— Уж будьте покойны, — с жаром перебил Правая Рука, — я поведу дело на славу, не ударю себя лицом в грязь; вам ничего и не нужно знать: только счета будете пересматривать.
— Хорошо, хорошо! ну а что, его жены не видал?
— Видел вчера. Забилась, сердечная, бог знает куда, за Тучков мост; домишко еле держится…
— Что, плачет?
— У, как горько! я пришел, она и ну меня проклинать: вы, говорит-с…
Правая Рука остановился.
— Ну, говори, говори! — подхватил горбун, усмехаясь. — Небось, бранится? известно, коли баба разозлится, не жди хорошего!
Правая Рука, улыбаясь, продолжал:
— Вы, говорит, с этим… Добротиным погубили нас, — и Василия Матвеича, и меня, и детей наших по миру пустили!
— Хе, хе, хе! А что, о ней не упоминала? а? — спросил горбун.
— Нет.
— Так если опять поедешь, скажи, знаешь, мимоходом, что она у меня сидит вместе, дескать, счета сводят.
— Хорошо-с, извольте… ну а насчет магазина что же?
— Экой пристал! подожди, дай мне сообразиться, и денег нет столько! — сердито сказал горбун.
Правая Рука недоверчиво поглядел на него и, низко кланяясь, сказал:
— Так завтра понаведаться прикажете?
— Ну, зайди, зайди! да не забудь, так и скажи: что мол, считает с ним. Хе, хе, хе!
Перечумков ушел, а горбун долго смеялся, потирая руки, как человек совершенно счастливый. Послышался стук в дверь, которая, впрочем, была полураскрыта; горбун вздрогнул.
— Войдите! — сказал он сердито, — дверь не заперта.
На пороге появился гость, совершенно неожиданный, судя по удивлению горбуна. То был Тульчинов.
Горбун в смущении низко кланялся. Запыхавшийся Тульчинов сел у стола и, указывая горбуну на его прежнее место, сказал:
— Сядь, братец. Я пришел переговорить с тобой по важному делу; ты устанешь стоять.
Горбун пугливо поглядел на него: он вспомнил, по какому важному делу с год тому назад Тульчинов уже приходил к нему.
— Ну, скажи мне, ведь ты был женат? а?
— Был-с! — свободно вздохнув, отвечал, горбун.
— Это было лет тридцать с лишком назад?
— Так-с точно, слишком тридцать лет.
— Ты жил тогда в У** губернии?
— Так-с.
— И женат был всего около году?
— Да-с, — отвечал горбун, пытливо поглядев на Тульчинова и сделав смиренную физиономию, — бог лишил меня молодой и очень доброй жены.
— У тебя были дети?
— Нет-с… Но позвольте узнать, для чего вам желательно знать…
— Нужно! — лаконически отвечал Тульчинов и, вынув из кармана письмо, заглянул в него.
— Ты много мучил свою жену? — спрашивал он. — Ты оскорблял ее низкими и несправедливыми подозрениями, когда она была беременна? она уехала от тебя?
— Господи! кто вам таких ужасов насказал? мы жили дружно и согласно.
— Лжешь!
Горбун вздрогнул.
— Говорю тебе, что ты лжешь! Говори всю правду. Теперь поздно и бесполезно, да и трудно скрыть от меня истину.
— Она… она, знаете, капризная была; но я с ней хорошо обходился, — запинаясь, начал горбун.
— Отвечай на мои вопросы! Ты довел ее до того, что она бежала от тебя?
Горбун почти незаметно кивнул головой.
— Ты ее, нашел уже при смерти больной?
— Да, она по неопытности поехала на телеге беременная… и выкинула, а потом и сама умерла скоро.
Тульчинов задумался; в комнате было тихо; горбун не спускал глаз с своего гостя.
— Ну, не знавал ли ты, — спросил вдруг Тульчинов, — не встречал ли купца по прозванию Кирпичова… вот еще магазин книжный.
— Уж опечатан и будет скоро продаваться с аукциона! — радостно подхватил горбун.
— Знаю, — сказал Тульчинов, покачав головой. — Он на днях приходил ко мне и просил денег, сумму очень большую, чтоб удовлетворить одного своего кредитора, самого главного и самого неумолимого… Уж не ты ли?
— Он-с человек-то ненадежный, извините-с! извините-с! — сказал горбун, усмехаясь и потирая руки.
— Знаю! — сказал Тульчинов. — Я его лучше тебя знаю. Послушай. В 179*, когда я был в своей усадьбе У** губернии, вечером подкинули мне младенца. Я принял его; когда он подрос, я велел управляющему учить его. Потом я уехал за границу. Приезжаю: он уж взрослый малый. Я рассчитал, что купеческая карьера для него самая лучшая, и поместил его на первый раз в приказчики, в ближайшем городе Ш*, к купцу Н*. С той поры я потерял его из виду. Только стороной доходили до меня слухи, что он уже открыл свою лавку, и я радовался за него. Наконец несколько лет тому назад появился здесь книжный магазин. Я узнал, что этот магазин принадлежит моему прежнему воспитаннику, которого я по имени его крестного отца, моего управителя, назвал Кирпичовым. Я слышал о нем много дурного и, признаюсь, радовался, что он забыл меня. Но, наконец, недавно он являлся ко мне и умолял спасти его от гибели. Я отказал ему, думая, что лучше будет помочь его несчастной жене и детям.
— Да-с! трое малюток, жена! и ведь весь капитал-то почти ее был, — соболезнуя, сказал горбун.
— Но не в этом дело. Есть ли надежда спасти его, поправить его дела? — строго спросил Тульчинов.
— Нет, никакой-с! — радостно отвечал горбун, покачивая головой.
— Ты его главный кредитор?
— Я-с.
— Я уверен, что ты не очень чисто поступал в этом деле. Слушай, я… я прошу тебя, уладь дело как можно скорее; это твоя личная выгода, да! пойди, прими участие, поправь дело; он слишком озлоблен против тебя, пойди помирись с ним! — растроганным голосом сказал Тульчинов.
Горбун тихо засмеялся прямо ему в лицо и, пожимая плечами, сказал:
— Как же это можно! я уж и так много потеряю, а то еще мириться! да вы изволите шутить!
Тульчинов стиснул зубами и протяжно сказал:
— Черствая душа! я стану шутить, когда человек гибнет, когда его жена, может быть, призывает проклятия на твою голову, может быть она теперь говорит своим детям, что ты убийца их отца!..
Тульчинов пришел в сильное волнение. С отвращением взглянув на нагло спокойное лицо горбуна, он продолжал более спокойным голосом:
— Час твой пришел. Я хотел приготовить тебя к раскаянию, но ты сам отвергнул его. На, читай, читай!
И Тульчинов подал все письма, привезенные ему час тому назад Федором.
Горбун тревожно взял письма, долго он не решался читать, искоса поглядывая на Тульчинова, который ходил по комнате.
Читая письмо к Тульчинову, горбун все еще усмехался; но когда прочел он письмо, адресованное ему Авдотьей Петровной Р***, лицо его сделалось страшно, он задрожал и упал на стул.
