человеческой суете...
Пеплу не пришлось напряженно разыскивать начало чайных плантаций и расспрашивать местных жителей, где расположен дом, облюбованный якудзой под криминальные нужды. Когда до Кодзуоки оставалось около пяти километров, впереди показалось зарево пожара. Тут же их обогнала специфическая машина красного цвета. Как выяснилось вскоре, это была припозднившаяся пожарная машина. Более проворные пожарные уже присоединяли шланги к цистернам с водой. Первая струя обрушилась на пламя, когда Пепел выбирался из таксомотора.
Дом можно было и не тушить. Огонь пожирал конструкции так жадно, словно их возводили из пропитанных порохом материалов. Как и в России, на пожар сбегались-съезжались зеваки. Сбившись в кучи, люди делились мнениями и предположениями. С дороги сворачивали все новые машины.
Делать здесь было нечего. Когда-нибудь, может, и удастся выяснить, что произошло в доме с видом на чайные поля и Фудзияму, но сейчас отсюда надо сматываться.
Пепел взялся за дверцу такси.
– Эй, приятель, не скажешь, как закончился матч?! – громко произнесли за спиной по-русски.
Сергей повернул голову на голос. Положив локти на крышу «мазды» кетчупового цвета, на него смотрел Андреас.
– Три два. Наши проиграли, – ответил Пепел.
В приоткрытую дверцу «мазды» высунулся живой, лыбящийся белорус с неразлучной отцовской бритвой в руке.
– А ты за какую команду сегодня играешь? – в свою очередь спросил Пепел.
– За твою, – сказал Андреас...
...Шоссе отсюда было не видно и не слышно. «Мазда» переводила бензиновое дыхание на обочине проселочной дороги. Ее пассажиры, сидя на теплой земле, любовались закатом в стране Восходящего солнца. Вызывающе пламенели горы, в которые, как в плохо подстриженный газон, опускался кровавый мяч солнца. Вокруг в тишине и беззвучии медитировали непривычного вида поля и редкие леса. Пепел вертел в руках выкидуху, когда-то отобранную Андреасом, а теперь им же и возвращенную.
– Вернемся в Россию, надо будет выпить за упокой души секретаря Лопеса синьора Клементеса. Я же тебе сказал, что мне теперь из игры выхода нет. Последнее, что мне было оставлено, перейти из команды в команду. Скажем, как из «Боруссии» перейти в «Баварию».
– Или как из «Зенита» в «Спартак», – вырвалось у Пепла.
– Или как из минского «Динамо» в... – вторую белорусскую команду Витась так и не смог вспомнить.
– Так чего ж в сборной Лопеса было не доиграть? – Сергей нажал на кнопочку, выпуская на волю лезвие.
– А, надоела мне эта иностранная шушера. Русским словом не с кем перекинуться. Да и вообще... Долго рассказывать и слишком много высоких слов потребуется: «чувство Родины», «наши», «переосмысление»... И незачем рассказывать. Даже если я вдруг пойму, что ошибся, снова передумаю, меня в команду Лопеса не вернут. Сегодняшнего расстрела пятерых якудза, смерти Клементеса и поджога их логова мне не простят.
– Как с островов выбираться будем? – сменил тему пожевывающий травинку Витась.
– Проще пареной репы, – зевнул и потянулся русский немец. – Здесь швартуется куча российских браконьерских судов. Им не привыкать перевозить запрещенный груз.
– Кстати, о морепродуктах. Меня как раз перед тем, как ты ворвался, садя из двух пистолетов, кормили суше, – сытым котом сощурился Витась. – Я его из-за тебя не доел. А до того меня вообще не кормили в этом застенке. Но время не прошло даром. Я сложил хокку. А может, танку.
– Откуда ты знаешь про хокку и танка? – спросил, не скрыв ехидства, Андреас.
– Ты меня за идиота держишь, да?! – выплюнув травинку, взвился Витась в непритворной обиде.
– Ладно, ладно, я пошутил. Прочти.
– Не буду, – надул губы Витась.
От обиды белорус отошел секунд за десять.
– Была у меня одна сербка из города Нови-Сад, работала посудомойкой в ресторане «Триглав», а по вечерам училась на курсах японского языка. Она говорила, что настоящий самурай должен складывать стихи так же ловко, как управляться с мечом. Она хотела, чтобы и я полюбил японскую поэзию, потому что я казался ей настоящим самураем. Слушайте!
Витась прокашлялся и прочел:
– Да, – сказал Адреас. – Пожалуй, тебя стоило спасать. Иначе от кого бы мы это услышали. Пропал бы шедевр...
Глава шестнадцатая. 1 июля 2002 года. Я люблю тебя, жизнь.
Летят перелетные птицы в осенней дали голубой,
Летят они в жаркие страны, а я остаюся с тобой.
А я остаюся с тобою, родная навеки страна!
Не нужен мне берег турецкий и Африка мне не нужна.
Немало я стран перевидел, шагая с винтовкой в руке,
Но не было большей печали, чем жить от тебя вдалеке.
Немало я дум передумал с друзьями в далеком краю,
Но не было большего долга, чем выполнить волю твою.
«Летят перелетные птицы»
Музыка М. Блантера, слова М. Исаковского
За свои сорок два года Лопес встречал русских редко, потому что большую часть жизни провел в колумбийских джунглях. Но первое знакомство с русскими Лопес не забудет никогда.
Испокон веку считавшийся самым криминальным городом Колумбии, Медельин мало изменился за последние тридцать лет. Разве другие вырывались из окон и дверей мелодии, в других машинах богатые парни катали своих девчонок, да еще волосы прежде стремились отрастить подлиннее. Ну и конечно квартал от улицы Санчеса до улицы Конкистадоров перестал быть окраиной, за которой начиналась городская свалка.
Пятеро братьев, две сестры, отец до вечера работает на стекольном заводе, до ночи сидит в баре Химентеса. Мать в памяти Лопеса осталась вечно развешивающей белье во дворе или судачащей с подругами возле колонки. Еще от детства остались в памяти футбол, рейды на свалку и драки. Бесконечные драки со своими и чужими.
Воспоминания...
Лопесу шестнадцать. Возвращается из Боготы старший брат Энрико. Его не было дома год. Приезжает на неделю, в хорошем костюме и с деньгами. Еще через год придут вести, что Энрико убит в перестрелке с полицией. Но пока он жив и выглядит шикарно, особенно для их квартала.
Лопес дерется с двумя парнями из другого квартала, цеплявшимися к его девчонке. Энрико покуривает неподалеку, не вмешиваясь. Лопес выходит победителем, зарабатывая несколько синяков. Синяки для него, как для девчонок накрашенные губы. Энрико уходит, ничего не говоря.
Вечером Энрико протягивает Лопесу бумажку с адресом:
– Завтра в пять. Спортивный клуб. Я договорился. Будешь заниматься боксом. Потасовки на улице бросай. Еще увижу с сигаретой – убью. Я буду звонить в клуб, узнавать, как у тебя дела. Ты понял, что это значит?
Это были последние слова, слышанные Лопесом от Энрико.
Тренировки. Бег, скакалка, отжимания, «груша» приняла не меньше миллиарда ударов. Тренировочные бои. Первые бои на ринге спортклуба. Полутяжелый вес. Победы местного значения. Больше половины их них – нокаутом. Первые деньги, которые кажутся невероятными. Его авторитет в квартале растет как на дрожжах.
