миллионера, который почему-то не желает пользоваться своим автомобилем. На его место заберется чернокожий раввин и ты отправишься с ним в Квинс на кладбище «Гора Сион». По дороге на Бродвей ты будешь отводить глаза от зеркала, чтобы не проблеваться от вида целующихся, расфуфыренных, как шлюхи, геев. А потом повезешь в Бруклин русских, которые будут пить водку в машине, как пиво, прямо из горлышка.
Кстати, о русских, крошка. Сегодня перед Бруклинским мостом ко мне в машину забралась запыхавшаяся троица. Двое белых мужчин и одна черная женщина.
– На сорок вторую стрит, – сказал тот, кто пристроился рядом со мной.
– На Гранд Цетрал[36], – добавил второй парень, который положил себе на колени карту Нью-Йорка.
Это было сказано по-английски. Следующую фразу произнесли на другом языке, но я ее запомнил.
– Кажется, оторвались.
Вот так это звучало, детка. Почему я запомнил? Во-первых, это было сказано с чувством, если ты понимаешь, о чем я говорю. Во-вторых, не в первый раз я слышу, как ее произносят русские, запрыгивающие в мою машину.
Да, девочка моя, я не сомневался, что передо мной русские. Уж поверь, я на них насмотрелся и наслушался их язык, похожий на журчание водопроводной воды в техасском отеле.
Фразу эту произнес тот, что сидел рядом со мной. Этот парень производил впечатление, детка. Ты бы тоже не отвела от него взгляд, как отводишь от тумбы с рекламой жевательной резинки. От него разило силой, а в глазах полыхал Пирл-Харбор. Он сидел в моем такси с таким видом, словно это не он приехал в Нью-Йорк, а Нью-Йорк перетащили в Москву.
Даже в этом городе, который видел все, от Чарли Чаплина до Годзиллы, человек, излучающий подобную силу, – редкость. Я знаю, что говорю, детка. Поезди с мое, и ты поймешь, что я прав.
Еще с ними была черная девушка. Она глазела по сторонам, будто Тарзан, которого привезла из джунглей в Нью-Йорк его подружка Джейн. Кстати, меньше всего эта негритянка походила на городскую черную девчонку. Они все или безмозглые, или развязные, или то и другое вместе. Эта же напоминала черную пантеру, вышедшую на тропу охоты. И тут этот крутой русский, думая, что я по ихнему ни бум-бум, заявляет:
– Не люблю американцев. Помнишь, мы в Мамбасском баре пиво пили, а за соседним столиком американцы. Я уже дважды сходил поссать, а они все еще меню читали.
Думаешь, на этом история заканчивается, детка? Вот и нет. Эту тройку я сегодня увидал в новостях Си-Эн-Эн...
– ...Поняли, олухи? Он высадился где-то на побережье, розыски похищенного с борта круизного лайнера катера продолжаются, но Пепьель уже наверняка в городе. Если упустите его, то мы на неделю остановим поставки. Ни одной дозы, ни одного грамма! И пусть ваши спятившие клиенты разорвут вас на части, как бешеные волки разрывают овец! – Родриго Клементес, сцепив руки за спиной, топил каблуки в ворсе пятизвездочного гостиничного ковра.
– Но, синьор, – робко подал голос кто-то из наркодилеров, которые, словно приговоренные к расстрелу, сбились в кучу у стены. – А если он просто не пройдет мимо наших парней?
– Они же не могут рассмотреть каждого прохожего, – несмело заблеял второй.
– Зато они могут рассмотреть каждую смазливую девку, ковыляющую мимо! – рявкнул Родриго.
Пять секунд тишины в гостиничном номере, в котором обычно останавливаются президенты и голливудские звезды, тянулись с не меньшим напряжением, чем пять секунд обратного отчета перед запуском баллистической ракеты.
– Мимо тебя он, может, и пройдет, баран, – синьор Клементес ткнул пальцем наугад, его указующий перст попал на долговязого парня, чем-то смахивающего на Квентина Тарантино. – И мимо тебя, – Родриго показал на типичного байкера, толстого и бородатого. – И мимо тебя, лопоухий. Но только в том случае, если вы будете прятаться по барам. – Секретарь Лопеса зловеще усмехнулся. – Представьте на миг, мои маленькие тупоголовые амиго, такую ситауцию. Мне вдруг становится известно, что наш русский друг ошивался на Бродвее и ушел оттуда, никем не узнанный. Кто у нас отвечает за сбыт на Бродвее?
