прощенья.
Девушка, отняв руки от лица и подавляя слезы, с грустью сказала:
— Я больше не приду сюда.
— Ну прости меня, я виноват; я теперь только понял, что я сделал; даю тебе честное и благородное слово, никогда ничего подобного не сделаю, — с жаром говорил щеголеватый господин.
Девушка, тяжело вздохнув, недоверчиво покачала головой и, встав, молча взяла свою гитару; потом, кивнув ему головой, она тихо пошла к лодке.
— Люба! — воскликнул растроганным голосом щеголеватый господин.
Девушка повернула голову и улыбнулась. Певец стоял на коленях и, сложив руки на груди, сказал:
— Если ты меня не простишь, я простою целый день так, я брошусь с горя в озеро.
Девушка побледнела как полотно, так что щеголеватый господин сам испугался и покорно глядел на нее; окинув озеро кругом, она таинственно произнесла:
— Не надо никогда этого говорить.
— Чего ты испугалась? — с участием спросил щеголеватый господин и, улыбаясь, прибавил: — Я пошутил только.
— Не надо так шутить здесь! — строго сказала девушка, и, кивнув ему головой, она прибавила: — Я завтра, может быть, увижу тебя.
— Где? здесь? — радостно спросил щеголеватый господин.
— Нет! — садясь в лодку, отвечала девушка.
— Где же?
— Не скажу!
— Значит, ты меня обманешь?
— Я никого не обманываю и тебя тоже не буду!
Сказав это, девушка отъехала от берега, а щеголеватый господин запел.
Девушка, погрозив ему, стала грести, но скоро остановилась и слушала его, и когда он кончил петь, она кивнула дружески ему головой, закричала: «Прощай!» — и стала грести; но щеголеватый господин опять запел. Лодка снова остановилась, и так лодка не скоро скрылась от глаз певца, который уныло возвратился к скату горы. Когда лодка совершенно исчезла, певец, растянувшись на траве, стал смотреть на небо и что-то думал. Он долго так лежал; наконец глаза его закрылись, и он крепко заснул. Он пробудился от легкого щекотания по щеке. То была ветка от сучка, которым кто-то махал над ним. Он привстал и увидел сидящую в головах его худощавую цыганку.
— А-а-а! — произнес щеголеватый господин, протирая глаза.
Цыганка улыбнулась и сказала:
— Я давно здесь… и как ты спишь крепко!
— А разве не надо спать здесь? — спросил щеголеватый господин, и, оглядываясь кругом, как бы ища кого-то, он прибавил: — Ты одна?
— Одна; а что?
Щеголеватый господин не отвечал.
— Хочешь есть? — спросила цыганка после некоторого молчания.
— Ты разве привезла с собой что-нибудь?
— Да!
И цыганка принесла узел, в котором были яйцы, молоко и хлеб, и разложила их на траве.
Щеголеватый господин взял за плечо цыганку, которая с силой толкнула его в грудь и резко сказала:
— Не трогай меня, а не то я всё брошу в озеро.
— Не сердись; дай мне поесть: я очень проголодался.
И они, болтая, стали есть. После завтрака цыганка весело сказала:
— А ты и завтра приедешь сюда?
— А что?
— Я бы тоже принесла завтрак.
— Спасибо! Хорошо, я приду и завтра.
Цыганка стала смеяться.
— Чему ты смеешься?
— Мне весело! — отвечала цыганка.
— Ну сделай так, чтоб и мне было весело, как тебе.
— Да как же я это сделаю?
— Давай бегать, и если я догоню…
— Не хочу! — вскакивая, перебила цыганка и пустилась бежать.
Щеголеватый господин за ней.
И они стали бегать. Цыганка ловко пряталась за деревья и наконец обманом успела достичь берега и кинулась в лодку и с невероятной быстротой выехала из осоки и торжествующим голосом сказала:
— Ну, теперь поймай меня.
Щеголеватый господин подбежал к берегу, погрозил ей и сказал:
— Ты думаешь, что увернулась от меня, а тут-то я еще скорее тебя поймаю.
— Не посмеешь: озеро страшное!
— А смотри! — крикнул щеголеватый господин.
И он очутился в воде и поплыл за лодкой, на которой с силою гребла цыганка. Они отплыли далеко от берега; плывущий сказал:
— Однако я устал!
— Так плыви скорее назад! — пугливо отвечала цыганка и сама стала грести к берегу.
— Я забыл снять сюртук, а то бы сколько хочешь проплыл.
Когда они вышли на берег, щеголеватый господин, встряхивая с себя воду, сказал:
— У-у-у! какая холодная вода! и точно: я заметил, что в озере есть омуты, так и тянут книзу.
— И сколько их, да еще у самых берегов! А кто не знает этого озера, доплывет к берегу и думает, что земля, — встанет, да провалится. Здесь да у дома только можно подойти к озеру, а то всё болото, — ораторствовала цыганка, пока выкупавшийся выжимал свой сюртук.
— Однако я озяб, — сказал он, — поеду скорее верхом, так согреюсь.
И щеголеватый господин свистнул. Лошадь, щипавшая траву невдалеке, прискакала к нему.
— Так ты едешь? — с расстановкой спросила цыганка.
— Да; а что?
— Так… а завтра? — спросила цыганка после некоторого молчания.
— Приеду, приеду; а ты будешь?
— Да!
— Ну, прощай!
И щеголеватый господин сел на лошадь и поскакал в лес, сказав:
— До завтра.
Цыганка пробежала несколько времени за лошадью, как бы желая что-то сказать уезжавшему, но вдруг остановилась и, озираясь кругом, тихим шагом возвратилась на то место, где они сидели; медленно опустясь на траву, она склонила голову на грудь и впала в глубокую задумчивость, вертя в руках батистовый платок, который она то складывала, то развертывала. Цыганка так была погружена в какие-то размышления, что не замечала, как солнце жгло ее шею, руки и голову.
Пронзительный свист с озера вывел ее из задумчивости. Она улыбнулась, вглянула на солнце и, сев в лодку, быстро понеслась по озеру, громко распевая какую-то унылую песню. Другая лодка, выехавшая из осоки, догнала ее; в ней был цыган с рыбными снарядами.
— Где ты была? — спросил он ее.
— В лесу.
— Одна?
— Да!
