выдал.
– Он говорит, – перевел старик на непали, – что хочет познакомиться с тобой. Ты ведь с низин?
– Из Харькова я, – любезно раздвинул в улыбке Кучин, скоренько смекая, какую игру ведет старик. – Зовут Lubimij Deduchka. Мне бы туда… – и он снова указал на вершину, краем глаза срисовывая расстановку сил.
Этот, с покусанной мордой, явно не местный, причем шибко неместный. Замашки жителя южно- американского континента. Акцент португальский. Не альпинист, не верхолаз… Какого дьявола его сюда занесло? А не имеет ли он отношения к нападению португалок на У-18-Б? Старик, ясное дело, проводником у него. И куда ж это они направляются? А тут еще шведы под ногами вертятся…
– Вот он! – закричал Курт Йоханнсон. – Я ж говогил, что это он! Ну, тепегь не уйдет… – он рванул друга сквозь толпу покупателей… и изумленно замер перед вытоптанным пятачком снега.
– И где? – покрутил головой Кнут.
– Ну, только что был вот на этом самом месте! – Курт ткнул обмороженным пальцем в две проплешины на снегу, где секунду назад ему почудился подлый обитатель пещеры. – Вот и гевольвег мой! Ну, подонок!
И он потянутся к заиндевевшему, будто посыпанному сахаром, оружию. Но крепкая, жилистая рука перехватила его запястье.
– Это вещь принадлежит вам? – на непали спросил дряхлый старикашка, случившийся рядом.
– Поклонитесь Будде всепрощающему! – вопил вдалеке зазывала в ярко-желтую палатку переносного индуистского храма. Сквозь бумажные стенки одноразовой пагоды угадывались контуры людей. Иногда в дверь высовывалась наружу отрешенная и опухшая от мороза голова монаха в проколотой спицей шапке.
– Не хочу я ничего покупать! – разозлился Курт по-шведски. – Пусти, обожравшийся рыбьими потрохами! [32]
– А это что за люди? – теперь подчеркнуто терпеливо обратился к проводнику Кортес. А ведь это были шведы. Сперва индеец такой факт не признал из-за синюшного от недостачи кислорода колера лбов. И разве в этих горах могут встретиться еще какие-нибудь шведы кроме посланных Бруно? Но эти шведы знакомы с русским. Как говорит герр: «Полный аншлюс!».
– Это мои телохранители, Кнут и Курт, так и переведи, – ответил старику невесть откуда взявшийся продавец револьвера. – Это Курт, а это Кнут… или наоборот. Какая разница? Они защищают меня с утра до вечера.
– Sukin sin [33]! – зарычал Курт Йоханнсон, пока Угх переводил с непали фантазии Кучина, и попытался вцепиться в горло вору. – Это мой гевольвег!
После неудачной попытки вернуть снаряжение, ретивая кровь викингов кипела в жилах обмороженных альпинистов. Тренированные убивать с одного удара в технике берсеркеров, они легко бы одолели подростка со всей многочисленной родней, не будь у тех подошвы на «кошках». Кнут тоже не остался в стороне и занес кулак над красной рожей злого мужика в черном плаще с подбоем.
Из-за скального выступа, не замеченные никем из обитателей воскресного высокогорного базара, выглянули два существа. Маленькими, глубоко посаженными глазами, в которых если и угадывалось что-то от homo sapiens, так исключительно неандертальца, они обшарили столпотворение людей. Потом существо, которое было меньше ростом и с подбитым глазом, как-то по-детски всхлипнуло и здоровой лапой указало в середину толпы. Другая лапа, вывихнутая в недавней потасовке, висела, будто пустая авоська. Второе существо выцелило из толпы людишек того, на которого указывали, и тихонько зарычало. И рык этот ничего хорошего хомо сапиенсам не предвещал.
– Короче, – на непали подытожил Кучин и присел на корточки рядом с оглушенными викингами. – Сами видите, бойцы хоть куда. Если б я не дал им тайный знак остыть, катиться бы вам обоим до самого Лакло. Меняемся: новенький револьвер и двое лучших по эту сторону Тибета телохранителей в обмен на совместный поход к вершине. Этого со шрамом можно на вершину не брать. По рукам?
– Что он говорит? – наклонился к задумчиво брякающему колокольчиком Угху Кортес. – Не просто понять, о чем скрипят пальмы, когда бушует восточный ветер.
