предательская снежная доска, под которой терпеливо ждет бессрочных постояльцев очередная пропасть, и делал шаг.
Второй, идя следом в связке и стараясь двигаться почти вплотную, тянул за собой снаряжение, уложенное на широкие короткие лыжи «FllegOFFfrog». Передвижение осложнялось тем, что скользкая (снег был снесен ветром) поверхность ледопада имела среднюю крутизну порядка двадцати градусов на самом спокойном горизонтальном участке; справа неприступным бастионом возвышалась ледяная стена, а слева раззявился ранклюфт.
Спустя час после наступления темноты стало понятно, что они сбились с траверсирующей склон тропы. Пустующий лагерь номер два остался где-то в стороне.
Идущий в связке вторым дважды дернул страховку, и его спутник тут же остановился: сигнал означал: «Внимание!»
Второй, цепляясь за веревку и согнувшись в три погибели наперекор стремящемуся опрокинуть навзничь ветру, добрел до невидимого в снежной круговерти впереди идущего. Обнял того за плечи для пущей устойчивости. Задубевшими пальцами стянул маску с лица и хрипло прокричал в лицо приятелю:
– Курт, мы жаблудилишь!
Слова эти, произнесенные по-шведски, подхватила вьюга и, радостно улюлюкая, разбила о лавинные конуса.
На такой высоте уже ощущался недостаток кислорода, однако кислородные баллоны остались там, во втором лагере, поэтому дышать приходилось через раз.
– Какие – «минус тгидцать»?! – не расслышал Курт Йоханнсон. – Тут все минус согок!
Второй зажал ледоруб под мышкой, освободившейся рукой оттянул край приятельского капюшона и просипел в белое заидневевшее ухо:
– Мы жаблудилишь! Ветер крепчает! Надо жарыватьшя в шнег! Иначе труба!
Кровь, выступившая на растрескавшихся губах, тут же превратилась в замороженную корку. Не иначе, потребуется пересадка кожи. Говорить нормально второй уже не мог, губы полностью потеряли чувствительность и вместо внятной речи получалась сплошная шепелявость. Но на этот раз слова достигли цели.
– Где тут, к дьяволу, снег?! Лед один! – прохрипел первый в связке. – Надо впегед идти, Кнут, впегед!
Кнут Юргенсен хотел возразить в том смысле, что идти вперед ничуть не лучше, чем назад или влево, или даже вправо – вверх по почти отвесной стене ледопада… но не успел.
Он вытянул руку, указывая на что-то приятелю, и тут особо смачный шквальный порыв ветра, утяжеленный снегом и ледяной пылью, курьерским поездом ударил не держащегося за ледоруб шведа в грудь, повалил и потащил в сторону ранклюфта. Сила удара была такова, что не удержался на ногах и Йоханнсен. Упали оба.
Оба кричали – но вопли тонули в триумфальном реве стихии.
Кнут Юргенсен выпустил и тут же потерял ледоруб. Курту Йоханнсону удалось вогнать крюк в алмазной твердости ледяную толщу и зафиксироваться, но в тот же миг тюк со снаряжением, гонимый ураганом, перевалил через кромку ранклюфта и сорвался в шестидесятиметровую бездну.
Веревка была закреплена на поясе Кнута Юргенсена, и рывок свел на нет победу Курта Йоханнсона. Оставляя на льду извилистую борозду, крюк пополз дальше, увлекаемый весом брутто двух альпинистов и поклажи.
– Режь вегевку! Вегевку режь!
Этот крик Йоханнсона, конечно, не был услышан Юргенсеном. Но Юргенсен и сам понял, что надо делать. Негнущимися, потерявшую всякую чувствительность пальцами (с ними тоже, по-видимому, придется распрощаться), он по памяти, на интуиции нащупал ножны, дернул предохранительную застежку и вытянул клинок.
Вот был бы номер, если б непослушные пальцы нож не удержали! – однако удержали. Взмах руки – и струной лопается веревка. И непомерная тяжесть, тянущая людей в могилу, исчезает, как не бывало. Крюк прочно уцепился за лед, и смертельное соскальзывание прекратилось на расстоянии пяти метров от пасти ранклюфта.
