Гюнтер сверху уныло наблюдал, как его коллега накручивает круги, Гюнтер вздохнул и пошел по междупутью. Через каждую пару-тройку шагов он останавливался, пристально всматривался под ноги и озирался вокруг. Без особого сожаления увидел, как тронулся поезд, которому предстояло наверстывать расписание. А потом и Гюнтер обнаружил следы беглеца.
– Эй! – крикнул он. – Давай сюда!
Андреас проворно вскарабкался наверх:
– Ну?
– Видишь, – ткнул себе под ноги Гюнтер. – Он стоял здесь, вот натекла глина с его туфель.
– Отлично! Отлично! – Андреас присел на корточки. – Куда же он потом пошел? Смотри, смотри, Гюнтер, не стой! Гляди! Капля на рельсе! Значит, он перешагнул этот рельс. Идем туда!
Андреас опять поспешно спустился по склону, метнулся сначала в одну сторону, потом в другую, шаря взглядом по земле и кустам.
– Что ты стоишь? – обернулся он к Гюнтеру и взмахнул рукой с «зауэром». – Ищи, ищи!
Гюнтер вздохнул, вышел из путевой колеи и без энтузиазма съехал по щебню:
– Бессмысленно это, – кинул он вдогонку устремившемуся вперед коллеге.
– Что бессмысленно?! – Андреас резко обернулся, – Что?
– Так мы долго провозимся. Только отстанем от него. Дадим ему время, – Гюнтер снял шляпу с короткими полями, провел ладонью по серому ежику стрижки, водрузил шляпу на большую и почти квадратную голову.
– Дьявол! – вырвалось у Андреаса по-русски. Он сотряс ветви кустов ударом кулака. В этот момент Андреас ненавидел и любимый гюнтеровский жест – провести ладонью по волосам, и немцев вообще, ненавидел весь мир, себя самого и его, Гюнтера, правоту.
– Я думаю, надо добраться до станции или города. Взять русского получится только облавой, – добавил Гюнтер, глядя по своему обыкновению не на собеседника, а в сторону.
Лучше бы он промолчал. Но он не смог удержаться и сознательно – а как же еще! – подчеркнул национальность беглеца. Андреас взорвался.
– Это ты его упустил, толстяк! – он поднес указательный палец к хмурому лицу напарника. – Ты! Тебя он сбил с ног, как кеглю. Из-за твоего ротозейства пленник сейчас на свободе.
Гюнтер принял обвинение безучастно. Пожав плечами, спокойно произнес:
– Я поступал по инструкции.
Его невозмутимость сразу успокоила Андреаса. И он даже подумал, что слово «русский» напарник употребил без какого-либо подтекста.
– Возможно, ты прав, – Андреас убрал пистолет в карман плаща. – Выслеживать вдвоем бесполезно. Нужен телефон. Черт, где мы находимся? Ты можешь сказать хоть приблизительно?
Гюнтер снова пожал плечами:
– Около сорока минут назад мы проехали какой-то городишко. Название короткое, прочитать не успел. Вроде бы ничего после этого не проезжали.
– Сорок минут... Наверное, лучше идти вперед. Скорее до чего-нибудь дойдем.
– Зачем вперед? Видишь, – Гюнтер вытянул руку, словно для нацистского приветствия. – Верхушка церкви. Самое большее, километров пять.
Андреас разглядел, на что указывал напарник. Действительно, какой-то шпиль.
– Я принимаю решение. Идем туда. Через лес, – сказал Андреас. Старшим в их паре был он. Андрей, как его звали в прежней жизни.
Конец прежней жизни был положен перестройкой, хотя Андрей тогда об этом не подозревал. Тогда он полагал, что жизнь, его собственная и страны, продолжится счастливо, ей будет придан новый, созидательный смысл. В ту юношескую пору студент-химик петербургского университета бредил идеями революционного преобразования общества, зачитывался демократическими газетами, ходил на митинги.