– Он готов провести нас в Обитель, – перевел старик на английский, – всего за две бутылки Горящей Воды. – И снова обратился к Кучину: – Мы согласны провести тебя к вершине Горы в Железной Шапке. За это ты отдашь мне обоих слуг, револьвер и вон ту бутылочку кукри, которую спрятал в карман.
– Глазастый, черт, – хмыкнул Кучин. – Лады, идет.
Кортес склонился над очухивающимися альпинистами и тихо прошипел сквозь зубы:
– Очень трудно собирать плоды кактуса по ночам… – причем, прошипел по-шведски.
Кнут дернулся, будто вступил в навоз священной коровы:
– …Особенно, если они не поспели, – тихо промямлил он отзыв на пароль.
Чуть в стороне местный парикмахер принялся наголо брить макушку клиента. Проходящие мимо стайкой женщины в парандже от этаких страстей невольно ежились.
– Только сначала мы заглянем в деревню и предупредим мою жену, чтоб к ужину меня не ждала. – Старик сунул револьвер за пазуху и зябко пофукал на ладони. Намазанные маслом пальцы у него были светлей, чем остальная кожа. Потому, что он ими ел.
– Ну… – Кучин в сомнении прищурился на голый склон горы, пытаясь сообразить, что задумал хитрый старикашка. – Надо подумать. А если жена тебя не отпустит?
Прошамкать что-либо в ответ старик не успел. Старшее лохматое существо из-за скального выступа издало боевой рык и изо всех сил замолотило себя лапами по груди.
Словно командующий парадом дал отмашку, шум, гам, торг, расхваливание товаров, охаивание товаров, скрип вминаемого снега, фырканье яков и икота осоловевших от холода погонщиков пресеклись. И с завораживающей поступательностью насытился мощью другой звук.
Урчание, не урчание, рычание, не рычание, что-то между. Но внушительно грозное, заставляющее и так обмерзшее сердечко захолонуть в груди окончательно. Лавина? Бело-сизый ком катился прямо на площадку базара по склону. Лавина?! Бело-серый ком, накатываясь, разлился по горизонтали и стал охватывать рынок в клещи.
Нет, не лавина, а гораздо страшнее.
– Алсу!!! – разнесся над торговыми рядами испуганный вопль. – Алсу наступают!!!
– Это еще кто такие? – нахмурился Кучин.
– Снежные демоны, – почему-то шепотом ответил старый Угх. И спрятался за спину старшине. – Это смерть…
Волна отвратительных, рычащих, плюющихся, но на удивление ловких тварей – то ли белых медведей, похожих на огромных обезьян, то ли дебелых обезьян, похожих на белых медведей – перевалилась через гребень и устремилась к базару.
– Йети! – завопил торговец овечьим жиром и сломя голову бросился бежать, куда глаза глядят.
– Йети!! – взвыл продавец оттороченных мехом, похожих на буденовки, войлочных шапок. Упал на снег, закутался в одеяла и притворился мертвым.
– Йети-ть, твою мать!!! – трагическим хором подхватил весь базар и кинулся в рассыпную, вздымая игристый иней. Кто затеял ввинчиваться с головой в утоптанный снег. Кто ухватился за кнуты и колья. Кто стал обливать вокруг себя снег по кругу кукри, строить баррикады из кубов прессованного сена и поджигать.
Ильюша прикинул, что в эдакой толкучке насчитается вдоволь несчастных случаев. Да и зверюшкам придется несладко, а они – редкий вид. И хотя Кучин был не дурак подраться, определить, чью сторону следует принять, оказалось труднее, чем выдрессировать боевого дельфина прикуривать сигарету.
А тут еще новая подстава. Не вернув револьвер, старикашка прыгнул в чужие сани, за ним туда плюхнулся латинос, а в нагрузку и два скандинава. Будто сговорились. Старикашка лихо присвистнул, ожег подвернувшимся батогом костлявые крупы запряженных яков. И бычки с места в карьер ломанули галопом месить копытами перелопаченный снег. Хозяин саней стал хватать Кучина за грудки, дескать, ты был с ними, ты за все заплатишь.
Хозяин саней почти по-русски сказал: «Ой!» и упал под ноги Илье без сознания, пульс прощупывается слабо, зрачки на свет не реагируют. Кучин было сунулся реквизировать у крайнего торговца лыжи под
