помню, Игорь Цветов тоже рванул. Он чего-то застрял, я ему дал сзади, и он вылетел в коридор.
Иванов сел, но тут встал Игорь Цветов.
– Я тоже там был, в этой куче!
– Спасибо! Садись! – сказал Данила Акимович. – Продолжаем допрос Иннокентьева. Скажи, свидетель: выйдя из школы, ты сразу пошел домой?
– Нет, чуток во дворе задержался.
– Почему задержался?
– Ну... остановился послушать, как Жорка Ярыгин из шестого про свою деревенскую тетку рассказывает, как у нее корову вместо медведя застрелили.
– Кто застрелил? – спросила Томка.
– Практиканты какие-то. То ли геологи, то ли еще кто. В потемках подумали, что это зверь приближается, ну и жахнули с перепугу.
Кто-то попросил рассказать об этом подробней, но директор сказал, что судьба коровы отношения к данному расследованию не имеет, и задал следующий вопрос:
– А кто еще из вашего класса слушал про корову? Иннокентьев назвал четырех человек и, помолчав немного, добавил:
– Потом уж Оганесян в самом конце подошел.
– Спасибо! Садись. Допросим теперь Оганесяна. С бревна поднялся большеглазый, с мохнатыми ресницами Эрик Оганесян.
– Скажи, Оганесян, почему ты так поздно подошел слушать про корову?
– Задержался в классе. Я ручку искал. Думал, она куда-то закатилась, а она у меня в кармане...
– Ты не заметил, в классе, кроме тебя, еще кто-нибудь оставался?
– Оставался кто-то. И еще Раиса Петровна.
– А из ребят кто оставался, не обратил внимание?
– Не обратил. Я ручку искал. Вдруг со своего места быстро поднялась Раиса Петровна.
– Данила Акимович! Позвольте мне задать несколько вопросов свидетелю Оганесяну! – сказала она быстро и громко. Обычно всегда серьезная с детьми, молодая учительница теперь улыбалась, и даже в сумерках было видно, что лицо ее порозовело от какого-то веселого волнения, охватившего ее.
'Вот и эта включилась в игру', – с удовольствием отметил директор, а вслух произнес:
– Пожалуйста, Раиса Петровна! Просим! Раиса Петровна согнала с лица улыбку и сурово обратилась к Оганесяну:
– Скажи, Эрик, а где ты ручку искал?
– Ну... под партами, в проходах... Я ведь в среднем ряду.
Учительница оживилась:
– Так! В проходах и под партами в среднем ряду. Ты, может быть, ползал под партами?
– Ну... ползал немножко.
– А ты какой-нибудь сор на полу видел? Оганесян с недоумением уставился на учительницу.
– Сор?
– Ну, бумажки такие скомканные... Ну, короче говоря, записки, которые Мокеевой бросали?
Эрик понял, к чему клонит учительница. Он обвел взглядом ребят, как бы спрашивая, что ему отвечать, но те молчали.
– Записки... Вроде видел, – пробормотал он, помолчал немного и сказал уже уверенно: – Да. Видел записки.
– Много их было?
– Я не считал, но... порядочно.
– Все! Вопросов больше не имею. – Учительница села и снова заулыбалась, как видно, весьма довольная собой.
– Садись, Оганесян, – сказал директор. – Теперь как бы нам найти того, кто видел Мокееву сразу по окончании уроков?
Вдруг вскочил и отбежал от своего места небольшого роста круглолицый и круглоглазый мальчишка. Он был одет в рваную мужскую рубашку с закатанными рукавами.
– Я видел! – сказал он. – Сначала Мокеева из класса вышла, а я – за ней.
– Извини, – сказал директор, – я не упомнил твою фамилию.
– Грибов. Егор.
– Так, Егор. А когда вы из класса вышли?
– Как толкучка в дверях кончилась, так мы и вышли.
– А куда потом Мокеева делась?
– Ну, как – куда? За ворота.
– А ты?
– И я тоже – за ворота. Только Мокеева налево пошла, а я – направо.
– Задачка! – проворчал Федор Болиславович.
– Почему – задачка? – не понял директор.
– А может, Мокеева потом вернулась в школу, чтобы подобрать записки?
– Вопрос серьезный, – согласился директор. – Кто-нибудь видел, как Мокеева вернулась в школу?
Все молчали, но Зырянова подняла тоненькую руку, которая смешно высовывалась из рукава отцовского пиджака.
– Садись, Егор. Давай, Зырянова, говори! Томка встала. Она поглядывала то на директора, то на Луизу. Та сидела насупившись, машинально разгребая дубинкой щепки возле своих ног.
– Данила Акимович, я могу сказать, что, по крайней мере, полчаса, после как окончились занятия, Мокеева в класс не заходила, вот! – Она умолкла и посмотрела маленькими темными глазками на своих сообщников точно так же, как смотрел недавно на них Хмелев: я, мол, свой нравственный долг выполнила, теперь делайте со мной что хотите. Но сообщники смотрели на Томку не враждебно, а просто с большим любопытством.
– Интересно! – заметил директор. – А у тебя какие основания, чтобы так утверждать? Томка проглотила слюну.
– Основания... основания у меня такие. Мы с Милой Вологодской договорились вместе на берег пойти. Она выскочила, когда другие рванули, и нет ее... Я вышла в коридор – там тоже нет, коридор уже пустой... В класс на всякий случай опять заглянула – там Раиса Петровна одна.
– Так-так! А ты больше Раису Петровну не видела?
Томка помолчала немного.
– Видела.
– Когда видела?
– Понимаете... я не сразу ушла. Я сначала по раздевалке немного походила и там Раису Петровну встретила.
– Откуда она шла?
– Сверху. Со второго этажа...
– А что, она домой пошла или в учительскую? Томка опять помолчала немного.
– Она... она к вам пошла, – громче чем обычно, словно догадавшись о чем-то, сказала она и повторила еще громче: – К вам в кабинет пошла.
Глава 8
Солнце уже совсем закатилось, но полная темнота так и не наступила, ведь приближалось лето. Директор мог видеть лица всех заговорщиков, сидевших по обе стороны от него. Кто-то попытался улыбнуться, кто-то переглядывался друг с другом, но лица у всех были напряженными. Когда Томка закончила давать свои показания, кто-то закашлялся, а еще кто-то шепнул ему:
