такой гладкой, что ее легко можно принять за бархат, едва заметно колыхались при полном безветрии, искрясь в ярких лучах весеннего солнца. Очарованный ее красотой, я некоторое время безмолвно смотрел на нее. Потом пришел в себя и, помахивая передней лапой, тихонько позвал: «Микэко-сан, Микэко-сан». Микэко воскликнула: «Ах, сэнсэй!» — и спустилась с галереи. «Динь, динь», — зазвенел бубенчик, привязанный к ее красивому банту. Пока я, охваченный восхищением, думал: «О! На Новый год даже бубенчик привязали, очень приятный звук», — Микэко приблизилась ко мне. «Поздравляю вас с Новым годом, сэнсэй», — сказала она и слегка повела хвостом влево. Когда мы, кошки, обмениваемся приветствиями, то поднимаем хвост трубой, а потом вертим им влево. Во всем нашем квартале только Микэко зовет меня «сэнсэем». Как я уже говорил вначале, у меня еще нет имени, но я живу в доме учителя, и поэтому Микэко уважает меня и называет сэнсэем. Я тоже не возражаю, когда меня называют сэнсэем, и с удовольствием откликаюсь на это имя.
– Поздравляю, поздравляю, — ответил я. — Ваш туалет просто изумителен.
– Это мне госпожа учительница купила в конце прошлого года. Правда, неплохо? — И она дернула бубенчик.
– Прекрасный звук! Я отродясь не видывал такой замечательной вещицы.
– Ах что вы! Сейчас все носят такие. — «Динь, дунь», — снова зазвенел бубенчик. — Хороший звук. Я так рада. — «Динь, динь, динь, динь». Бубенчик звенел не переставая.
– Видно, ваша хозяйка очень любит вас, — произнес я. За этой фразой скрывалось то смешанное чувство восхищения и зависти, которое охватило меня, когда я сравнил жизнь Микэко со своей.
В ответ наивная Микэко сказала:
– Да, вы угадали, она любит меня совсем как собственного ребенка.
И она простодушно рассмеялась.
Даже кошки могут смеяться. Люди ошибаются, когда думают, что, кроме них, это никому не доступно. Когда я смеюсь, ноздри у меня принимают форму треугольников, а кадык начинает трястись мелкой дрожью. Ну, где же людям заметить это!
– А кто она, собственно говоря, ваша хозяйка?
– Вы спрашиваете, кто моя хозяйка? Странно. Она госпожа учительница. Она обучает игре на тринадцатиструнном кото.
– Это-то и я знаю. Я спрашиваю, из какой она семьи. Во всяком случае, раньше она, наверное, занимала в обществе высокое положение?
– О да!
«Пока я ждала тебя, низкая сосна…» Это за сёдзи[35] заиграла на кото госпожа учительница музыки.
– Хороший голос, — гордо промолвила Микэко.
– Кажется, неплохой, но я не очень-то разбираюсь. Вообще, что это?
– Это? Вы спрашиваете, что это такое? Госпожа учительница очень любит эту вещь… Госпоже учительнице уже шестьдесят два. Очень хорошее здоровье, правда?
Раз дожила до шестидесяти двух лет, то, конечно, здоровье должно быть хорошим. Я только протянул: «О-о!» — и замолчал, но что поделаешь, раз я так и не смог придумать какого-нибудь более вразумительного ответа.
– И все-таки она очень знатного происхождения. Она всегда говорит об этом.
– А какого же?
– О, она дочь племянника матери мужа младшей сестры личного секретаря Тэнсёин- сама[36].
– Что, что?
– Мужа младшей сестры личного секретаря Тэнсёин-сама…
– Ага. Подождите немного. Личного секретаря младшей сестры Тэнсёин-сама…
– Ах, нет! Младшей сестры личного секретаря Тэнсёин-сама.
– Ладно, понял. Значит, Тэнсёин-сама?
– Да.
– Личного секретаря?
– Правильно.
– За которого вышла замуж…
– Младшая сестра которого вышла замуж!
– Да, да, я ошибся. Мужа младшей сестры…
– Матери племянника дочь!
– Матери племянника дочь?
– Да. Теперь, кажется, поняли?
– Нет. Все что-то перепуталось, никак не соображу. В конце концов кем же она приходится Тэнсёин- сама?
– Какой вы непонятливый. Она дочь племянника матери мужа младшей сестры личного секретаря Тэнсёин-сама, я же с самого начала ясно сказала.
– Это-то я понял…
– Большего от вас и не требуется.
– Да, да.
Мне ничего не оставалось, как только сдаться. Иногда так складываются обстоятельства, что приходится без зазрения совести врать.
Многострунное кото за сёдзи вдруг смолкло, и послышался голос учительницы: «Микэ! Микэ! Обедать!»
Микэко радостно воскликнула:
– Госпожа учительница зовет. Я пойду, ладно? Не говорить же мне: «Не ходите».
– Приходите опять, — сказала она и, позвякивая бубенчиком, пробежала через двор, но потом быстро вернулась и с беспокойством спросила:
– Вы очень плохо выглядите. Что-нибудь случилось?
– Ничего особенного. Просто от разных дум голова немного разболелась. Вот я и пришел сюда: думаю, поговорю с вами и все пройдет.
Не мог же я рассказать ей о том, как танцевал с моти во рту.
– Да? Смотрите же, берегите здоровье. До свиданья.
Ей, кажется, было чуточку жаль расставаться со мной, и после истории с дзони я впервые почувствовал себя легко и бодро. У меня было отличное настроение. Я решил вернуться домой через уже знакомый читателю чайный садик. Ступая по тающим иглам инея, я пробрался к такому же забору, как у храма Кэн-ниндзи и, просунув голову через дыру в нем, увидел Куро, который, как обычно, сидел выгнув спину на засохшем кусте хризантемы и сладко позевывал. Теперь я уже был не тот, что раньше, и не дрожал от страха при одном виде Куро, но мне не хотелось разговаривать с ним, и я попытался пройти мимо, будто вовсе и не знаком с ним. Но не такой у Куро характер, чтобы сделать вид, словно он не замечает презрительного к нему отношения.
– Ну ты, серость безыменная! Не кажется ли тебе, что в последнее время ты уж слишком стал заноситься. Нечего ходить с такой спесивой рожей, хоть ты и жрёшь учительские харчи. Не валяй дурака.
Куро, видимо, еще не знал, что я стал знаменитостью. Я хотел было рассказать ему об этом, но потом подумал, что он все равно ничего не поймет, и решил, что лучше просто поздороваться с ним, а потом как можно быстрее откланяться.
– А, Куро-кун. Поздравляю с Новым годом. Ты, я вижу, бодр, как всегда, — сказал я и, подняв хвост, повел им влево. Куро же только поднял хвост, но махать им в знак приветствия не стал.
– Что, поздравляю? Я хоть на Новый год дурак, а такие, как ты, целый год ходят в дураках[37]. Ты смотри, у меня не очень-то, рыло — кузнечный мех.
«Рыло — кузнечный мех» — это, кажется, ругательство, но я не понимаю, что оно значит, и поэтому спросил:
– Прости, пожалуйста, но что такое «рыло — кузнечный мех»?