– Членские взносы, – жизнерадостно отрапортовал старик и чихнул. И пока лиловые фамилии в ведомости выкаблучивались в огне, продолжил прерванную телефоном говорильню-мутотень, – Нелегкое дело вы затеяли, Андрей Юрьевич. Сметут вас, как пить дать, сметут. На данном этапе классовой борьбы это непреложный факт...
Андрей только поморщился и от скуки уставился на корешки книг в распахнутом шкафу. Ленина пудов пять, а еще пятидесятитомный бородатый Карл Маркс и прочие классики. До сих пор, вот уже два года, они с Кузьмичом без особых свар делили кабинет. Теперь профсоюз оставался сам на сам. Андрей гадал, долго ли он, профсоюзный лидер нефтеперерабатывающего комбината, продержится. По всему выходило, что недолго. Не было у Андрюхи реальной силы удержать зубами завод от продажи американским буржуям. Богатые гады обложили профсоюз со всех сторон. Да и почти не профсоюз уже, человек двадцать верных осталось. И секретарша, которой три месяца не плачено. А ряды продолжают таять.
– ...Как учили вожди, иногда разумно и отступить, – сказал уже стоящий на стуле и снимающий со стены знамя заводского парткома Егор Кузьмич, – Вам бюст Ленина оставить?
Тут с громогласным бабахом рассыпалось на тысячу острых осколков стекло. Конкретно – оконное стекло. И по вышарканному полу покатился залетный булыжник. Андрей только челюстями скрипнул.
Егор Кузьмич слез со стула, аккуратно свернул знамя и спрятал под зашмоняный пиджачок на груди. Примерил на предмет веса чугунный бюст Ленина и с сожалением вернул на место:
– А Ильича я вам оставлю. Ильич завещал бороться и не сдаваться.
Андрей хотел послать старика с его бюстом подальше. Но подумал, что от этого легче на душе не станет. И к тому же, вдруг враги от угроз перейдут к делу? Тогда тяжелый бюст пригодится – отмахиваться.
А шустрый партиец сгрузил в пепельницу следующую бумажку и снова поджег. Едкий дымок щекотнул ноздри. Ринувшийся в разбитое окно ветер развеял пепел по кабинету.
– Опять взносы?
– Черновик прокламации от девяносто первого года, – бесхитростно признался Егор Коммунизмыч, – Былое и думы.
Снова завизжал телефон. Андрей поднял трубку и положил назад, не слушая. Добрых вестей ему ждать было неоткуда.
Егор Кузьмич из ящика стола выгреб последнюю пыльную бумажку и тоже намерился сжечь. Но спички кончились, и он брезгливо принялся ее разглядывать – не сжевать ли, как истый конспиратор? Даже представить себе такое оказалось невтерпеж. Старик сплюнул на пол набежавшую горькую слюну и зашвырнул подальше бумажку, шут с ней.
– Не закажешь секретарше на посошок кофе приготовить? – неожиданно жалобно заклянчил Егор Комунизмыч.
– Ну, аукни ей, чтоб зашла, – вяло откликнулся Андрей. Кофе у него в закромах еще имелось. С полбанки. Ушлый партиец точно приметил. А вот на какие шиши вставлять разбитое окно, и вообще – стоит ли этим заморачиваться, профсоюз не знал.
– Аукну и заодно в нуждник сбегаю, – обрадовался, что выторговал халяву Егор Кузьмич, ведь все эти два года они харчевались раздельно.
Кузьмич вышел, и через пару секунд зашла Надя. Вообще-то вторая, после жены, женщина Андрея. Верная до потрохов, Андрею ее даже иногда жалко становилось.
– Слышь, Надюша, кофе приготовь. Чашки помельче, чтоб этот хвост меньше времени мне голову морочил.
Надежда испарилась за дверью исполнять, и тут вместо Коммунизмыча на пороге появился совершенно другой человек. Не высокий и не низкий. Жилистый, с серым железом в глазах, с твердой горизонтальной линией губ.
– День добрый честной компании, – хрипло сказал гость. И хрипота эта была не от робости или наглости. Хрипота была от природы по жизни, – Меня зовут Сергей Храмов.
– Вы ко мне по какому вопросу? – зачем-то нагнал суровости на брови Андрей. Только разных посетителей ему не хватало. А может это уже реальные наезды начались?
