– Вот так так, тебя ругают, а ты еще спрашиваешь, что это означает. Сказано, дурак новогодний.
«Дурак новогодний» — это ругательство хотя и звучит поэтично, но еще более непонятно, чем «кузнечный мех». Хотел было осведомиться и об этом, но ведь все равно, сколько ни спрашивай, вразумительного ответа не получишь, а поэтому я продолжал молча стоять перед Куро. Мне уже все это начинало надоедать, как вдруг послышался визгливый голос хозяйки Куро. Она громко вопила: «Ой, а где же лососина, которую я положила на полку? Вот несчастье! Опять этот чертов Куро украл. Вот паршивец! Пусть теперь только вернется!» Эти крики бесцеремонно сотрясали разлитую в воздухе тишину ясного весеннего дня и нарушали всю прелесть «августейшего царствования, когда ни одна ветвь на деревьях не шелохнулась»[38]. Куро скорчил дерзкую гримасу, словно желая сказать: «Ругаешься? Ну, ну, ругайся сколько влезет», — и, выставив вперед квадратный подбородок, подмигнул мне: дескать, слыхал? Тут я увидел, что в ногах у него валяются покрытые грязью остатки лосося, каждый кусок которого стоил примерно две сэны и три рина[39]. Я был настолько обескуражен встречей с Куро, что только теперь заметил, чем лакомился мой грозный сосед.
– А ты занимаешься своим прежним ремеслом! — с невольным восхищением воскликнул я, позабыв весь предыдущий разговор. Но даже после этого настроение у Куро нисколько не улучшилось.
– Чем это я занимаюсь? Ах ты сукин сын! Подумаешь, стащил кусок-другой лососины, так уж «прежним ремеслом»! Ты давай поменьше оскорбляй других. Позволю себе напомнить, что я все-таки Куро рикши.
И он начал скрести против шерсти свою правую переднюю лапу, от когтей и до самого плеча. Это означало, что он засучивает рукава.
– Мне давно известно, что ты Куро-кун.
– А если известно, так почему говоришь «занимаешься своим прежним ремеслом»? Почему, спрашиваю, — вызывающим тоном — заговорил Куро. Будь мы людьми, он уже давно схватил бы меня за грудь и отхлестал бы по щекам. Я немного перетрусил и про себя подумал: «Ну и попал же я в переплет», — но тут тишину снова нарушил голос хозяйки Куро: «Послушай, Нисикава-сан! Нисикава-сан! Дело есть. Сейчас же тащи кин[40] говядины! Понял? Один кин говядины, только не жесткой».
– Ха, берет говядину раз в год, а орет так, что уши режет. Решила похвастаться перед соседями: смотрите, мол, целый кин говядины покупаю. Просто беда с этой глупой бабой.
Не переставая злословить, Куро вытянул все четыре лапы. Я уже не знал, что говорить, и молча смотрел на него.
– Подумаешь, кин! Да там и смотреть не на что. Ну уж ладно. Пойду съем хоть это, как только принесут, — произнес Куро таким тоном, словно мясо заказывали специально для него.
Чтобы побыстрее от него отделаться, я сказал:
– Вот угощение так угощение. Просто здорово.
– Не твое дело. Замолчи лучше. Надоел! — ответил Куро и вдруг начал задними лапами швырять мне в голову комки мерзлой земли. Пока, весь дрожа от испуга, я отряхивал с себя грязь, Куро пролез под забором и куда-то исчез. Наверное, отправился следить, когда Нисикава вернется с говядиной.
Когда я пришел домой, в гостиной было необычно светло, совсем по-весеннему, и даже смех хозяина звучал весело. «Что с ним случилось?» — подумал я и, войдя в дом через распахнутую настежь дверь, приблизился к хозяину. У нас был гость, которого раньше мне видеть не приходилось. Волосы у него были разделены аккуратным пробором, хлопчатобумажное хаори с гербами было заправлено в штаны из грубой ткани. Своим видом он очень походил на прилежного ученика. На углу стоявшей перед хозяином грелки для рук рядом с лаковым портсигаром я заметил визитную карточку, на которой было написано: «Имею честь рекомендовать Вам Оти Тофу-куна. Мидзусима Кангэцу». Теперь я знал и имя гостя и то, что он был приятелем Кангэцу-куна. Я пришел в самый разгар их беседы и только поэтому не понял, о чем шла речь. Во всяком случае, они, кажется, говорили об искусствоведе Мэйтэй-куне, с которым я уже познакомил читателей раньше.
