текст на древнеславянском. Написанный ризами [89]. Но здесь Кучин почувствовал веское прикосновение к затылку некоего предмета. И услышал голос. Знакомый шепелявый голос шведского разведчика Кнута:
– Попалша враг коварный!? Наконеш ты в наших руках. Шам шкажешь, на кого работаешь, или тебя поторопить?
Подкрасться к мегатоннику со спины, так, чтобы тот прощелкал, способен далеко не всякий фаршированный спецметодиками суперагент. Илья понял, что недооценивал горного егеря. Но не столько самоедством сейчас занимался Илья, сколько плотнее прижимался затылком к загадочному предмету. Старался на ощупь определить, чем это там угрожают.
Итак, сначала. Приставленный предмет имеет прямоугольное сечение 3 Х 5 сантиметров в месте соприкосновения с затылком. Не пахнет оружейным маслом и горелым порохом. Холод не чувствуется, значит, не металлическая конструкция, а из пластика. И наверняка это – не хитрость вроде оттопыренного пальца в кармане, поскольку проще было бы отключить Кучина ударом по голове.
– Говори немедленно, на кого работаешь? – брызгал слюной на затылок Ильи Кнут.
– Я вас спас от лютой смерти, в пещере приютил, а вы… А еще на русских гуманитарную бочку за Чечню катите! Европа, называется.
– У тебя пять шекунд прижнатьша, на кого ты работаешь!
Зеленый салабон вроде Зыкина отчаялся бы. Но умудренный Кучин не таков. Он-то смекнул, что, скорее всего, к затылку приставлен полевой гамма-излучатель, работающий на изотопе кобальт-шестьдесят (Похожей штуковиной, только отечественного производства, убрала серого кардинала татарских сепаратистов Кузахметова лучшая ликвидаторша Россиии Мария Козлова. Правда, этот подвиг похоронили под тридесятью грифами «Сов. Секретно»).
– Можешь не притворятьша, я жнаю, ты охотишьша жа ключом.
– Ключ от чего? – угрюмо буркнул Илья. Самое паскудное – даже предельно хитрым рывком не уйдешь из под конически расширяющегося луча ни в сторону качать маятник, ни на безопасную дистанцию.
– Ключ от уштановки. Шидеть! – пресек швед невинное поползновение Кучина покинуть табурет.
– Когда птица Янахома стучит клювом по ветке, от звука трясутся горы на горизонте, – раздалось холодное сбоку. Это в общий зал по ступенькам со второго этажа стал спускаться Кортес. Высокий и статный, в запахнутом на груди подбитом мехом черном скрипучем пальто. Только рубец отчетливо читался на лице, от стужи и кислородного голода еще более мертвенно-белый.
Кортес знал, что ему помогают боги. Подозрительный Мартин до последнего таил, где спрятан ключ номер два. И в результате у Кортеса на подхвате не оказалось опытных альпинистов. Поэтому срочно пришлось приглашать в союзники Бруно вон Зеельштадта. Бруно помог с альпинистами, потому что делить мир на двоих выгоднее, чем на тринадцать. Но боги вывели Бруно из игры, ведь мир должен принадлежать только Кортесу. Одному Кортесу и никому, кроме Кортеса. Потому что боги хотят управлять миром через Кортеса. Хау.
Словно услышав подсказку богов, встал и заговорил аксакал Угх:
– Ты не герой, – ткнул он крючковатым пальцем в грудь Кучину, или не подозревая, или плюя на то, что тоже оказывается в зоне поражения пучка изотопного излучения, – Я сделал свой выбор, – старик неожиданно проворно стянул сапог с левой ноги и водрузил этот неароматный яловый предмет на козлоногий деревянный стол, – Ключ в сапоге, и я вручаю его тебе. Я не рискнул сам уничтожить ключ, вдруг от этого оружие станет еще опасней? Но ты сможешь. Ты – предсказанный герой с отметиной на лице! – Теперь коричневый палец старца целился в медленно приближающегося и кривящего губы в мрачной ухмылке Кортеса, – Еще я должен сказать следующие слова. Я их заучил в детстве и не знаю тайного смысла: «Чтобы уничтожить оружие нужно поменять право на лево. Тогда сила уйдет в пустоту!». А остальную часть тайны ключа я поведаю внизу, когда спустимся с гор.
– Ключ должен хганиться у меня! – последним выступил на щуплый свет из тьмы коридоров Курт. Его ноздри шумно всасывали скудный на кислород воздух, изъеденная морозом кожа на лице мерзко шелушилась, но правую руку он с многозначительным видом держал в кармане пообтрепавшейся куртки «Cocon», – Я получил приказ от Бгуно хганить найденный ключ при себе. Чего бы это ни стоило, – многозначительно улыбнулся швед Кортесу покрытыми струпьями губами.
