ктонибудь покусится. Когда междоусобные войны заканчивались бесславным поражением, то там можно было успешно прятаться, дожидаясь лучших времён. Ну, и так далее.… Причём, чем такое надёжное место ближе к папуасской деревне — тем лучше. Чего бегатьто далеко? Ноги, они же не казённые! А чтобы всякое худосочное быдло случайно не забрело в благословенные оазисы, эти места тщательно помечали — крупными, видными издали знаками. Если я, конечно, не ошибаюсь, то у маори было принято рисовать заветные значки именно белой краской…. Опа! Вот же оно…. Да, Александра Ивановна, раскрасавица и умница наша! Не, братец, тебе супругу, не иначе, сам Господь Бог послал! Всё, планы предстоящей операции кардинально меняются…
Шлюпку они спрятали в прибрежных кустах.
— Передвигаемся максимально бесшумно и внимательно смотрим себе под ноги, — давал последние наставления Егор, перебрасывая через шею бухту Санькиной верёвки. — Я иду первым, за мной следуют Васильев и Ерохин, подполковник Ухов — замыкающим.
Он уверенно зашагал чуть наискосок — относительно побережья, намериваясь выйти к деревне маори в удалении от океана примерно на три четверти мили. Сзади тихонько пыхтели Васильев и Ерохин, за плечами которых — в специальной кожаной упряжи — размещалось по двухпудовому бочонку с порохом.
Через полчаса впереди вырос трёхметровый забор: тщательно вкопанные в землю — с полутораметровым интервалом друг от друга — толстые колья были густо переплетены ветками деревьев, усеянными длинными и острыми шипами. Каждый третий кол был увенчан человеческим черепом. Некоторые черепа были уже серыми от «старости», но попадались и относительно «свежие» — чуть желтоватые, с прядями чёрных волос.
УховБезухов тут же предложил:
— Господин командор, я с собой прихватил отличную шведскую пилу. Спилим сейчас — практически бесшумно — парочку столбов, расчистим проход, да и тронемся дальше. Деловто!
— Плохая идея! — покачал головой Егор. — Шипов, возможно ядовитых, на горизонтальных планкахветках слишком много. Ктонибудь обязательно оцарапается. Короче говоря, есть у меня чёткое ощущение, что этот забор непроходим…. Взорвать его — к такойто матери? Ладно, Ваня, не суетись, постепенно решим все вопросы….
Изгородь с черепами, как Егор и предполагал, вскоре уперся в чёрную скалу.
«Понятное дело!», — обрадовался внутренний голос. — «Трёхметровый забор ограждает поселение маори с трёх сторон, а четвёртой стороной является чёрная скалатабу. Нормальное такое решение, ёлыпалы! Но со всех ли сторон скала такая отвесная и неприступная?».
Скала оказалась половинкой большого конуса. В том смысле, что когдато стоял здесь чёрный базальтовый конус, образовавшийся в период очередной вулканической активности. Стоял себе, никому не мешал.… И вдруг, какаято сука — не иначе, планетарного масштаба — рассекла этот конус (лазером, надо думать) на две совершенно равные части. Одну половинку конуса эта тварь уволокла кудато — по своей сучьей надобности, а другую благородно оставила на прежнем месте…
Как бы там ни было на самом деле, но взобраться на скалу — со стороны противоположной океану — не составило особого труда. Склон в этом месте был не особенно крут — всегото градусов сорок пять по отношению к линии горизонта. А его подножие было многократно обведено белыми линиями, украшенными местами белыми же руническими знаками.
Егор лежал на вершине чёрной скалы и внимательно, используя для этого бельгийскую подзорную трубу, наблюдал за всем происходящим в деревне маори. Благо восемьдевять десятков ярких костров, горящих внизу, способствовали этому.
«Территория, обнесённая забором, велика», — комментировал увиденное наблюдательный внутренний голос. — «Порядка двухтрёх квадратных километров. Та сторона поселения, что ближе к океану, явно жилая: сотни две хижин под соломенными конусообразными крышами. За жилой зоной располагается складская: длинные сооружения барачного типа под двухскатными крышами. Ещё имеет место быть чтото вроде «городской площади»: прямоугольник — как полтора футбольных поля двадцать первого века. Сейчас там наблюдается пятьшесть сотен дикарей разного пола и возраста. Орут чтото радостное, некоторые даже пританцовывают, мать их…. Так, а где же здесь располагается местный острог?
