко мне и спросила:
- И это ты купил за тридцать крон?
Я промолчал.
В это время в бадейке метнулась рыба, да так, что вода залила все лежащие на полу опилки. Это был карп, да такой огромный, что и представить себе трудно.
- Сколько же в этом году стоит килограмм рыбы? - спрашивала мама. И все время при этом качала головой. А я заметил, как мимо хвоста карпа проплыла маленькая плоская рыбешка.
Мама повернулась ко мне и сказала:
- Ты что, был у Ружека? Почему тут пахнет его трубкой?
Как мы с Франтой получили на елку одинаковые подарки
Мама позвала меня и спросила:
- Какой бы ты хотел получить подарок на рождество?
Я ответил:
- Не знаю.
- А ты подумай, - сказала мама.
Я вышел на улицу и попробовал раскатать ледяную дорожку на площадке за домом. У меня из этого ничего не вышло, потому что навалило слишком много снега. И я стал думать.
Обычно, во всякое другое время, я могу сразу же назвать не меньше трех вещей, какие мне хотелось бы получить в подарок. А перед рождеством я никогда не могу ничего придумать.
Я сидел на железных перилах лестницы за домом и совсем замерз. Все время я пытался представить себе елку и то, что должно под ней лежать.
Мимо шел Франта. Руки - глубоко в карманах, голова опущена. Внизу на брюках висят сосульки. Похоже было, что он уже давно так ходит. Я позвал его. Франта быстро обернулся.
- Слушай, не знаешь, какой бы подарок мне пожелать на елку? Никак ничего не могу придумать.
Я сразу же посоветовал ему десяток вещей. Правда, ни одну из них я не хотел для себя. Но и Франта, оказывается, ничего такого не хотел.
Теперь мы сидели с ним рядом на перилах и думали.
Мысли у меня всегда летят быстро, но вот перед рождеством голова вообще почему-то не работает. Сижу и мучаюсь.
Франта - драчун и думает, что каждую хорошую идею надо брать с боя. Поэтому он каждую минуту ударяет кулаком по перилам. Но и ему в голову ничего не приходит.
Наконец я решил:
- Надо от этого отвлечься и отдохнуть. Пойдем покатаемся на санках.
И мы побежали домой за санками. Внизу у лифта мы встретили пани Краслову с ее дочкой Марцелкой. Это совсем маленькая девочка. За ней нужно все время присматривать, потому что если что- нибудь случится, то виновата всегда будет не она, а тот, кто рядом.
- Куда собрались, мальчики? - спросила пани Краслова.
- Да на санках покататься, - сказал я еле слышно, чтобы не услышала Марцелка.
- Я тоже хочу, - тут же отозвалась Марцелка.
- Да нет, мы боимся, а вдруг с ней что-нибудь случится, - признался я, а Франта меня поддержал.
- Я думаю, вы уже достаточно взрослые, не так ли? - возразила пани Краслова.
Итак, Франта с Марцелкой ждали внизу, а я пошел наверх за санками.
- Куда ты, Петр? - спросила меня мама.
- Покататься с Марцелкой на санках.
Раза четыре, не меньше, мама мне напомнила, чтобы я с Марцелкой не ходил на крутой склон горы, потом она приказала, чтобы Марцелка сидела всегда только между мной и Франтой, и несколько раз попросила, чтоб я хорошенько смотрел на дорогу. У меня на все был один ответ:
- Ну ладно, ладно. Понимаю.
Я схватил санки и бросился бежать, но, прежде чем я оказался за дверью, мама все-таки успела снова меня озадачить:
- Ну что же все-таки подарить тебе на рождество?
Полдороги по направлению к горке мы с Франтой молчали. Марцелка шла между нами. И тоже молчала. Один только раз она взглянула на нас и спросила:
Мальчики, а что вы хотите, чтобы вам положили под елочку?
Франта поддал ногой сугроб. А я сказал:
- Марцелка, помолчи, не то отведу домой.
Нам, значит, предстоит возить ее по той горке, где ползают одни малыши, которых привязывают к санкам, а она еще, в довершение ко всему, будет пытать нас по поводу подарка.
Франта разозлился, и я тоже.
- Я лучше пойду домой, - сказал Франта.
Но Марцелка ухватила его за руку:
- Нет, не пойдешь. Я должна сидеть между вами.
Я пожал плечами, и Франта тоже пожал плечами. Так мы дошли до горки. С одной стороны - спуск отличный. Санки так и летят и, наконец, попадают на узкую тропинку между колючими кустами. О спуске с другой стороны нечего и говорить - это только для малышей и трусов. Однажды я нарочно хотел там перевернуться, да ничего из этого не вышло.
- Значит, на пологий, - вздохнул Франта и первым сел на санки.
Марцелка села за Франтой, а я за ней. Раз семь нам пришлось оттолкнуться. Но даже когда мы тронулись и поехали - все равно хоть плачь. Кругом малыши, привязанные к санкам, саночки с барьером, чтоб они не вывалились, а уж орут-то, будто летят на самолете. Перед нами бежала собака, вернее, почти шла шагом и все-таки все время оказывалась впереди. Нам с Франтой было так стыдно за такую скорость,
