Том 9. Три страны света

«Красавица» стояла перед господином Бешем; господин Беш мотал шелк и поминутно распутывал узлы, причем так близко наклонялся губами к рукам девушки, что она чуть не плакала и пятилась прочь; но господин Беш поминутно притягивал ее к себе…

Насмешки подруг становились все громче. Бедная девушка, красная, с заплаканными глазами, стояла ни жива, ни мертва…

Дверь с тафтяной занавеской скрипнула: вошла мадам Беш. Господин Беш стремительно схватил и поставил на колени картонного болвана, будто эмблему своей невинности; а может быть, он надеялся найти в нем защиту против гнева супруги. С мотком в руках «красавица» осталась на прежнем месте.

Окинув испытующим взором сначала господина Беша — с ног до головы, — потом «красавицу», мадам Беш резко скомандовала: «На место!» Девушка с радостью повиновалась. Рябая швея строго погрозила ей пальцем.

Каролинхен горячо заговорила по-немецки, и тоже нечисто. Супруг, потупив голову, слушал молча и собирал рюш. Ссору покончила вошедшая белокурая девушка, которая сказала: «Вот задаток оставили» и подала гневной супруге красненькую. Потом она села на прежнее место и осторожно шепнула своей взволнованной соседке:

— Что, видно, опять к тебе приставали?

— Тише: рябая слушает! — отвечала «красавица», нагнувшись, и будто поднимая лоскуток.

Они замолчали; но лицо белокурой девушки выражало сильное волнение: видно было, что мучит ее желание сообщить подруге важную тайну. Наконец, улучив минуту, она шепнула соседке: «Знаешь ли, кто был?.. он!»

— Ах, а мадам?

— Ничего; она скоро ушла, а мне приказала хорошенько понять, какого ему чепчика хочется.

— Ножницы! — неожиданно крикнула рябая швея и тем положила конец разговору.

Мрачный господин целые дни проводил на тротуаре; каждый раз, когда белокурая девушка выходила со двора, они встречались, как знакомые. Если с ней был узел, он нес за нее, и всю дорогу они горячо толковали.

Случалось, она выходила к воротам, — мрачный господин непременно торчал тут; они менялись короткими словами, и девушка поспешно убегала.

Раз, в воскресенье, она шла с ним под руку, у Большого театра. Он уговорил ее войти в кондитерскую и самым отчаянным голосом приказал подать шоколаду, кофе, мороженого, конфет, пирожков — всего…

— Осчастливьте: скушайте! — говорил он девушке.

— Уж довольно; благодарю; мне ничего не хочется.

— Пить вам не угодно ли? Эй, оршаду! лимонаду! — кричал он в дверь. — Живее, живее!

— Не надо, не надо! право, я ничего не хочу.

— Отчего же вы ничего не желаете? Осчастливьте: скушайте! А вашу приятельницу не пустили сегодня?

— Да Эдуард Карлыч ушел со двора, а уж мадам тогда ее не пускает… А все рябая ей наговаривает. Он прежде за ней ухаживал, а теперь все к нам пристает; так вот ей и досадно…

Девушка остановилась, услыхав в соседней комнате звон колокольчика и мужской голос, требующий рижского бальзама.

— Ах, кто-то пришел! — прошептала она с испугом, доказывавшим, что она в первый раз в кондитерской.

— Не беспокойтесь: никто сюда не войдет.

— Я боюсь, чтоб рябая не пришла! у ней тут близко родные живут. Ах, как она нам надоела: каждый день у меня ссора то с мадамой, то с Эдуардом Карлычем; а все она…

— Вот видите, — с упреком заметил мрачный господин, — а вы не согласны!

— Как можно? я бедная! у меня ничего нет, никого родных нет… как можно!

Девушка заплакала.

Мрачный господин прошелся по комнате, принял перед зеркалом трагическую мину и произнес глухим голосом:

— Я говорил вам, что я с благородным намерением: я прошу вашей руки!!!

— Я бедная! — рыдая, возразила девушка.

— Зато я богат… Что золото, когда тут любовь… любовь! — повторил громогласно высокий господин. — А я вас люблю, обожаю, боготворю-с. Мне ничего не надо, кроме вашей руки, царица души моей!

— Не могу же я оставить одну свою сестру…

— Какую сестру?

— Так я подругу свою называю. Ее, бедную, там заедят!

— Она может переехать к вам…

— Ах, в самом деле! — живо воскликнула девушка; лицо ее прояснилось, и она с такой благодарностью посмотрела на мрачного господина, что он смутился и стал поправлять свои завитые волосы.

— Право, не знаю, как вас благодарить, — сказала тронутая девушка. — Вы так добры, что, верно, не обманете бедную…

Мрачный господин прервал ее страшными клятвами.

— Я вас люблю, сударыня, люблю с благородным намерением, — повторял он, — и если вы согласны, так хоть завтра же переезжайте на мою квартиру с вашей подругой… Я все приготовлю.

— Как можно! я к вам не поеду!

— Ведь вы будете там одни, а я поживу в другой квартире… Не верите мне, так, пожалуй, в тот же день обручимся, свидетели будут и нас окликнут… Согласитесь, осчастливьте!..

Мрачный господин пал на колени и продекламировал с приличными жестами:

Когда с тобой — нет меры счастья,
Вдали — несчастен и убит;
И, словно волк голодной пастью,
Тоска пожрать меня грозит!
Куда ни обращаю взоры, —

(Мрачный господин приостановился, окинул глазами кондитерскую и продолжал:)

Долины, облака и горы —
Все говорит: «Люби! люби!»
Во цвете лет — не погуби!
Не наноси смертельной раны,
Не откажи моей мольбе…
Пусть лучше растерзают враны
И сердце принесут к тебе!..

Он посмотрел на нее долгим, пристальным взглядом: по щекам ее медленно катились слезы; только страх быть обманутой удерживал ее дать немедленно согласие.

— Хорошо, — сказала она. — Завтра я вышлю вам письмо с дворником.

— Ответ будет решительный? — торжественно спросил мрачный господин, вставая.

— Да.

— Извольте, я на все готов! Если не любите, напишите (он сделал трагический жест), я сумею