Тогда и Кнут отступил в сторону скупо потрескивающего очага, чтоб не превратиться в случайную мишень, и взял на прицел и Кортеса с Угхом. К сожалению, он прекрасно помнил, сколько мгновений потребовалось русскому, чтобы вырубить егерей на базаре, и держал дистанцию.
– Речная вода сильней лесного пожара, по этому мудрый кайман живет в реке, а не на берегу, – отцедил Кортес выдыхаемый пар, покорно отодвигаясь от стола с сапогом. Он был еще очень далек от мысли, что боги его покинули.
– Будь готов стгелять без пгедупгеждения, – приказал Курт Кнуту на английском, чтобы все всё поняли правильно, – Я только доложу Бгуно, что мы завегшили опегацию и вегнусь. Эй, стагик, где у тебя гация? – жаль, у Курта не было приказа ликвидировать Кортеса. Но если тот только дернется…
– В этом доме нет рации. Мне не о чем говорить с остальным миром.
Кажется, про Илью на секунду забыли. Он бы мог выполнить фигуру «нетопырь» из техники кшатриев и раствориться в коридорах. Но слишком интересной показалась завязывающаяся беседа, чтобы уйти не попрощавшись.
Курт равнодушно достал из-за пазухи отточенный альпинистский костыль и метнул. Костыль пискнул сквозь разреженный воздух и пригвоздил дряблую пятерню старика к столу. На сапог брызнули капли крови. От боли аксакал заскреб босой пяткой по каменному полу. Курт приготовил второй костыль:
– Кого ты хочешь надуть? Я видел забгошенную на кгышу антенну. Считаю до тгех. Пули на тебя жалко, но если ты не пгизнаешься, железка войдет тебе точно в гаймогитную пазуху.
– Старик еще не рассказал, как пользоваться ключом, – не поворачиваясь лицом к Курту, процедил Кортес. Сам он решил пока ничего не предпринимать, ожидая подсказки богов.
– Хочешь меня убедить, будто сам не знаешь, от какой волшебной двегки этот ключ? Не вегю. Газ… Два…
– Рация есть, – спасовав перед угрозой, понурился Угх и стал, морщась от боли вытаскивать за ухо застрявший костыль, – Загляни в сарай, откати в сторону старый жернов и разгреби высохший куриный помет.
– Кнут, отпгавляйся в сагай, а я здесь постогожу.
– Радишт – ты, а не я. Кроме того я лучше владею «Щейтнотом».
Курт заскрипел зубами, но пошел на выход. Когда за ним захлопнулась дверь, и стих удаляющийся по снегу вкрадчивый скрип шагов, Кортес как бы невзначай кивнул Кнуту:
– Суровый у тебя начальник. Но чем сильнее стонет на ветру пальма, тем больше муравьев грызут ее корни. Когда вместе с МОИМ ДРУГОМ Бруно подбирали исполнителей, я изучил его досье. Забавно, что он еще и отчаянный бабник. В досье была пачка фотографий, где Курт Йоханнсон с замужней дамочкой вытворяет такое, что не всякий муравьед сумеет. Кажется, ее звали Ингрид. Ингрид… Ингрид… Нет, фамилии не помню. – Кортес говорил, а перед глазами стояла совсем другая женщина – дрянная вожделенная белокожая внучка Бормана, по прихоти богов отравившая сердце воина. Но все равно Кортес продолжал полагать, что боги за него. Иначе бы шведы держались вместе до самой развязки. А развязка приближалась неумолимо.
Услышанное подействовало на шведа, словно удар под дых. Кучин решил, что шепелявый Кнут Юргенсен вот-вот грохнется в обморок. Наверное, шляясь по горам, парень подцепил воспаление легких. Или это горная болезнь? Дуя на сочащуюся кровью ладонь и стараясь отвлечь себя от боли, подал голос старик. Он обращался к Кортесу:
– Какие нехорошие люди тебя окружают, однако!
– Заткнишь, тухлая шкумбрия! – непонятно почему взбесившись, взвизгнул Кнут.
И тут Кортес дал повод восхититься собой. Стоящий на столе сапог вдруг взмыл, будто ожил, и каблуком впился точно меж бровей психующему Юргенсену. А в следующее мгновение Кортес уже поднимал с каменного пола выпавший из чужой руки излучатель «Цейтнот». Поднял и похлопал по щекам вырубленного наповал Кнута:
– Бразильский кофе слишком крепок для людей, привыкших дышать морской солью.