– Я, – раздвинув передние ряды, вперед выдвинулся маленький человечек, похожий на Вуди Аллена.
– Вот ты, мучачо[37], и представь сейчас, – навис над ним Родриго, – что я сделаю с тобой лично и с твоими дебильными торговцами, если русский прогуляется по Бродвею, и мы об этом узнаем не от тебя.
– А если он изменит внешность до полной неузнаваемости? – глядя снизу вверх, заморыш храбро поправил на переносице большие квадратные очки.
– А копы из отдела по борьбе с наркотиками никогда не меняли внешность, да?! – Клементес занес руку, словно собираясь прихлопнуть эту очкастую вошь. – Если б вы не узнавали копов, даже когда те наряжаются клоунами и китайцами, вы бы сейчас не здесь пыль глотали, а за решеткой Шоушанка.
– Так то копы! – загудели все наркодилеры. – Копов мы всегда отличим от нормальных людей.
– Хватит болтать! – Родриго саданул ладонью по столику, из перевернувшейся вазы посыпались на ковер апельсины. – Всех гнать на улицы, самим с улиц ни шагу! Никто не будет спать, пока я не скажу вам «довольно». Пока я не скажу вам «свободны, отбой, топайте домой, грязные, вонючие и тупые бараны»...
Тонго от-Уполу собрался поднять руку с зажатой в ладони салфеткой и, если бы через десять секунд возле столика не появился охранник, Тонго бы ушел из ресторана. А еще бы он подал на это заведение в суд. И сборище прохвостов под вывеской «Золото команчей», нашедших пристанище в Линкольновском центре искусств, заплатило бы сполна. Пункт первый – за унижение самоанского народа в лице его представителя в ООН; пункт второй – за опасность, которой подвергался представитель Западного Самоа; третий пункт обвинения – за пренебрежение в целом к ООН, в котором Западное Самоа ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЕТ весь этот месяц, то есть выполняет почетную и ответственную миссию.
Все это Тонго от-Уполу обязательно исполнил бы, но незнакомец, нагло подсевший за его стол, сказал:
– Вот вам подарок от чистого сердца.
И вместе со словами на белую, как пена прибоя у острова Савайи, скатерть лег неограненный алмаз. Или камень, удивительно похожий на алмаз. Незнакомец быстро накрыл камень салфеткой. Потому что к столу подбежал официант, разодетый индейцем. На голове султан из искусственных («Гринпис» отдыхает) соколиных перьев, на груди пластиковая бирка-бейджик «Сидячий Бык», на ногах кожаные мокасины.
– Мне пиво «Бочкарев». Нету? Тогда «Хольстен», – распорядился незнакомец.
– Принесете мне коктейль. Записывайте рецепт, – прикрыв глаза, Тонго от-Уполу стал вспоминать ингредиенты. – Пункт первый – пятьдесят унций ананасового сока, пункт второй – двадцать унций трескового рыбьего жира, пункт третий – сто унций португальского красного рома и пункт четвертый – сто унций сильногазированной минеральной воды. Пункт пятый – одать безо льда.
Если бы липовый индеец Сидячий Бык хоть как-то выразил удивление, например, удивленно тряхнул бутафорскими перьями на голове, отвечать ресторану в суде за плохую подготовку персонала.
– Поговорим за коктейлем, – сказал самоанец, доставая из кейса повестку дня завтрашнего утреннего заседания. И далее, не обращая на подсевшего незнакомца никакого внимания, углубился в чтение.
В первоклассном кофейном костюме от «Фалко и внуки» самоанец смотрелся все же неубедительно. Смуглый, невысокий, худой туземец. Типичный Пятница – друг Робинзона Крузо. Приходилось прикладывать волевые усилия, чтобы повести с ним переговоры о сложной комбинации в сфере высокой политики и биржевой игры. Так и тянуло попросить его дотащить до гостиницы чемодан или нырнуть за жемчугом.
Витась скучал в углу над порцией травяного чая с бисквитами. Черная девушка Бана находилась тоже под рукой. Она сидела за столиком в соседнем зале, отделенным от этого прозрачной пластиковой перегородкой. Бана отщипывала виноград по ягодке и запивала его молочным коктейлем, и винограда перед ней была целая гора. Именно она, чернокожая принцесса, проследила за самоанским чиновником от здания ООН. Ведь Пепел в ооновском районе был бы мгновенно опознан и схвачен, да и Витася бы узнали и