Демократы предали его. Они использовали его молодые силы, чтобы завладеть величайшей страной. А в благодарность за то, что мерз и надрывался за них на митингах, разбрасывал и клеил листовки с демократическими призывами, развалили страну. Практически уничтожили академическую науку, заставили сограждан мучиться и страдать, а его, Андрея, оставили нищим теперь уже младшим научным сотрудником, без перспектив и надежд.
Андрей прожил год в Польше, торгуя на рынках, потом перебрался в Германию, там и остался.
Андрей понял, что отныне смыслом его жизни должна стать борьба с псевдодемократией и глобализмом. Формы этой борьбы очертила встреча с господином «полковником Николаи», так он себя просил называть. При всей внешней случайности их встречу – Андрей в этом нисколько не сомневался – иначе как преднамеренной не назовешь. Как со стороны полковника – тот подыскивал сотрудников для будущего «восточного отдела», которому химик уж точно бы не помешал. Так и с его, Андрея, стороны – он давал всем подряд понять, что ищет практическое применение своей ненависти.
Андрей принял предложение Николаи и стал сотрудником службы «Новый абвер». Получил немецкий паспорт, превратился в Андреаса. С тех пор не имел дел с эмиграцией, если только эти контакты не касались даваемых ему поручений. Он даже «вылечился», что стоило ему немалых мук упражнений и постоянного самоконтроля, от русского акцента. Ему доверяли, до сегодняшнего дня он был на хорошем счету. Но избавиться от своей национальности он не мог. Не иначе шестым чувством Андреас ощущал, что в один прекрасный день его «славянское происхождение» может его подвести, как вдруг подводит до того исправно стучавшее сердце. Однако он никак не думал, что сотворит такой день собственными руками.
Бегства пленника-соотечественника ему не простят. Он попадет под колпак недоверия и проверок. И закончиться эта история может очень плачевно. Спасти способна только поимка беглеца. И хорошо бы захватить его собственноручно.
– Пошли, Гюнтер, – и того не замечая, Андреас точно ступил в едва приметный на земле след, оставленный подошвой Пепела...
Паспорт, к удивлению, Сергей обнаружил в нагрудном кармане, выкидуха пропала... Лес оказался перелеском и закончился быстро. Пепел дошел до крайних деревьев, остановился, прислонился к шершавому стволу лиственницы. Ноги подгибались в коленях, требуя отдыха. Но легче заставить себя не садиться, чем потом принудить подняться и идти.
Неглубокий водоотводный ров отделял сейчас его от поля. Квадрат черной земли с редкой зеленой щетиной продравшейся наверх или сорной, или правильной травы. Квадрат гектаров на пять, со всех сторон окруженный лесополосой. Где-то неподалеку должна быть деревня или хутор. Хутор предпочтительнее, меньше глаз.
Пепел опустил взгляд на наручники. Вот уж что совсем лишнее в его положении. Чтобы избавиться от них, нужны инструменты. Тяжело будет разжиться ими незаметно. А любому местному жителю, кому улыбнется счастье его увидеть, сразу и непременно придет мысль о сбежавшем уголовном преступнике.
Отлепив себя от ствола, Пепел пошел... скорее побрел краем лесопосадки. В таком виде, какой он имел, и с преследователями на хвосте, по открытому пространству передвигаться не рекомендуется. А все же любопытно было бы выяснить, землю какого государства он сейчас топчет? Чешскую или совсем другую. Интересно все-таки, как далеко его успели завезти.
Странно, но совершенно не хотелось курить. То ли не до того сейчас организму, то ли вколотый препарат обладал антиникотиновым действием. Ответом на мысли о курении стал приступ рвоты. Не в первый раз уже пустой желудок попытался вывернуться наизнанку, словно мстя своему хозяину за бег с препятствиями и прыжки из поезда, когда так необходим покой. Придет, придет покой, но вот только в каком виде?
– Что ты там застрял, землянику собираешь? – раздраженно оглянулся Андреас, – Прибавь шагу. Начнется дождь и смоет все следы. Начнется ночь, и мы упустим его навсегда!
– А ты это видел? – победно откликнулся Гюнтер и разогнул спину. В его руке серела трубка мобильного телефона «Нокия». Именно такой пользовался Андреас, и именно такую у него ухитрился стянуть пленник.