Помогая друг другу, Юргенсен и Йоханнсон выбрались на покатый карниз, свисающий с перевала в сторону скального основания склона. Ветер немного утих, словно устав бороться с двумя бродягами, и шквальные очереди снега превратились в пусть и злые, но не столь жалящие вихри.
– Святая Дева Мария… – только и смог выговорить Йоханнсон. Он опустил маску на подбородок и глубоко вдохнул мороз. – Я уж думал – все…
– Я… швет видел… – задыхаясь, прошептал Юргенсен и сильно дернул коллегу за рукав. – Швет… Вон там…
Йоханнсон озабоченно нахмурил заиндевевшие брови. Вызванные жаром галлюцинации на такой высоте не редкость, но хлопот окружающим доставляют уйму. А аспирин, эритромицин и синафлан – все осталось там, в тюке, нынче покоящемся на дне ранклюфта…
– Погаши фонарь, тогда увидишь…
Помедлив, Йоханнсон подчинился, и тьма обрушилась на двух путешественников. Обняла, укутала, смешала право и лево, верх и низ.
– Ну, видишь?
Юргенсен указал в сторону невидимого из-за пурги серака. И хотя его указующий обмороженный перст был так же невидим, Йоханнсон действительно разглядел – метрах в десяти справа, там, где во тьме угадывался подрезанный бергом фирновый склон у последнего купола перед гребнем, редко, но с намекающей на искусственную природу периодичностью вспыхивали голубоватые искорки. Курт протер залепленные снегом защитные очки.
– Может, это молнии? – прокричал Курт. – В горах часто бывают молнии! И даже шаговые!
– А почему на одном и том же меште?! – Кнут яростно потер нос сквозь маску. Неужели и нос придется ампутировать?
– Ну, не знаю!..
– Надо пошмотреть, что это!
– Кнут, мы на секгетном задании, помнишь? А вдгуг эта засада?
– Ждещ?!
– Мы должны дойти до вершины! Это пгиказ, не забыл?
– Ешли мы не найдем укрытие, чтобы переждать бурю, мы никогда не поднимемшя на Эверешт!
И он первым шагнул в сторону загадочных искорок.
Курт Йоханнсон раздраженно сплюнул по ветру. Слюна замерзла на лету, ветер подхватил ее и разменной монеткой покатил в ранклюфт. А Йоханнсон поморщился от боли: три перехода назад он прикусил себе язык, тот распух нещадно и кровоточил при малейшем им движении, а вместо членораздельной речи получалась сплошная картавость. Но ампутировать язык Курт не даст.
Хотя в чем-то Юргенсен был, безусловно, прав. Заплутать в горах, да еще в пургу, да еще ночью, без снаряжения – последнее дело. Они навсегда могут остаться здесь, среди морен и бергшрундов. И Шведская внешняя разведка не дождется из отпуска за свой счет двух лучших агентов. И останется невыполненным частное задание по розыску некоей аппаратуры, как сообщил заказчик, установленной на вершине Эвереста. И никто не выйдет на встречу со связником. И останутся невостребованными на анонимных банковских счетах две аппетитные порции по сто тысяч евро…
Поэтому Курт Йоханнсон опять включил почти бесполезный фонарь и по веревке нагнал напарника, который упрямо шел сквозь бурю без ледоруба, удерживаемый на льду только шипами ботинок. Обнял соратника, и оба, наперекор стихии, двинулись к загадочным искоркам.
Они пробрались сквозь дыру в сераке, перелезли через жандарм и оказались в обширной уютной мульде. Ярость бури почти не достигала мульды. Штормовой ветер бился о стены перевальных цирков, вихрем заходился у морен между второй и третьей ступенями ледопада. А здесь было относительно тихо, так тихо, что в ушах звенело (вот уж ушные раковины ампутируют наверняка), и даже, можно сказать, спокойно. В луче света от фонаря Йоханнсона, как мотыльки вокруг лампы, весело плясали неугомонные
