неожиданно заплакала, размазывая ладошкой по лицу крупные слёзы.
— После, дорогая, после! — Егор невежливо отодвинул жену в сторону и устремился вниз по лестнице, на ходу вытаскивая изза пояса пистолет.
Выскочив на улицу, он взвёл тугой пистолетный курок и скомандовал подбежавшим часовым:
— На крыше гостинице находится подлый вор. Бегите вдоль правой стороны дома, я побегу вдоль левой. Стрелять на поражение! Форверст!
Стена здания оказалась неожиданнодлинной: к жилой части постоялого двора примыкали какието склады и амбары, дальше, судя по характерным запахам, располагались овчарня и конюшня. Когда до угла крайнего строения оставалось уже совсем немного, за торцом раздался громкий цокот конских копыт.
Егор наддал и, выскочив на свободное пространство, поскользнулся. Голень правой ноги, когдато угодившей в звериный капкан, пронзила острая боль. Он тут же опустился на левое колено, вытянул вперёд руку с пистолетом и надавил на курок, целясь в спину одному из трёх всадников, скакавших прочь от постоялого двора.
Прогремел выстрел, гнедая лошадь упала на всём скаку, подминая под себя седоканеудачника. Остальные два беглеца продолжили стремительно удаляться по направлению к спасительной пампе.[14]
«Стрелял во всадника, а попал в лошадку, понятное дело!», — криво усмехнулся вредный внутренний голос. — «Хотя, тридцать пять метров — расстояние для пистолета совсем некомфортное. А одеты эти всадники — словно обычные ковбои из голливудских вестернов: куртки в длинной бахроме, широченные штаны, широкополые шляпы…».
Сержант и солдаты, появившиеся через семьвосемь секунд изза другого угла крайнего строения, даже стрелять не стали — по причине полной бесполезности.
— Ушли, гады скользкие! — с трудом переводя дыхание, объявил Васильев. — А чего укралито, Александр Данилович? Важное что?
Егор только кисло поморщился и досадливо махнул рукой:
— Ерунда, Дмитрий! Ты, братец, лучше помоги мне подняться. С правой ногой у меня беда приключилась…
Выяснилось, что в ста пятидесяти метрах от них располагался трактирчик «Портеньо», из дверей которого — на звук выстрела — выскочили Фрол Иванов, прекрасная Исидора и два её старших брата.
— Что произошло, господин командор? — обеспокоено спросил подполковник.
Егор, болезненно держась за ногу, сплёвывая во все стороны и не стесняя себя в выражениях, коротко и доходчиво рассказал о сути произошедшего инцидента.
Фрол перевёл (естественно, не дословно) его слова представителям славного семейства Гонсалесов. Исидора тут же оживилась и принялась чтото горячо втолковывать своему русскому ухажёру, нестерпимо блестя чёрными — как облачная тропическая ночь — глазами. Через некоторое время и её братья приняли самое заинтересованное участие в разговоре.
Вскоре Иванов сообщил:
— Исида говорит, что эти воры принадлежат к банде подлых гаучо, которая базируется на противоположном берегу реки РиоРохо.[15] Того, что украл саквояж, зовут Джо Мартышка, он очень ловкий, как самая настоящая обезьяна, ему залезть в открытое окошко — раз плюнуть. Выходит, что следили они за нами, командир, с самого прихода кораблей…
— Гаучо? — переспросил Егор. — Я чтото такое читал про них. Кажется…
— Нет времени на разговоры, командир! — нетерпеливо прервал его Фролка. — Исида говорит, что в погоню надо выезжать прямо сейчас. Если, конечно же, мы хотим вернуть украденное добро. Хороших лошадей они нам выделят, без вопросов. Эта конюшня как раз Гонсалесам и принадлежит. А местные владельцы асьенд[16] с гаучо давно уже на ножах, так что подвернулся прекрасный повод — покончить с этими наглецами….
Через полчаса сводный отряд отправился в погоню. В его состав вошли: братья и сестра Гонсалесы, пятеро сопровождающих их кабальеро, Иван Ухов, Фрол Иванов, сержант Дмитрий Васильев и шестеро шведских драгун во главе со своим длинноусым капитаном.