– Так сказать: ободрить и обнадежить, – вдруг открыто улыбнулся гость, и без спросу сел напротив профсоюзного вожака. Впрочем, его движения выглядели не хамски, а как бы по свойски, – Не надо мне золотить ручку, яхонтовый, – весело забалагурил визитер и из правого кармана весьма приличного пиджака бухнул на стол нулевую колоду карт, – Ты не мне в глаза смотри, ты в карты смотри. Они тебе всю правду расскажут, про сегодня и про завтра, – гость заговорщицки подмигнул, – Ну что, погадать тебе, бриллиантовый, задаром?
Веселость гостя поневоле передалась Андрею. Челюсти перестали натягивать кожу на скулах. Действительно, что толку сидеть и кислые сопли жевать? Вот только...
– Вот только тут еще околачивается Егор Кузьмич? – неуверенно буркнул Андрей, по инерции держащий брови ежиком.
– Этот вздорный старик? Он не вернется. Ему мои ребята по соседству предложили посмотреть дешевую подпольную типографию – чтоб листовки печатать, и он не устоял, – и далее визитер вдруг стал совершенно серьезным, – Кроме того этот шляхтыч на тебя стучал направо и налево все эти два года. Думаешь, так просто он сегодня срыл? Ему американский пролетариат настоятельно посоветовал. Пришла пора, нехорошие дяди на завтра тебя гасить назначили. Так будем гадать?
– Будем! – решился Андрей Юрьевич, веря и не веря последней подсказке.
Гость ловко переплел и еще раз переплел из двух рук половинки карточной колоды. Снова на физиономии заиграла азартная улыбочка. Карты, будто сами собой, из ладони запрыгали на стол рубашкой вверх и выстроились на столе три по трое.
– Сначала прошлое. Прошлое пасмурно и туманно. Перестройка. Эйфория. – Сергей перевернул первые три карты картинками вверх, но излагал, совершенно на них не глядя, – Ну, работяги на радостях давай выбирать директора. Старого турнули на волне, и поделом турнули – проворовался, чуть репа от жира не треснула. И громче всех за то, чтоб прежнего директора турнуть, инженеришка один хрюкал – Эдуард Александрович Гусев. Пардон, это ноне он Эдуард Александрович, потому что выбрали его на место старого директора, а тогда он был всего-навсего Гусь Лапчатый. Завод распилили по акциям и каждому честному роботяге выдали пачку акций в соответствии с деяниями и заслугами их. Гадать дальше?
– Любопытно, – подобрался Андрей. Он смекал, что этот Сергей Шрамов явился к нему с неким заманчивым предложением. Что за этим визитом последует или пилюля, еще более горькая, чем ныне, или что-то хорошее и почетное.
– Теперь – день сегодняшний, – гость перевернул лицевой стороной вверх следующие три карты, – А на сегодня Эдуард Александрович Гусев помаленьку подмял завод под себя. Сначала опустил завод до простоев, а потом где хитростью, где лаской собрал за бесценок пятьдесят один процент акций. И теперь объявляются нефтяные короли из штата Алабама, которые хотят завод взять в прикупе. И ведь Эдуард Александрович, подонок, наш любимый завод им хочет с превеликой радостью слить. Потому как сам он оказался хозяин хреновый, а бабки ему суют такие, что внуки на Гаити беспечно состариться смогут. Даже когда крыша отстрижет свою долю. Переходим к будущему?
– Переходим, – облизал пересохшие губы Андрей.
– А будущее тоже во мгле. Со всех сторон король трефовый с пиковым интересом. Сергей, не глядя опрокинул последние три карты, и средней действительно оказался король треф. А по бокам две пики. – Перспективы черные, и вроде бы нет никакой силушки, чтобы черной масти хребет переломать. Это если играть по правилам. Но мы попробуем пригласить еще одну карту. Вытяните, уважаемый Андрей Юрьевич, карту, и мне не показывайте, – Сергей протянул колоду профсоюзному лидеру.
А тот так увлекся гаданием, что даже не усек – а ведь гость назвал его по имени-отчеству. То есть гость, уже входя, прекрасно знал имя-отчество.
Андрей вытянул туза бубей. И, подчиняясь жесту Сергея, положил рубашкой вверх первым в колоде. Сергей медленно начал тасовать неполную колоду, пристально глядя в глаза Андрея, будто пытаясь загипнотизировать:
– Ты, яхонтовый, что сейчас всем сердцем пожелаешь, то и исполнится. Только не забудь, какую карту вытянул, – гость наклонился над столом с разложенными картами ближе к профсоюзному лидеру, – Теперь
