После одного из боев в раздевалку протискивается человек с огромными плечами и животом, с сигарой в зубах, опаляющей роскошные усы. Присаживается рядом на лавку. Та скрипит. Аромат настоящей и ужасно дорогой гаванской сигары так не похож на табачные запахи, плавающие по его кварталу.
– Я – Пабло Гомес. Слышал про меня?
Конечно, Лопес слышал. Это Гомес тренировал Кастильо-молотобойца и Симона Диаса.
– У тебя неплохие задатки, сынок. Тебе нужна школа. Пойдешь ко мне?
Отказываться было глупее глупого. Подвернулся настоящий шанс. В то время пределом мечтаний юного Лопеса было войти в бар Химентеса, щелкнуть пальцами, облокотясь на стойку: «Мне как обычно, Гучо». И, потягивая виски (обязательно виски «Single malt Cragganmore» – напиток людей, нашедших в жизни место), обводить взглядом заведение. Отвечать на кивки и приветственные взмахи рук. У Химентеса всегда хватает посетителей. Под потолком жужжат вентиляторы, лениво проворачивая огромные лопасти. Табачный дым, смех и звон посуды.
Потом оставить виски на стойке, подойти к выбранной девице. Но чтоб та обязательно была со своим парнем. И увести ее, обняв за талию, из бара (та счастлива, что Лопес ее выбрал). И чтоб ее парень дернулся вдогон, но его дружки удержали бы его, хватая за руки и торопливо объясняя, кто это был.
И вдруг с сигарой в зубах и с животом, свешивающимся на ремень появилась возможность шагнуть в эту мечту...
Со следующего дня в другом зале, в другом районе Медельина, Пабло Гомес начал на тренировках выдавливать из Лопеса сок, как из винограда.
– Много таких, как ты, сынок, тянет руки из канав. Чтоб тебя оттуда вытащили, надо самому попотеть.
Так говорил Пабло Гомес. И Лопес потел.
Его начали ставить в бои. Ринги, на которых он теперь выступал, были не так зашарканы ногами, канаты не протерты до волокон, залы чище и просторнее, скамьи для зрителей со спинками и публика заметно поденежнее. Лопес подавал надежды. О нем стали хорошо отзываться знатоки.
Однажды, навалившись на канаты, Пабло Гомес свистом остановил спарринг. Подозвал Лопеса, отправив с ринга его партнера.
– Сынок, я тебе приготовил подарок. Едешь со мной на Кубу, на любительский турнир. Это тебя научит кое-чему новому.
В то время отношения с Кубой ненадолго потеплели, и Гомес воспользовался личным знакомством со знаменитым тренером кубинской сборной Саганой (о котором отзывался как о лучшем тренере мира), чтобы включить в турнир своих медельинских парней.
Чуть позже Пабло Гомес сказал:
– На сегодняшний день в мире существуют три ведущие боксерские школы: американская, кубинская и русская. Американская – это обмен тумаками, у кого рука тяжелее, кто первый упадет. Кубинская – постановка работы ног и чувства дистанции. Ты увидишь, как во всех весах ребята Саганы похожи друг на друга: высокие, жилистые, длиннорукие и дьявольски подвижные. Русская школа, сынок, – это ставка на реакцию, ошибки противника и акцентированный удар. Мы, к сожалению, чаще подражаем американцам. Тебе, сынок, желательно попробовать себя со всеми. Для того и едем. И еще, сынок. Ты не думай, любительский ринг – это очень серьезно. Собраться раз в месяц на восемь-десять раундов проще, чем через день настраиваться на три. И ребята там не слабее профи. Особенно кубинцы и русские, у которых нет профессионального ринга.
Лопес готовился к поездке на Кубу не просто серьезно, а так, будто отправляется биться за звание абсолютного чемпиона мира.
И вот он в Гаване. До этого Колумбию он не покидал. Когда и на какие шиши?
В ожидании багажа Лопес ходил по аэропорту, как по храму, с благоговением. По окончании турнира он обязательно выпьет кубинского рому и отведает любовь местной девчонки. Может, ему повезет, и он увидит знаменитого Фиделя.