— Они обязательно догонят этих воров! — уверяла Санька, старательно обмазывая больную ногу Егора целебной мазью. — Честное слово, Саша, обещаю! А я исправлюсь! И теперь, уходя, обязательно буду закрывать окна…. А, хочешь, я тебе расскажу про гаучо? Я про них читала в стокгольмской королевской библиотеке, пока вы занимались погрузкой. Вот, слушай! Эти благословенные края называются — «Аргентина». Ну, в том смысле, что здесь — по идее — должно быть очень много серебра. Правда, при этом не уточняется, кому конкретно пришла в голову эта смелая идея. Потому как серебра здесь почти нет, только сплошные крохи и слёзы…. Может, цвет вод реки ЛаПлаты тому виной? Ну, в плане названия? Короче говоря, во всём это серебро, которого и нет, и виновато…. Лет так сто тому назад в эти места съехалось, в том смысле — что приплыло, очень много народа. Целая куча. В первую очередь, конечно, испанцы. Но хватало и португальцев, да и голландцев с англичанами….. Заложили они здесь крепкие фермы, навезли из Европы породистых коров, лошадей, коз, баранов…. Идея была проста — как русская полушка. Для того чтобы решительно продвигаться вглубь континента, необходимо иметь за своими плечами крепкие базы. Продовольственные, в том числе…. Опять же, успешные золотодобытчики (и серебродобытчики) люди очень щедрые, и всё необходимое покупают, совсем не торгуясь, просто по бешеным ценам…. Но случился всеобщий и грандиозный облом! Ну, не обнаружилось в Аргентине стоящих рудников и россыпей, богатых серебром и золотом…. Зато всё это отыскалось — в немалом избытке — в чилийских и перуанских горах и предгорьях. Многие европейские переселенцы стали перебираться на постоянное место жительства в эти страны. А что было делать с коровами, баранами и прочим скотом? Не с собой же брать? Понятное дело, что выносливые лошади в долгом походе просто необходимы, да и свежая говядина пригодится. Но большую часть своих стад переселенцы просто бросали, разгоняя по пампе. Одичавший рогатый скот и лошади очень быстро размножались и чувствовали здесь, на аргентинских равнинах, просто превосходно…. И тогда в пампу пришли бродяги — самых разных национальностей — бедные, как худые церковные крысы. Чтобы не умереть от голода, они отлавливали всех этих диких лошадей, буйволов и коров, загоняли их на наспех огороженные территории. Так в Аргентине появились гаучо — вольная и свободолюбивая разновидность людей, упрямо не признающая общепринятых устоев. Мораль у гаучо проста: «Мы были никому не нужны. Когда наши дети пухли от голода, то никто не помог, не протянул даже куска хлеба, все презрительно отвернулись в сторону. Мы всего добились сами, только собственными руками, безо всякой помощи со стороны. Поэтому теперь мы ничего никому не должны! Мы живём, как хотим, и никто не имеет права вмешиваться в нашу жизнь!». Но ведь далеко не все крупные плантаторы и скотопромышленники перебрались в Чили и Перу. Примерно только половина. Остальные, естественно, остались здесь. Пока, по крайней мере. А гаучо уже привыкли, что любой скот, пасущийся в пампе, можно безнаказанно присваивать. Вот изза этого и начались всякие разногласия. Ну, не хотят гаучо подчиняться общепринятым законам и всё тут! Владельцы больших асьенд, время от времени, объединяются и устраивают этим наглым воришкам хорошие взбучки. Да пампато, она бескрайняя, попробуй, отлови всех…
Экспедиционный отряд вернулся только через сутки. В мансарду к Егору, которому был прописан постельный режим, поднялись Ухов и Иванов. Голова у Ваньки была плотно перемотана холщовой тряпицей, правая рука, тоже обвязанная какойто тканью, была вдета в наплечную перевязь, но он был весел и беспечен. Фрол же — внешне — был цел и невредим, но мрачнее грозовой тучи.
Иванов поставил кожаный саквояж на пол — возле кровати Егора — и хмуро промолвил:
— Вот, Александр Данилович, ваша пропажа. В целости и сохранности. А я, извините, пойду. Устал чтото, да и голова разболелась, — козырнул, развернулся, и, сгорбившись, вышел за дверь.
Егор непонимающе уставился на Ухова:
— Давай, бродяга, докладывай, что там у вас произошло! Почему на подполковнике Иванове лица нет? Да ты присаживайся, не стой столбом.
Ванька осторожно присел на край хлипкого стула, откашлялся в кулак и приступил к рассказу:
— Дык, Александр Данилович, ничего особенного. Вечером переправились через эту РиоРохо, на рассвете атаковали гаучо. На нашей стороне была внезапность, да и численное превосходство, чего уж там…. Но эти гаучо дрались — как натуральные черти! Пуля вот мне руку оцарапала…. А один ухарь мне
