Настя не застала Гришу. Она решилась ждать. Но нетерпение, страх, мысль о том, что-то делает отец, мучительное предчувствие не позволяли ей ни минуты оставаться в одном положении: она очень скоро передумала ждать и бегом пустилась домой. У ворот свого дома она столкнулась с Генрихом, шедшим узнать свою участь.
— Ради бога, — сказала она ему с отчаянием, — погодите полчаса! побудьте где-нибудь; не входите! Сейчас должен прийти человек, который принесет деньги.
Генрих повиновался.
— Я приду через полчаса, — сказал он, удаляясь.
— Ты, Настя? — окликнул старик свою дочь.
— Я, батюшка.
— А Генриха еще нет?
— Нет.
Настя не смела войти в комнату отца, помня движение ужаса, которое обнаружил он при подобном покушении.
Она слышала скрып пера в его комнате и тяжелые вздохи. Сердце в ней разрывалось. С каждой минутой ужас, поддерживаемый гибельным предчувствием, возрастал в ней. «Что же нейдет Гриша? что нейдет Гриша?» — судорожно повторяла она и в мучительном нетерпении выбежала к воротам и жадно вглядывалась в лица идущим.
Гриши не было между ними!
Она была так взволнована, что не могла долго оставаться ни в каком положении, и, постояв пять минут у ворот, она как безумная снова кинулась к квартире Гриши.
Тем временем Генрих возвратился, постоял у ворот и вошел в квартиру Ивана Софроныча (Настя забыла или не сочла нужным запереть дверь).
— Ты, Настя? — окликнул опять старик.
— Я — Генрих Кнаббе, — отвечал молодой человек, приближаясь к двери его комнаты.
— Не входите сюда! — торопливо сказал Иван Софроныч. — Я сейчас выйду к вам.
Генрих остановился и стал ждать. Через минуту вышел старик. В руке его было письмо, с адресом, незапечатанное.
— Я не достал денег, — сказал он, — но всё равно: вот письмо, которое оправдывает вас. Прочтите его: по содержанию вы увидите, что должно делать… Прощайте!
Старик хотел идти, но не выдержал и, бросясь на шею к Генриху, рыдая, сказал:
— О, прости, прости меня! Не так думал я встретиться, не так поступить с сыном моего благодетеля!
У двери, ведущей в квартиру, послышались шаги.
— Идите! — сказал старик торопливо. — Не входите сюда!
И он поспешно ушел в свою комнату и долго вертел ключом, как будто замок не повиновался его дрожащей руке.
Вошла Настя — и вскрикнула, увидав Генриха:
— Вы уже были у него? он вас видел? что он вам сказал?
Генрих, пораженный известием, которое сообщил ему старик и которое лишало его всякой надежды, стоял, как приговоренный к смерти, бессмысленно держа в руке письмо, данное ему Иваном Софронычем.
— Письмо? — сказала Настя. — Откуда? чье?.. он вам дал его?
— Да, — машинально отвечал Генрих.
Настя вырвала у него письмо, развернула и прочла следующее:
«Милостивый государь Август Иваныч!
Не вините Генриха Кпаббе в том, в чем виноват единственно тот, кого уже теперь нет в живых…»
Настя не читала далее. Она всё поняла; с воплем кинувшись к двери, она толкнула ее с такою силою, что половинки быстро расскочились.
Настя увидела своего отца, который торопливо писал.
Подле него лежал пистолет.
— Батюшка, батюшка!
Старик сделал дочери своей грозный жест, как бы приказывая молчать и немедленно удалиться, и схватил пистолет.
— Генрих! Генрих! — закричала Настя, кидаясь к отцу.
Генрих быстро вошел.
Они соединили свои усилия, чтоб отвратить страшное намерение, которое старик непременно хотел совершить. Не прошло полминуты, как к ним присоединился третий помощник.
— Гриша! — с упреком воскликнула Настя. — Гриша! вот до чего вы довели своею медленностию! Принесли ли вы деньги?
— Принес!
Слово, произнесенное Гришей, имело действие электрического удара.
В одну секунду лица всех устремились к Грише.
Настя, Генрих и старик обратили к нему жадные глаза, полные сомнения и радости.
— Деньги? так он достал деньги? — проговорил старик.
— Вот они! здесь ровно сорок тысяч!
Деньги были переданы Генриху, который поспешно ушел, не слыша ног под собой.
Руки Насти и Гриши лежали одна в другой, соединенные самим Иваном Софронычем. Шла дружеская беседа, когда у дверей послышался звонок.
Настя впустила гостя: то был камердинер Петр.
— Приехал! — сказал он после первых приветствий. — Вам, кажется, было его очень нужно видеть, так я и поспешил повестить. Не больше часу, как приехал. Переоделся — и марш, а я к вам!
— Спасибо, Петруша! Да теперь уж не нужно: всё уладилось, слава богу, благополучно, — отвечал старик. — Мне лучше быть обязанным вам, дети мои, чем ему, — прибавил он тихо.
— Не нужно, так тем лучше! — заметил Петр. — А у нас в доме большая тревога… уж куда не люблю таких оказий!
— А что такое? — спросил Иван Софроныч.
— Да сегодня в десятом часу у старой барыни пропала шкатулка, в которой было, говорят, пятьдесят тысяч.
Глаза Ивана Софроныча и его дочери невольно и быстро обратились к Грише.
Лицо Гриши выражало величайшее смущение.
Часть тринадцатая
Глава LXI
Пропажа
Ложась спать, Наталья Кирилловна была поражена восклицанием испуга, которое вдруг вырвалось у Зины. Старуха долго допытывалась, что это значит, и наконец хватилась своего маленького ящика с деньгами, стоявшего на комоде. В минуту по всему дому быстрее молнии пронеслась весть о пропаже денег. На всех лицах появился ужас, а губы как бы самопроизвольно бормотали: «Пропали, пропали». Зина упала к ногам растерявшейся хозяйки дома и, рыдая, говорила:
— Господи! Господи! кто защитит меня? Я одна в доме знала, что тут деньги!