Сзади раздалось покашливание, и голос Ваньки Ухова абсолютно невежливо заявил:
— Александр Данилович, вы совсем не туда смотрите, растуды его в качель…. Ниже, ниже глядите! Прямо под нашу скалу, под обрыв — то есть…
Внизу обнаружилась каменистая площадка с большой хижиной по середине. Площадка была отчерчена и ограничена от остальной территории поселения белым полукругом — с радиусом метров в сто двадцать. От хижины до «городской площади», где намечался туземный праздник, было порядка трёхсот пятидесяти метров.
«Белая полоса — знак «табу», наверное», — зашелестел внутренний голос. — «Вот он, реальный шанс!».
— Ладно, лезем вниз! — решил Егор, разматывая бухту верёвки. — Вон там, в обрыве имеется треугольная широкая выбоина, невидимая этим ублюдкам. Тридцать пять метров — и не высота совсем…. Васильев и Ерохин, снимайте с плеч бочки с порохом. Вы, братцы, здесь останетесь. Надо же комуто будет вытягивать наверх благородную Гертруду Лаудруп…. Эх, знать бы ещё, что там за праздник у маори. Не любопытства ради, а сугубо для пользы дела…
— Дык, массовые людоедские свадьбы, господин командор! — браво доложил Ухов. — Вижу порядка десятидвенадцати пар брачующихся! Сами посмотрите…
Зрелище, за которым Егор наблюдал через мощные окуляры подзорной трубы, завораживало. Со стороны океана к деревянному помосту, на котором стояли какието очень важные, разодетые и упитанные личности, приближались, попарно взявшись за руки, молодые юношей и девушки, щедро украшенные пышными венками из ярких тропических цветов. По углам помоста горело четыре высоких костра, поэтому всё происходящее там было отлично видно. Семь плечистых мужчин ритмично стучали — и ладонями и специальными толстыми палками — в тамтамы, ещё несколько маори отчаянно дули в большие, сильно изогнутые морские раковины. Танцоры обоих полов, украшенные разноцветными птичьими перьями, закружились в вычурных, явно ритуальных танцах…
Егор запихал подзорную трубу за голенище сапога, подошёл к двум бочонкам с порохом, ловко поставил их на попа, с помощью острого ножа проделал в днищах отверстия нужного диаметра, требовательно посмотрел на Васильева:
— Ну, сержант, чего ждёшь? Давайка мне свои длинные зажигательные шнуры!
Внимательно осмотрев шнур, Егор вставил его конец в отверстие, а оставшуюся часть шнура расположил спиралью на плоскости дна бочонка. После этого он достал из кармана походного сюртука пригоршню медных гвоздей, с помощью базальтового булыжника аккуратно закрепил гвоздиками шнур на днище.
— Славный получается подарок для новобрачных! — резюмировал Егор результат своей работы.
Покончив с аналогичным оснащением второго бочонка, он подозвал к себе Ухова:
— Иван, ты верёвку уже опустил вниз? Хорошо её закрепил? Тогда бочонок с порохом пристраивай за спину и спускайся по треугольной выемке вниз.
Дожидаясь, пока Ванька окончательно приготовится к спуску, Егор снова принялся наблюдать за праздником маори, который, похоже, уже входил в стадию, которая в русской интерпретации обозначалась примерно так: — «А теперь, дорогие гости, пожалуйте к нашему праздничному столу! Отведайте, что Бог послал сегодня…».
Юноши и девушки, украшенные цветочными венками, разместились на помосте — рядом с пёстрой кучкой вальяжных типов. А из ближайшего складского барака шустрые слуги, одетые в светлые набедренные повязки, стали выносить — под одобрительные вопли остальных туземцев — большие деревянные подносы, заполненные крупно нарубленными кусками яркокрасного мяса и буроватосерыми внутренностями.
К подносам тут же выстроилась длинная очередь, состоящая только из мужчин. Туземец, получивший свою законную долю, тут же отходил к одному из костров, где его уже ждали женщины, старики и дети. Женщины насаживали куски мяса и субпродукты на толстые прутья и размещали их рядом с жарким
