Тавровскому не было счастья. Он разделил деньги, привезенные Иваном Софронычем, пополам и думал играть ими два вечера. Но через полчаса двадцати тысяч как не бывало, и Тавровский принялся за остальные. Иван Софроныч принимал судорожное участие в игре, сопровождал глазами каждую карту и не раз вскрикивал, когда Тавровский проигрывал большой куш. Но страдательное участие его не приносило пользы Тавровскому. Видя лихорадочное состояние Ивана Софроныча, Брусилов шутя замечал Тавровскому:
— Ваш почтенный управляющий принимает такое горячее участие в игре, что, право, я хочу проиграть, чтоб сделать ему удовольствие.
— Покорнейше вас благодарю! — воскликнул Иван Софроныч. — Не осудите старика!
— Немудрено, — отвечал Тавровский. — Ему очень нравится имение, которым я хочу заплатить вам мой проигрыш!
— А хорошее имение? — спросил Брусилов у Ивана Софроныча.
— Нет, — отвечал Иван Софроныч, начиная хитрить. — Много денег нужно положить, чтоб привести его в настоящее положение.
Тавровский невольно улыбнулся.
— Ничего, Иван Софроныч, не унывайте! — сказал Тавровский. — Вот если Матвей Александрыч даст мне шесть карт, так Софоновка останется еще за нами! — И он поставил карту, написал под ней куш и сказал:- Темная!
Иван Софроныч не выдержал и заглянул под карту. Лицо его покрылось смертельной бледностью: под картой стояла цифра, равнявшаяся всей сумме, остававшейся еще у Тавровского.
Пробило половина двенадцатого.
— Что, видно, решительная? — сказал Брусилов, увидав испуганное лицо управляющего. — И прекрасно! Мне скоро пора.
Брусилов дал четыре карты Тавровскому; но пятая была убита.
Тавровский поставил тот же куш. Брусилов убил его сразу.
— Баста! — сказал Тавровский. — Сегодня довольно!
— В самую пору, — заметил Брусилов и, сосчитав деньги, положил их в карман. Потом он встал, натянул перчатки и стал прощаться.
Иван Софроныч сидел как обваренный кипятком. Он машинально следил за движениями Брусилова, наконец расстегнул сюртук, достал бумажник и, вынув оттуда пачку ассигнаций, сказал умоляющим голосом:
— Батюшка Матвей Александрыч! не осудите старика, о чем попрошу вас. Вы изволили выиграть всё у моего барина; вот у меня наберется тысячи две, а может и побольше: не откажите пометать еще!
— Вы хотите играть? — с улыбкой сказал Брусилов, возвращаясь к столу.
— Хочется попробовать счастья; не погнушайтесь: конечно, я человек простой…
— Помилуйте, — прервал Брусилов. — Очень рад; готов в другой раз сколько вам угодно. Но вы знаете, что я должен ехать.
— Что вам стоит — долго ли взять две тысячи? — возразил Иван Софроныч. — Вы были так добры, что изволили давеча сказать, что проиграть готовы, чтоб потешить старика. Так хоть не откажитесь сыграть!
Голос Ивана Софроныча был так убедителен, что Брусилов, подумав немного, сказал:
— Ну извольте, для вас, одну талию.
Не садясь и не снимая перчаток, он взял карты и приготовился метать.
Иван Софроныч выдернул наудачу карту и поставил две тысячи пятьсот восемьдесят четыре рубля шестьдесят семь копеек — ровно всё, что подарил ему утром Тавровский.
— Если вы проиграете, я вам возвращу, — сказал ему удивленный Тавровский.
— Дана, — в то же время сказал Брусилов.
Иван Софроныч, как будто движимый вдохновением, быстро выдернул и загнул другую карту. И та была ему дана. Тавровский пособил своему управляющему загнуть третью карту, которая также была дана.
Иван Софроныч торжественно крякнул. Брусилов снял перчатки, но всё еще не садился.
— А много ли имею? — спросил Иван Софроныч, рассчитывая.