– И он сказал: «У меня есть забавная идея, давайте обязательно сходим туда вместе», — спокойным тоном продолжал гость свой рассказ.
– Какая же это идея? Насчет того, чтобы пообедать в европейском ресторане?
Хозяин долил в чашку чаю и пододвинул ее гостю.
– Тогда-то и я не понял, что у него за идея, но думал, раз уж он говорит, то, должно быть, что-то интересное…
– И вы, значит, пошли вдвоем? Ну, ну.
– Однако произошло нечто удивительное.
«То-то же», — чуть было не сказал хозяин, но промолчал и лишь тихонько похлопал ладонью по моей голове. Мне было не много больно.
– Опять какой-нибудь дурацкий фарс. У него есть такая привычка.
Хозяин вдруг вспомнил случай с Андреа дель Сарто.
– Да как вам сказать. Он спросил: «Ты бы съел чего-нибудь необыкновенного?»
– И что же вы ели?
– Первым делом мы просмотрели меню и поговорили о разных блюдах.
– Еще до того, как заказать?
– Да.
– Потом?
– А потом он задумчиво покачал головой и, глядя на официанта, сказал: «Кажется, у вас нет ничего необыкновенного?» — на что официант возразил: «А что вы думаете насчет утиного филе или телячьей отбивной?» Сэнсэй ответил: «Шли бы мы сюда специально из-за таких банальных вещей». Официант не понял слова «банальные» и только молча хлопал глазами.
– Еще бы.
– Потом сэнсэй повернулся ко мне и горячо заговорил: «Поехал бы ты во Францию или в Англию. Вот где можно поесть разных кушаний, хочешь в стиле стихов эпохи Тэммэй[41], хочешь — в стиле Манъёсю[42]. А в Японии что: куда ни пойди — написано одно, а на деле выходит совсем другое. Даже заходить не хочется в наши европейские рестораны…» А вообще разве он бывал когда-нибудь за границей?
– Что? Был ли Мэйтэй за границей? Да что ему, деньги есть, время есть, может поехать когда вздумается. Наверное, сейчас он как раз собирается туда, вот и вздумал пошутить немного: выдал будущее за прошлое. — И хозяин, решив, что сказал что-то очень остроумное, засмеялся заразительно, словно приглашал собеседника последовать своему примеру. Но гость отнюдь не пришел в восторг.
– Вот оно что, — произнес Тофу-кун. — А я-то думал, что ему приходилось бывать за границей, и принимал его слова всерьез. К тому же он так образно рассказывал о супе из улиток и о тушеных лягушках, словно видел их своими глазами.
– Это кто-нибудь ему рассказал. Он большой мастер врать.
– Да, вы, кажется, правы, — вздохнул гость и принялся рассматривать стоявшие в вазе цветы водяного лука. Кажется, он немного расстроился.
– Так, значит, вся его идея заключалась в этом? — вывел его из задумчивости хозяин.
– Нет, это только прелюдия, главное будет дальше.
– Ну, ну! — с любопытством воскликнул хозяин.
– Потом он сказал: «Раз мы при всем своем желании не можем отведать ни улиток, ни лягушек, то не остановиться ли нам, так уж и быть, на тотимэмбо? Как ты думаешь?» — «Хорошо», — ответил я, ничего не подозревая.
– Гм, тотимэмбо. Странное блюдо.
– Вот именно, очень странное, но сэнсэй был так серьезен, то у меня не возникло и тени сомнения.
Гость словно извинялся перед хозяином за свою оплошность. Но тот холодно спросил:
– Что было потом?
Признание гостем своей вины не вызвало в нем ни малейшего сочувствия.
– Потом он сказал официанту: «Эй, принеси-ка нам две порции тотимэмбо». —
