Егор. Биографический роман. Книжка для смышленых людей от десяти до шестнадцати лет

В сентябре 1991 года Госсовет СССР признал независимость трех прибалтийских республик. За ними одна за другой, страхуясь от повторения августовского путча, спешно выходили из состава СССР другие республики. Итог такой: к ноябрю 1991 года 12 из 15 бывших советских республик объявили о государственной независимости. В составе СССР остались только РСФСР, Белоруссия и Казахстан; Украина, можно сказать, стояла в позиции «С вещами на выход!». Поскольку еще 24 августа – то есть на третий день после подавления путча – была принята Декларация о независимости Украины.

Важнейшим шагом к распаду советской империи стал референдум Украины 1 декабря 1991 года – более 90 % украинцев проголосовали за одобрение Декларации о независимости. То есть – за полный суверенитет их республики. Слишком давно многие из них этого хотели и ждали.

На Украине жили и живут много русских, среди них – немало тех, кто не хотел отъединяться от России. Но в истории редко встречаются решения, которые устраивали бы всех.

Первый и последний Президент СССР недооценил давнюю тягу украинцев к независимости. Русский человек, с молодости находящийся у власти в огромной советской империи, не понимал, просто не мог себе представить, что какие-то народы по доброй воле могут захотеть покинуть эту могучую, наводящую на всех страх империю. Он совсем не понимал того, что многие активные люди разных национальностей, ощущая свою подчиненность высшим партийным органам, не забывают, что эти органы состоят в основном из русских. И не перестают ощущать второсортность своей нации в Советском Союзе рядом с огромной Россией…

Михаил Горбачев не знал, или не помнил, или не придавал значения тому, например, что украинцы не могли выступать на собраниях, на конференциях, читать и слушать лекции в университете на родном – «материнском», как называют его в разных странах мира, – языке.

Конечно, в Киеве и в других крупных городах большинство горожан говорило по-русски. Но в селах говорили по-украински. И надо было предоставлять свободный выбор – для тех, кто хотел публично говорить или учиться по-украински.

Что такое угнетение права свободно пользоваться родным языком, многие в России поняли только когда впервые (!) столкнулись в последние десятилетия с давлением на Украине, в республиках Прибалтики на русский язык.

Точно так же Горбачев по незнанию не смог придать должного значения конфессиональному угнетению.

Когда Советский Союз по сговору с Гитлером забрал Западную Украину, на ее территории было распространено католическое вероисповедание. Эту церковь сразу запретили. Людей, привыкших считать себя католиками или униатами, все последующие годы вынуждали крестить детей в православной церкви (она тотальному запрещению не подвергалась).

И через полгода после прихода к власти Горбачева, в августе 1985 года Иосип Тереля получил семь лет тюремного заключения и пять лет ссылки за защиту прав украинских католиков – то есть за протест против сталинского запрещения их церкви. (Это был человек, который отсидел в советских лагерях 23 года – за иной образ мыслей и за веру.) Выпустили его в 1987-м – когда уже Перестройка шла полным ходом.

Горбачев не понял результатов референдума на Украине после августовского путча – когда большинство высказалось за отделение от Союза и независимость, а не за новый союз: «Я уверен, – говорил он, – что сегодня люди на Украине думают о союзе так же, как и люди в других уголках нашей огромной страны».

Тут даже само слово «уголки» – часть советского словаря: «…во всех уголках нашей необъятной родины». И оно подсказывает, что слова Горбачева – не результат наблюдений и анализа, а плод привычки оперировать готовыми шаблонами.

Конечно, множество людей в республиках, входивших в СССР, довольно безразлично относились ко всему, что не касается их личной, семейной жизни. Эти люди вполне согласны были жить и дальше в Советском Союзе. Но более или менее политизированные – то есть те, кому не безразлично, на территории какой страны стоит их дом, – больше не хотели зависеть от горстки чиновников в Кремле. Не хотели по утрам бежать к телевизору – что там в Москве, не появились ли опять на улице танки?..

Но главное – вышел срок советской империи.

Она больше не могла поддерживать сама себя.

24. Егор Гайдар и распад СССР

«А. Чубайс о Гайдаре: Он не был идеологом развала Союза. Совсем. И он не был драйвером переговорного процесса…Но он глубоко понимал, что это а) неизбежно, б) наиболее техничным способом минимизации катастрофических последствий является оформление в таком виде.

А. Кох. А Горбачев, когда я у него в мае брал интервью, мне сказал, что теперь и он понимает, что это было неизбежно.

А. Чубайс. Как говорит Жванецкий, если бы я был такой умный, как моя жена потом!

Кстати, вопрос о неизбежности развала СССР, когда я впервые услышал эту мысль, был для меня большим потрясением, нужно сказать. Я помню это до сих пор».

А. Чубайс вспоминает, как кто-то из их экономического сотоварищества (то есть – со Змеиной горки) примерно в 1987 году «сформулировал три неизбежных перехода, которые нам предстоит пройти. Из авторитаризма в демократию, из плана в рынок и из империи в постимперскую конструкцию. В таком виде вопрос до этого никогда не стоял, и к тому же было сказано, что переход к рынку будет проще, чем к демократии и уход от империи.

Вот это меня просто перевернуло. У нас не было этого взгляда до того, и это был такой интеллектуальный прорыв! Во всяком случае, лично для меня.

…Петя (Авен) говорил, что вы, ребята…не понимаете, что такое Узбекистан. Это другой мир, другая планета, другой состав кислорода. Вы не имеете ни малейшего представления о том, что это такое, и пытаетесь свои хозрасчета и самофинансирование там внедрять. Там вообще другая жизнь. Вот это я помню хорошо.

…Мы поняли тогда и зафиксировали свое понимание письменно, что с этого момента развал СССР неизбежен. Значит, реформы придется делать в России, а не в СССР. Вот суть…И что из этого следует для нас? Для нас из этого следует на самом деле переосмысление целых блоков нашего видения, начиная с мелкого вопроса под названием «макроэкономическая стабилизация» (с одним Центральным банком или с 15-ю Центральными банками) и кончая всякими таможенными делами. То есть из неизбежности развала СССР выросла необходимость пересмотра программы реформ, а не из программы реформ вырос развал СССР. Этот нюанс очень важен на самом деле.

А. Кох. Есть же вообще позиция…что инициатива по денонсации союзного договора исходила от Кравчука, который имел на руках результаты референдума о выходе из состава СССР.

А. Чубайс. Приятно все-таки, что хотя бы это развалили не мы».

Когда Ельцин спросил Кравчука – можно ли как-то приспособить новый Союзный договор к тому, чтобы Украина его подписала, тот ответил категорическим «нет».

То есть Украина больше не хотела находиться с Россией в составе одного государства – федерации, конфедерации или чего угодно другого.

Она не хотела больше никому передавать какие-то свои права. Хотела быть полностью самостоятельным лицом и на международной арене…

Гайдар вспоминает «югославский сценарий» – «агрессивная риторика лидеров республик», а затем – «кровь, война. Чудо, что этого не случилось на территории бывшего СССР.

Почему так произошло? Думаю, что сказались личные убеждения Б. Ельцина, который не хотел войны. А также – само наличие на территории распавшейся сверхдержавы ядерного оружия, в том числе тактического. Понимание того, что игры с переделами границ несут угрозу стране и миру, были немаловажными в процессе принятия решений.

Суть того, о чем договорились 8 декабря в Беловежской пуще, а потом 21 декабря в Алма-Ате, проста: мы признаем факт распада Советского Союза, не предъявляем друг другу территориальных претензий, ядерное оружие будет вывезено на территорию России. Остальное – детали»