Лопес завернул в багажное отделение. У вертящегося круга с чемоданами, нечаянно, но весомо наступил на ногу какому-то недоноску. Уже хотел извиниться, но в ответ услышал что-то вроде «хэй». Лопеса услышанное развеселило. Этому мучачесу на ногу наступают, а он выпаливает приветствие. Надо же быть таким трусливым? Потакая своему игривому настрою, щелкнул недоноска по носу. Щелкая, разглядел нос и понял, что перед ним тоже боксер. И увидел кулачок, летящий в лицо.
Будто по лбу залепили молотком.
Лопес понял, что погружается в нокаут. Такая знакомая слабость в коленках, туман в глазах, будто все глубже уходишь под воду... Последнее, что он услышал – еще одно приветствие «хэй»...
Когда очухался, разглядел над собой незнакомое негритянское лицо. Лопес сел. Негр был в униформе.
– С вами все в порядке? – спросил тот по-испански. Лопес кивнул. Хотя порядка не наблюдалось. Левую щеку залило кровью из рассеченной брови. Голова гудела.
Недоноска и след простыл. Зато на Лопеса надвигался Пабло Гомес. Он нес сумку Лопеса.
– Первый раунд, ты проиграл, сынок, – сказал, подойдя, Пабло Гомес. – Теперь тебе придется весь бой думать о защите брови, она не сможет нормально зажить до турнира. А на любительских рингах, сынок, с рассечением быстро снимают с ринга.
Лопеса сняли во втором раунде первого боя. Жеребьевка свела его с неуклюжим марокканцем, которого бы Лопес сделал одной левой, неударной рукой. Но марокканец провел два точных прямых в левую часть лица. Будто сам дьявол нашептывал ему куда бить.
А недоноска будущий кокаиновый король увидел в тот же день и тоже на ринге – тот оказался русским боксером наилегчайшей, «петушиной» категории. Лопес сидел уже на трибуне и смотрел остальные бои дня. Русский проиграл свою встречу с венгром по очкам. И дрался недоносок средненько, весь бой провел в защитной стойке, выжидая подходящего шанса для контрудара. Так и не дождался.
Лопес не восторжествовал. Наоборот, еще больше расстроился. И уже хотел поскорее убраться с проклятой Кубы.
С тех пор Пабло Гомес все меньше работал с Лопесом. С тех пор левая бровь стала уязвимым местом Лопеса, кровоточила после малейшего прикосновения к ней. С тех пор Лопес стал все раньше уходить из спортклуба, все чаще пропускал рюмку-другую рома и пристрастился к кубинским сигарам. Через год после кубинского турнира Пабло Гомес сказал ему:
– Ты никогда не станешь Мохаммедом Али или Пабло-Молотобойцем. Ты уткнулся головой в свой потолок, сынок. А мне это неинтересно...
И Лопесу пришлось оставить ринг и стать членом медельинской преступной группировки в Боготе. Да, он достиг небывалых, гималайских высот в мире наркоденег и беспощадных автоматных стволов. Но от того времени, с неудавшейся боксерской юности осталась у Лопеса неисстребимая любовь к поединкам на рингах и в кино и неискоренимая ненависть к русским.
А теперь какой-то русский уголовник почти точь в точь повторил эту историю со Стивеном Сигалом. Кажется, судьба подарила Лопесу шанс отомстить за прошлое. Но опять проиграл Лопес раунд за раундом, из пяти условий пари славянин уже справился с четырьмя – выкрал трубку Гашека в Праге и череп Левинсона в Африке, устроил так, чтобы в ООН заговорили о российской доле антарктических территорий...
В десять двадцать к покачивающемуся на невских волнах дебаркадеру Английской набережной причалила «Ракета» из Петергофа. Не битком набитая, как в советские времена, но и не пустая, как бывало в годы мрачной перестройки.
Заскрипел, заходил под ногами трап. Первой на питерский гранит сбежала молодежь, сжимая в несовершеннолетних ладонях пивные бутылки. Следом потянулась степенная семейная публика. А на берегу уже ждали своей очереди, зажав в кулачках потные билеты, какие-то итальяшки, и галдели, словно обрызганные святой водой черти.
Одним из последних покинул борт «Ракеты» малый в расцвете мужских лет, одетый в светлые джинсы и пепельного цвета рубашку навыпуск. Посмотрев на иностранцев и устало поморщившись, словно надоели ему забугорные физиономии горше редьки, человек ступил подошвой кроссовки на разгоряченный асфальт набережной.