— Вы имеете теперь семь кушей от двух тысяч пятисот рублей, — сказал Тавровский. — Ставьте на пятнадцать кушей!
— Девятнадцать тысяч девяносто два рубля тридцать четыре копейки, — сосчитал Иван Софроныч. — Ну-с, теперь и вам можно играть, — сказал он, подвигая карты к Тавровскому.
— Нет, Иван Софроныч! что чужими деньгами играть! да и надоело! гораздо интересней смотреть, особенно вашу игру.
— Куда мне? я и играть не умею! — возразил Иван Софроныч.
— Поскорее, господа, — нетерпеливо сказал Брусилов, — последняя талия.
— Я вас поучу. Ну, Иван Софроныч!
И Тавровский загнул карту на 15 кушей.
— Не та! — сказал Иван Софроныч с каким-то судорожным испугом. — Вот!
И он вытащил другую карту и бросил ее к Тавровскому.
Тавровский загнул ее и с любопытством ждал талии, держа в руках свою карту, забракованную Иваном Софронычем: его интересовало, что она скажет.
Эта карта (девятка) была убита по второму абцугу, причем Иван Софроныч вскрикнул: так напугала его близкая возможность разом всё снова проиграть; а между тем судьба собственной его карты была еще неизвестна.
— Будет дана! — сказал Брусилов спокойно.
И точно, прокинув еще несколько карт, он дал ее.
— Да вы чудеса делаете, Иван Софроныч! — сказал Тавровский. — Вы в пять минут отыграли весь мой сегодняшний проигрыш!
— С новичками такие вещи бывают сплошь да рядом, — заметил Брусилов и посмотрел на часы. — У нас есть еще пять минут, — сказал он, всё еще стоя.
Но когда и следующая карта, поставленная Иваном Софронычем на половину выигрыша, была дана, Брусилов сел. Игра продолжалась еще полчаса. Иван Софроныч возвратил сорок тысяч, проигранные Тавровский в тот вечер, и выиграл еще семьдесят тысяч. Брусилов кончил игру и хотел заплатить чистыми деньгами; но Иван Софроныч отказался, объявив, что ему приятнее будет получить вексель Тавровского. Увидав вексель Тавровского, старик возгорелся желанием воротить все их в тот же вечер; он начал просить Брусилова еще поиграть; но Тавровский сказал ему, что такие вещи не водятся, что удерживать кого- нибудь — значит накликать беду на свою голову и что Брусилов и то уж сделал ему беспримерное снисхождение тем, что, раз перестав, согласился снова играть.
Брусилов обещал приехать завтра вечером.
Счастье продолжало благоприятствовать Ивану Софронычу: в следующий вечер он отыграл еще около ста тысяч. Через день Брусилов прислал записку, что не совсем здоров и быть у Тавровского не может, «а если вам угодно, — писал он, — то приезжайте ко мне да захватите с собой и вашего дядьку». (Так шутя прозвал он Ивана Софроныча.) Таким образом, Иван Софроныч имел случай быть в великолепном доме Брусилова и немало подивился затеям роскоши, которыми окружил себя прихотливый богач. Здесь он очутился в обществе людей образованных и богатых, которые, шутя и зевая, проигрывали или выигрывали значительные суммы, что, по-видимому, служило им не более как приятным возбуждением нервов. Всем чрезвычайно понравилось добродушие старика; гости шутили с ним и со смехом рассказывали друг другу, что Тавровский, сознав свою невинность и неопытность, обзавелся дядькой, без которого никуда не ездит.
В этот вечер решилась судьба Софоновки: Иван Софроныч отыграл деньги, проигранные Тавровский Брусилову, и тут же разорвал векселя, переданные ему Брусиловым.
Все поздравляли Тавровского и объявили в один голос, что каждый из них желал бы иметь такого дядьку до глубокой старости. И тут же многими лицами сделаны были Ивану Софронычу шутливые предложения перейти к ним в дядьки за двойную цену. Иван Софроныч, в сильной радости, смеялся,
