трудились за компьютерами повышенной наворочености. Судя по картинкам на дисплеях, они разрабатывали звездные имиджи для начинающей под их кураторством попсы, декорации для концертов, макеты афиш, макеты для обложек дисков и прочие штуки.
– Вась, у тебя на плакате «Иванушки» какого-то лешего с усами!
– Не подлинковалось.
– Мишаня, а Глызин-то три аккорда у Дворжака спер!
– Дворжак – ладно, а за полонез Огинского ответит. Государство, в котором голодают фальшивомонетчики – обречено.
– Войди в меня! У меня там уже все есть, ты только немножко добавишь.
И – вот интересно! – женщины среди этого патлатого сколиозного народца были. Аж две. Левая небрежно листала «Эль», правая, опять же, погрязла (наверное, тоже фирменный стиль продюсерского центра) в бесконечном телефонном трепе:
– Расцветки «клетка бербери» или «нестандартная гусиная лапка» оставь маме. Выбирай коктейль из анималистического рисунка и цветов.
Пепел забросил в рот жвачную подушечку «Орбит». Смял фантик и швырнул скомканный комок в пластиковое мусорное ведро, уже (или еще?) занятое пустой бутылкой «Мартини бьянко» и тремя синими жестянками от джин-тоника. И, как хотел, промазал.
– Акела промахнулся, – громко типа пошутил Пепел. Но один раз произнесенное имя «Акела» могло кому-то показаться случайностью. Чтобы не показалось, Пепел повторил его: – Акела совсем старым стал.
Он выдал этот текст, прежде заняв позицию, с которой удобнее всего было наблюдать за обеими женщинами. Всплыло в памяти из Высоцкого: «Только помню, что кухня с обоями… Целовался на кухне с обоими…»
Дамы отреагировали так, как должны реагировать на несмешную, идиотскую шутку какого-то залетного хлыща. И не более. Никто из них не выдал своего особого отношения к имени «Акела». А ведь женщина Акелы обязательно среагировала бы на такое нарочитое произнесение имени героя ее сердца.
– Очень модны цвета бордо – брусничные и однотонные с геометрическим рисунком. Из акрила с шерстью – это вещи надолго! – продолжила консультировать невидимую собеседницу правая, левая долистала «Эль» и взялась за «Домовой».
Люба тоже посмотрела на персону, которую вынуждена сопровождать, не более чем с недоумением.
«Опять мимо, – констатировал Пепел. – Акела действительно промахнулся».
Была еще курилка. Посетили и ее, даже здесь не обошлось без плаката с дарственной подписью. Правда, нецензурной – от группы «Ленинград». Перекурили. Люба пыхтела ментолом. Сергей поглядел на тех, кого не видел на рабочих местах. И тоже все не то.
– Зайди ко мне, когда освободишься, – сказала Любе короткостриженная мамзель в кожаных штанах и топике, чуть задев секретаршу плечом. Похоже, что умышленно.
Тон, обмен взглядами, едва уловимые изменения в лицах, запунцовевшие щеки, приоткрывшиеся губы. Е-мое... Ну, вот тебе, бабушка, и Любина подкладка. Ошибся Пепел немного. Угадав с «френдом», промахнулся с первой частью. Вишь ты, не «бой», оказывается, а «гел». М-да, бывает.
Однако, где же женщина его сегодняшней мечты? Он кого-то неправильно оценил? Или пропустил? Не приходящей же уборщицей работает здесь пассия богатенького покойника Акелы?
Так, есть один прокол. Три комнаты назад.
Пустой стол, никаких бумаг на нем, все аккуратно прибрано. Стул плотно задвинут. Компьютер не включен. Значит, человек не просто на ланч отвалил или в курилку вышел, а отсутствует на работе. Стол несомненно принадлежит женщине: коврик под «мышь» с изображнием мультяшных зверушек, розовые стаканчик для карандашей, вазочка под цветочки (сегодня пустая), канцелярская мелочевка заботливо прикрыта от пыли тряпочкой (что ни одному мужику на ум бы не пришло сделать).
Пепел надумал вернуться к занятному столу. Увлек Любу в том направлении, развлекая шутливым трепом. Остановился в нужном месте, договорил анекдот про прогульщиков и в тему показал сквозь прозрачную стенку на тот самый стол.
– Вот и у вас, смотрю, прогуливают. Нигде дисциплины нет.
– Мне бы так прогуливать! – В возгласе Любы были и зависть, и злость. – Слышали про конкурс «Евровидение»? Вот там и прогуливает наша Маша.
– Поет, что ли? Или в подтанцовке?
– Издеваетесь? Тусуется в составе нашей делегации. Так сказать, группа поддержки, составленная из околомузыкального народа. Можете по телеку полюбоваться. Сидят в зале люди, машут российскими флажками. Я бы тоже не отказалась.
– А когда у нас конкурс?
– Конкурс завтра ночью.
– Значит, послезавтра вы узнаете все закулисные евробайки. Завидую.
– Ага, что она, дура – так быстро возвращаться назад? Она просидит в Риге еще дня три. А этими вашими байками я вот так сыта. – Люба провела маникюром по горлу. – Хотите, расскажу, почему на самом деле Фоменко укатил в Москву, а «Она прошла, как каравелла, по зеленым волнам…» вернулся из Израиля?
– Хочу, – сказал Пепел. – А где, кстати, у вас тут кофейку можно испить, графиня?
За байками и о Маше порасспрашивает. Об этой Маше ему вдруг захотелось узнать как можно больше. Похоже, интер-р-ресная девочка... А еще предстояло выспросить, во сколько закрывается продюсерский центр «Башетунмай», да как охраняется. И не только выспросить, а и самому шеей повертеть, чтобы потом без свидетелей прокрасться к Машиному компьютеру и невосстановимо вывести технику из строя, вместе с хранящимся там пока так и никем не прочитанным электронным письмом Акелы.
Тогда Сергей останется единственным носителем этой информации.
Дом напротив.
Попытки еще раз, и уже лично, опросить ближайших соседей покойного Семена Моисеевича дали пшиковый результат.
Второй этаж.
Не смотря на то, что капитан по три раза перед каждым жильцом веерил фотографии самых распоследних злодеев из картотеки плюс фотку Кудрявцева по гражданке, что уже само по себе являлось нарушением строгих инструкций.
Квартира двадцать четыре.
Даже те из соседей, кто «чего-то смутно видел», тупо пожимали плечами. И вот теперь капитан Иннокентий Вернидуб отправился расспрашивать жильцов дома напротив.
За дверью противно резко дзынькнул звонок, такие звонки, по опыту капитана, чаще всего устанавливали в склочных многодетных семьях. Но открыла дверь не растрепанная мегера в заляпанном борщом затрапезном халате, а внятная дама лет пятидесяти, похожая на школьного завуча.
Капитан хотел без спросу ввинтиться в квартиру, да обломила цепочка. Явно новенькая, но это легко объяснимо. Когда в соседнем доме случается убийство, жильцы кидаются в меру разумения обустраиваться средствами безопасности.
– Я вас слушаю? – надменно изрекла дама. Точно, завуч, даже прическа из прошлого, этакий выпестованный шиньон, а костюмчик – ветхозаветный, но хорошо сохранившийся крепдешин.
– Из милиции.
– По поводу?..
– По поводу произошедшего в соседнем доме уголовного преступления, – в пятидесятый раз за день повторил Вернидуб, гадая, не натер ли уже мозоль на языке. – Вы обязаны ответить на несколько вопросов! – Здесь важно вести себя нагло, построй капитан фразу: «Вы не согласились бы ответить»..?, стопудово нарвался бы на гордое «Нет!».
– Какого преступления? – сделала невинные глаза гражданка. Типичное нежелание населения способствовать следственной работе.
– Не притворяйтесь, будто не в курсе. – Капитан чуть не добавил грубое слово «мымра». – Цепочку
